Любовь

Любовь
25 марта в 15:22

Понимая, что мало кто пройдёт по указанной мною ранее ссылке, помещаю вдобавок ещё и свой рассказ "Бабуля" (с конкурса). В дополнение к "Рубежу" Владимира Ванина. Прочитайте, пожалуйста, оба рассказа и сравните наш, русский, менталитет всех народов
нашей Родины, живущих по Совести, по законам милосердия, и ИХ. Есть разница?

Любовь Пилинцова

Бабуля
-Помогите, мне, пожалуйста, найти тридцать пятый дом на улице Коллонтай.

Пожилая женщина умоляюще заглядывала мне в глаза. Правой рукой она всё время запахивала полу старенькой неопределённого цвета курточки, ноги в домашних тапочках были повёрнуты носками

внутрь. Только что киоскёрша пыталась помочь бабуле и теперь тоже тревожно вглядывалась в моё лицо из прямоугольника окошечка.

Я принялась расспрашивать старушку, и киоскёрша, облегчённо вздохнув, углубилась в свои дела.

- К дочери я приехала,- зачастила старушка, - устала очень. Мне бы тридцать пятый дом, квартира одиннадцать. И вдруг добавила: « А может быть, и сорок шестой – не помню точно».

Ничего себе задачка!

Я пролистала в голове все возможные варианты помощи.

- Знаете что. Давайте сейчас пойдём ко мне. Там я по компьютерному справочнику посмотрю адрес вашей дочери. Потом мы позвоним ей, и она за вами приедет.

-Давайте.- Бабушка с готовностью и покорно вложила свою ладошку в мою руку.

Так мы с ней рука в руке и прошагали весь путь до моего дома.

- Устали вы, наверное?

-Устала так, что ноги не несут.

- Как вас зовут!

- Нидой меня в нашей деревне все кликали. Нидкой и Нидкой. Я и привыкла.

- Странное имя. А по паспорту?

- По паспорту я – Степанида Григорьевна.

- Вы из своей деревни к дочери добирались?

- Из интерната я убежала. Не осталось больше сил терпеть. Плохо там. За людей там нас – жильцов не считают. Матерят.

- Кто же вас там материл?

- Да жильцы и материли. Всяких ведь там полно. Сама я в интернат попросилась. Домик мой в деревне

растаскивать начали, ворота унесли. Сыны мои в той же деревне живут. У них – хозяйство.

Работают от зари до зари. Приду к ним домой, а там невестки молчат и молчат. Тяжело это. У меня с памятью плохо. Забывать всё стала. Вот и решила в интернат оформиться. Нелегко пришлось. Документов много нужно было оформить. Но я всё преодолела. Зря только. Не надо было.

-Зря, конечно, вы, Степанида Григорьевна, от детей в дом престарелых подались.

-Тяжёлая жизнь мне выдалась, доченька. Работала много, детей растила. Многодетная я – пятеро детей у меня. Слушай, а, по-моему, мы к дочери моей и пришли. Похожий дом, узнаю я его. Двор тот же.

- Нет, Степанида Григорьевна, у вашей дочери другой адрес. А дома у нас здесь все похожи друг на друга, как в «Иронии судьбы».

- Похожи, похожи,- эхом отозвалась бабушка.

Оглядевшись в квартире, Степанида Григорьевна остановилась перед иконой.

-Молодец. Иконка у тебя есть. В церковь – то ходишь?

-В церковь, Степанида Григорьевна, не хожу. Бог у меня в душе живёт.

- Ну ладно – ладно. Как звать – то тебя? Я при случае, как попаду в церковь, свечку за тебя поставлю.

Молилась я всю дорогу, как ехала в город. Вот Бог мне добрых людей и послал. Мужчина один денег за проезд не взял , ещё водички купил и денежек немножко дал. И ты всегда молись. Бог поможет.

Как звать тебя? Детки – то есть? А муж? Хороший? А ручки у тебя золотые: вон какой кружок связала.

Бабушка щупала самодельный коврик на полу, гладила его сморщенной ладошкой. Я стала показывать ей одежду, которую оценили в московском журнале мод, предложили напечатать фотографии.

Посмотрела равнодушно и снова принялась любоваться простеньким ковриком.

-Пойдёмте кушать, Степанида Григорьевна.

-Ты мне лучше пить дай. Очень сильно я пить хочу.

- Утром кушали?

-Кушала. Невкусно. Каша.

После ужина бабушка притулилась в уголке дивана, спросила:

-Чем помочь тебе?

- Отдыхайте, Степанида Григорьевна.

-Устала я очень, - отозвалась. От жизни устала. Утром проснусь, думаю: «Почему опять живая? Смерть

зову. Но она где-то заблудилась.

-Живите, Степанида Григорьевна. Не пришёл ещё ваш срок.

-Видно, не пришёл.

Кот, который всегда прячется от гостей, прыгнул к бабушке на колени. Признал.

-Зачем жила? Не знаю. Муж рано помер. Председателем колхоза был. Заболел. На живот жаловался.

Я ему: «Езжай в больницу». А он ни в какую: «Без моего глаза мужики забалуют: пить зачнут. Посевная будет сорвана. Так и не поехал. Потом поздно уже было: аппендицит лопнул. Осталась я.

Не знаю, как и похоронить. В правлении сказали: « Не беспокойтесь – всё будет хорошо».

Хотя, что теперь могло быть хорошего? Пока живой муж был, я его не видела – работал много. А если

придёт домой, то часто с важными людьми, скомандует: «Накорми их». И я - ночь ли – полночь ли, устала – не устала, встаю и готовлю. Дети пошли – ещё тяжелее стало. В двадцать годков первую Галю

родила. Свекровь принимала. Остальных уже сама рожала.

- Как это сама?

- Так и сама. Я ж телятницей работала, теляток из коров вытаскивала. Детки – они ведь как телятки, такая же у них пуповина. Когда сынок должен был появиться, никого дома не было, кроме старшей дочки. Я ей говорю: «Галюня, натаскай, дочка, водички, печку истопи. Всё она сделала, как я попросила. А всего – то семь годков ей было. Когда взрослыми дети стали, разъехались по городам.

Все выучились, все высшее образование получили. Вот уж я с сумками поездила.

- Где же теперь ваши дочери?

- Сюда – то я к старшенькой Галюне приехала. Танюша и Валечка далеко: одна – в Тюмени, а другая-

в Киеве. Всё у них хорошо: детки замечательные. А как твои детки? Муж у тебя хороший?

Под говорок своей гостьи я занялась разыскной деятельностью. Первым делом проверила адрес по названной Степанидой Григорьевной фамилии «Сипунова». Фамилия такая оказалась на весь город одна. Набрала нужный номер. Оказалось, дочка Галюня уже три года по этому адресу не проживает.

« Координаты нам не оставили,- отозвался женский голос,- ничем помочь не могу».

- Степанида Григорьевна, как же так получилось, что вы не знаете, что дочка ваша по этому адресу три года не живёт? Она что, не навещала вас в интернате?

- Как не навещать? Навещала.

Пришлось звонить в милицию.

- Дежурный слушает.

Обрисовала ситуацию.

- Из какого интерната бабушка уехала?

- Степанида Григорьевна, из какого интерната вы убежали?

- Не помню. В лесу он находится. Там ещё всё время что-нибудь ремонтируют: то в одном месте разроют, то в другом. Стучат постоянно. Тяжело.

Старушка поёжилась, втянула голову в плечи и стала похожа на нахохлившегося воробышка.

- Степанида Григорьевна, вспоминайте, - я погладила её по седым волосам.

Она перехватила мою руку и прижалась к ней губами. И тут я заметила на её халатике прямоугольный штампик. Чёрная отметина красовалась на спине в области шеи и гласила: «……..ский интернат».

«И халат – имущество, и бабушка – имущество»,- подумала с горечью.

Несколько раз я звонила дежурному, когда удавалось узнать у моей подопечной новые сведения о родственниках. В справочнике нашёлся бывший зять.

- Как вам удалось меня разыскать? – Сипунов был в замешательстве.

-Так и удалось. Я вам – не милиция.

- Я со своей сто лет не живу и ей не интересуюсь. Хотите дам телефон внучки?

Хочу ли я? – Странный вопрос.

Снова звоню в милицию: « Это опять я»

- Мы сейчас приедем за бабушкой.

- Не надо. Не приезжайте.

- Мы отправим её в интернат.

- Она туда не хочет.

- Вам чужая бабушка мешает. Она не должна у вас находиться.

-Не мешает. Уже поздно. Сейчас бабушка ляжет спать. Завтра я разыщу её внучку, потому что сегодня дозвониться не получается.

Утром Степанида Григорьевна безмятежно спала. Я не стала её будить: слышала, как она ворочалась ночью.

Внучка нашлась. Звонок телефона раздался в тот момент, когда мы со Степанидой Григорьевной собирались завтракать.

- Я дочь. Спускайте бабушку на первый этаж. Я стою возле подъезда.

Меня охватила лёгкая оторопь: « Ничего себе! Могла бы и сама подняться наверх!», но спорить не стала.

Губы Галюни дрожали. Она протягивала мне денежную купюру. Я не смогла сказать ей ни слова из- за комка в горле. Молча отстранила её руку. Внук спас положение: «Бабуля!». Он шагнул навстречу и обхватил Степаниду Григорьевну руками. Я повернулась и закрыла за собой дверь подъезда.

Очень хочется верить, что теперь эти люди не покинут друг друга при жизни.



s