Прости меня, доченька
Марина стояла возле маленьких кювезиков, в которых спали её новорожденные дочки, и тихонько гладила их по крошечным ручонкам. Роды были тяжелые, преждевременные, Марину шатало от слабости, голова кружилась, но она всё-таки доползла до детской реанимации и вымолила у врачей разрешения побыть хотя бы 5 минут со своими крохами, которые так тяжело ей достались. Женщина смотрела на эти маленькие сморщенные личики, которые так забавно кривили ротики во сне, и горячие слёзы бежали по её щекам.
— Всё у нас будет хорошо, мои маленькие. Всё будет хорошо!, — повторяла она шепотом.
Вдруг Марина услышала резкий писк одного из датчиков. Через секунду она заметила, как одна из ее крошек начала медленно синеть. Забыв про боль и головокружение, женщина бросилась к двери с криком «Помогите!», но в дверь уже ворвалась медсестра, а за ней доктор. Началась суматоха, Марина кинулась обратно к кювезам, но кто-то крепко взял её под руки и вывел из реанимации.
Эта ночь была страшной и жутко долгой. Марина то лежала и тупо изучала трещинки в потолке, то вскакивала и принималась ходить по палате из угла в угол. Весь вчерашний день она пыталась узнать, что произошло с ее дочерью, но кроме слов «Состояние тяжёлое. Выясняем» она больше ничего так и не услышала. Так и не уснув ночью, совершенно разбитая и подавленная, утром она зашла в ординаторскую к педиатру.
— Слушаю Вас.
— Я Марина Пантелеева. Хочу узнать о состоянии моей дочери.
Врач нахмурился, отвернулся к окну, потом суетливо начал перебирать истории болезней, лежащие на столе. Наконец, он поднял глаза на посетительницу и, пытаясь придать голосу отчужденно-официальный тон, произнёс:
— Марина Ивановна, новости неутешительные. У одной из ваших дочерей тяжёлый порок сердца. К сожалению, прогнозы не слишком благоприятные. Если Вы заберёте обеих девочек, то больной нужен будет особый уход, который требует много времени, моральных сил и финансов.
— Что значит – «если заберёте»? , — изумилась Марина.
— Видите ли, от детей с подобными диагнозами в большинстве случаев отказываются… Поймите, это исключительно серьёзное заболевание.
Марина молча развернулась и вышла. В висках стучало, ноги подкашивались, было очень трудно дышать, она с трудом добралась до палаты и бросилась на кровать. Справившись кое-как со слезами, женщина дрожащей рукой взяла телефон и набрала номер мужа.
Телефон был отключен. Марина позвонила его сестре.
— Олег уехал в командировку. На север. Связи нет, — голос на том конце провода звучал неестественно.
— Какая командировка? Он же знал про роды!
— Марина, ты держись. — Сестра быстро положила трубку.
В палату вошла заведующая отделением. За ней — женщина в строгом костюме, с планшетом.
— Марина Ивановна, вам нужно подписать документы. Для перевода ребенка в федеральный кардиоцентр.
— Какую девочку? — Марина встала с кровати.
— Ту, что с пороком. Время дорого. Подписывайте.
Марина схватила планшет. В документе было одно имя. София Пантелеева. В графе «сопровождающее лицо» стояла фамилия врача, которого она видела впервые.
— А где вторая? Где Алиса?
— Вторая дочь остается здесь. Она здорова. Выписка через неделю.
— Я не подпишу. Я не отдам свою дочь незнакомым людям.
Женщина в костюме вздохнула.
— Тогда мы будем вынуждены обратиться в опеку. Вы одна, муж бросил, финансовое положение… Ребенку с инвалидностью нужна гарантированная помощь.
Марина выбежала из палаты, не слушая. Она побежала в реанимацию. У кювезов дежурила новая медсестра.
— Я хочу увидеть дочерей.
— Вам нельзя. У вас стресс.
— Я их мать!
Медсестра отвела глаза. Марина заметила, что один из кювезов был пуст.
Она рванулась к журналу посещений на посту. Последняя запись: «Пантелеева София. Перевод в кардиоцентр. Сопровождающий: врач Семенов А.Л.»
Рядом с журналом лежал пропуск. Марина сунула его в карман халата.
Она пошла в архив. Под предлогом поиска своей обменной карты она попросила историю родов. Архивариус, пожилая женщина, смотрела на нее с жалостью.
— Двойня? Тяжелые роды? Вам надо отдыхать, милая.
— Я хочу увидеть фото УЗИ. Последнее.
Женщина поколебалась, но достала папку. Марина развернула ее. На бланке УЗИ стояла дата за три дня до родов. Заключение: «Беременность 34 недели. Монохориальная диамниотическая двойня. Развитие плодов соответствует сроку. Патологий не выявлено.»
Порок сердца. Тяжелый. Не выявлен.
Марина сфотографировала бланк на телефон. Выйдя из архива, она наткнулась на своего лечащего врача.
— Вы чего тут ходите? Вам покой положен.
— На УЗИ за три дня до родов нет никакого порока.
Врач побледнел.
— Ошибка. Срочное УЗИ делали уже в родах. Там и обнаружили.
— Кто делал?
— Я не помню. Дежурный врач.
Марина пошла в кабинет УЗИ. Он был закрыт. Через стекло она увидела, что аппарат отключен, на нем слой пыли.
Она позвонила своему брату-журналисту.
— Саш, мне нужна помощь. Здесь что-то не так.
Через час он был в больнице. Высокий, с камерой через плечо. Он прошел с ней к заведующей.
— Александр Новиков, «Обозреватель». Хотел бы прокомментировать ситуацию с детьми Пантелеевых. Почему здорового ребенка разлучают с матерью под предлогом болезни второго, хотя УЗИ патологий не показывает?
Заведующая попыталась закрыть дверь.
— Это врачебная тайна!
— Нет, — сказал Александр. — Это уголовное дело. Я уже отправил запрос в прокуратуру. И поговорил с вашей медсестрой из ночной смены. Та, что была в реанимации. Она подтвердила, что ребенка забрали без официального акта.
В дверях появился мужчина в костюме. Тот самый Семенов.
— Успокойтесь, все в порядке. Ребенок в кардиоцентре. Вот документы. — Он протянул папку.
Марина выхватила ее. Среди бумаг было заключение кардиоцентра. На бланке. Без печати. Диагноз: «Критический врожденный порок сердца». И рекомендация: «Паллиативная помощь. Операция нецелесообразна.»
— Где она? — прошептала Марина.
— В палате интенсивной терапии. Вам туда нельзя.
— Я ее мать!
Брат Марины достал телефон.
— Давайте координаты этого центра. Я сейчас позвоню их пресс-службе и проверю.
Семенов замер. Потом медленно улыбнулся.
— Вы правы. Ребенок не в кардиоцентре. Он в частном пансионе для детей с особыми потребностями. По договоренности с вашим мужем. Олег Пантелеев подписал все документы неделю назад. Он платит за ее содержание. Он решил, что вам это будет… сложно.
Марина опустилась на стул. Все стало на свои места. Пропавший муж. Пустой кювез. Ложный диагноз.
— Он хотел сына, — сказала она брату. — Он говорил, что две дочки — это слишком. Слишком дорого.
Она взяла телефон и вызвала такси.
— Куда? — спросил брат.
— Забирать свою дочь. Обеих.
Она подписала бумаги на выписку здоровой дочери, Алисы. Потом они с братом поехали в частный пансионат, название которого ей с трудом удалось выведать у Семенова за обещание не поднимать шум.
Это был чистый, тихий дом на окраине города. Директор, удивленный их визитом, все же показал им Софию. Девочка лежала в кроватке, подключенная к мониторам. Она была бледной, но живой.
— Нам сказали, что это паллиативный случай, — сказал директор.
— Нет, — Марина бережно взяла дочь на руки. — Это моя дочь. И мы едем домой.
Она подала заявление в полицию на мужа и врачей. Олег вернулся из «командировки», когда дело уже передали в следственный комитет. Он пытался оправдаться, говорил, что хотел как лучше, что боялся нагрузки на нее.
Марина не слушала. Она сидела между двумя колыбелями и смотрела, как спят ее дочери. Одна — здоровая и крепкая. Другая — все же с небольшим шумом в сердце, но не смертельным. Просто особенность, с которой можно жить.
Она взяла телефон и отправила последнее сообщение Олегу перед блокировкой его номера: «Прости меня, доченька. За то, что почти поверила, что одна из вас — ошибка. Вы обе — мое единственное правильное дело в жизни».
Она выключила свет и осталась в темноте, слушая их ровное дыхание.
войдите, используя
или форму авторизации