Свекровь ударила меня ногой в живот прямо на глазах мужа. Тот только пожал плечами. Я молча пошла в спальню за конвертом с деньгами. «Вот это другое дело, неси сюда свою зарплату!» — протянула она руку. Но увидев содержимое, она рухнула на пол.
Субботнее пробуждение Марины было резким – звук захлопнувшейся двери ворвался в тишину. Семь утра. Кирилл, не удостоив даже прощанием, отправился на рыбалку. Она повернулась лицом к опустевшей половине супружеского ложа, невольно вспоминая времена, когда его утренний уход сопровождался нежным поцелуем. Теперь же, стремление не побеспокоить или простое забытье? Три года брака. Их гнездышко – скромная однушка на окраине, подарок матери Кирилла. Точнее, от Людмилы Фёдоровны. После смерти отца, когда Кириллу было всего двенадцать, она в одиночку тянула сына, работая бухгалтером на заводе, и не упускала возможности напомнить об этом.
На корпоративе у подруги Марина встретила Кирилла. Он произвел впечатление надежного, спокойного, трудолюбивого человека, лишенного показной роскоши. Предложение руки и сердца последовало стремительно, спустя полгода. Свадьба была скромной, что вполне устраивало Марину. Родители жили далеко, отношения с ними были прохладными. Она давно привыкла полагаться исключительно на свои силы.
Проблемы дали о себе знать почти сразу. Людмила Фёдоровна стала частым гостем, переходя от простых визитов к придирчивым проверкам. "Почему на окне пыль? Почему ужин не подан к приходу мужа? Почему в холодильнике покупные пельмени, а не домашние?" Марина пыталась отшучиваться, но свекровь не понимала юмора. Кирилл хранил молчание. "Ну, мам, хватит", – вяло бросал он и удалялся в комнату. Марина работала администратором в стоматологической клинике с зарплатой в сорок пять тысяч рублей. Кирилл трудился электриком на том же заводе, где когда-то работала его мать, получая шестьдесят тысяч. Людмила Фёдоровна вышла на пенсию два года назад, но, видимо, испытывала острую нехватку средств. Начались просьбы: сначала мелочь на лекарства, потом на продукты, и суммы росли. Кирилл отдавал без возражений.
Марина пыталась противиться: "Кирилл, нам самим на ремонт не хватает! Мы же хотели ванную обновить". "Мама одна, ей тяжело, она пенсию получает. Да и мы не купаемся в золоте". "Марина, не начинай. Она для меня сделала все". Марина умолкала. Бесполезно было спорить. Чувство вины, годами взращиваемое Людмилой Фёдоровной в сыне, было непробиваемым барьером для любых доводов. Деньги утекали все больше. Людмила Фёдоровна требовала то на коммунальные платежи, то на ремонт подъезда, то на взносы в кооператив, то на обследования. Марина молча сжимала зубы, тайком откладывая часть своей зарплаты. У нее была мечта – накопить на образование, пройти курсы бухгалтеров, чтобы найти более высокооплачиваемую работу, чувствовать себя увереннее, обрести независимость
Марина стояла перед свекровью, не выпуская из рук конверт. Та, как всегда, тянула пальцы вперед — нетерпеливые, сухие, будто привыкшие хватать, а не просить.
Марина развернула конверт, и Людмила Фёдоровна увидела аккуратно уложенные чеки. Не деньги — чеки. За лекарства, коммуналку, продукты. И копию договора займа на тридцать тысяч, который она, оказывается, оформила на имя Кирилла месяц назад. Марина нашла бумаги в почтовом ящике ночью, когда та по ошибке указала адрес их квартиры.
— Это… что? — свекровь дернулась, будто от удара током.
— Ваши «расходы», — тихо сказала Марина. — То, что вы просили вдвое, втрое выше реальной суммы. Я проверила.
Людмила Фёдоровна попыталась подняться, но села обратно — ноги будто подогнулись. Несколько секунд она молчала, потом неожиданно прохрипела:
— Ты… шпионила?
Кирилл вышел из кухни как раз в этот момент, застегивая куртку. Он увидел бумаги, мать на полу, Марину — усталую, бледную.
— Что происходит?
Марина протянула ему договор.
— Твоя мама оформила кредит. На тебя. Без твоего ведома. И просила деньги, будто выплачивает его сама.
Кирилл долго всматривался в листы. Лицо у него побелело — по-настоящему, без привычной вялости.
— Мам?
Людмила Фёдоровна дернулась, но взгляд отвела.
— Я… думала, ты поможешь. Всегда помогал.
Кирилл медленно опустился на стул.
— Ты втянула меня в долг. И врёшь мне годами. Зачем?
Ответа не последовало. Только затравленный взгляд — уже не надменный, а растерянный, почти чужой.
Марина почувствовала, как напряжение спадает. Она сказала спокойнее, чем ожидала от себя:
— Я не хочу войны. Но так жить нельзя. Я собрала вещи. Ухожу.
Кирилл поднял голову.
— Подожди. Дай мне разобраться. Без мамы. Без лжи. Я хочу поговорить. Нормально.
Марина вздохнула.
— Хорошо. Только не сегодня.
Она закрыла дверь за собой, оставив в коридоре тишину, и вышла во двор не оглядываясь назад.
Дождь только начинался — редкие капли падали на капюшон, будто подгоняли уйти быстрее. Она дошла до остановки, достала телефон и увидела десяток пропущенных от Кирилла. Не ответила.
Сутки она прожила у подруги – Ани. Тесная кухня, запах жареного хлеба, кошка, которая всё время путалась под ногами, — и странное ощущение, что дышится свободнее. Аня слушала молча, лишь изредка кивала, не перебивая.
Ближе к вечеру второго дня Кирилл пришёл сам. Стучал неуверенно, как будто боялся сделать неверный шаг.
— Можно? — он вошёл и сел на табурет, не снимая куртки. — Я поговорил с мамой.
Марина прислонилась к стене, скрестив руки:
— И?
— Она… в общем, у неё накопились долги. Много. Кредит не один. Половину скрывала. Я думал, что она просто переживает старость, что ей тяжело… А там уже коллекторы звонили. Она просила у меня деньги, чтобы закрывать дыры. Сначала — чуть-чуть, потом… — Он замолчал и сжал пальцы так, что побелели костяшки. — И соврала. Потому что боялась, что я откажу. Или что ты остановишь.
Марина тихо выдохнула.
— И что теперь?
Кирилл поднял на неё взгляд — усталый, но ясный.
— Я заберу её к тёте в Подольск. Там спокойнее, она присмотрит. Я помогу им, но так, чтобы это не рушило нашу жизнь. Кредиты оформлю на себя, раз уж так вышло. Буду закрывать. Без обмана.
Он встал, неловко подошёл ближе.
— Марин… я знаю, что промолчал слишком много раз. Что тебе приходилось терпеть. И что ты имела право уйти. Но я хочу всё исправить. Правда. Если… если ты ещё хочешь быть со мной.
Марина не ответила сразу. Просто смотрела на него — на растянутый ворот куртки, на мокрый от снега рыбацкий рюкзак у двери, на потерянный, совсем не геройский вид взрослого мужчины, который впервые за долгое время остался без подсказок матери.
Она сказала тихо, почти шёпотом:
— Я вернусь. Но если хоть раз это повторится — я ухожу окончательно. Без разговоров.
Кирилл кивнул, будто подписывал самый важный в его жизни договор.
— Понимаю.
Он потянулся обнять её, но Марина остановила его лёгким жестом.
— Дай мне пару дней собрать голову. А там… посмотрим.
Когда он ушёл, Аня выглянула из комнаты.
— Ну что?
Марина устало улыбнулась:
— Кажется, у нас будет ещё один шанс. Но уже по-другому.
Она села за стол, взяла свой конверт с отложенными деньгами — тот самый, и неожиданно почувствовала, что теперь может распоряжаться своей жизнью сама. Даже если останется с Кириллом. Или если уйдёт.
Просто потому, что впервые за несколько лет у неё снова был выбор.
войдите, используя
или форму авторизации