Как желтых туч пласты – осенние леса
Хоругвью шелеста твое клубили имя.
Со дна сознания преданий голоса
На алых лошадях, под гребнями седыми
Им смутно вторили... Песчаная коса
От волн хохочущих дрожала. Будто – в дыме
Ночном чуть видима, хватаясь за кусты,
С большой толпой подруг идешь купаться ты...
...И книгу февраля с застежкой золотой
Листает влажный снег, дыханья осторожней;
Твой ранний, горький смех – всепомнящей рукой,
Словарь твоей любви, – как розовые пожни
Под инеем сквозным, – вписал он в книге той.
Но я прочел не все, – и, что ни день, тревожней
Живет забытый край в душевной глубине,
Иголки башенок вонзая в сердце мне.
Я не его любил. Моим заветом не был
Ни город юности, ни игр забытых дом,
Но у тебя в глазах тонули даль и небо,
Двор с лошадьми, листок, летящий над прудом.
Но целый край, в лесах, в стоверстных волнах хлеба,
Стоял как зеркальце на столике твоем.
Тот мир, как мельница – росистая, ночная,
Спал, водяным столбом твой образ отражая.
Я в глупой гордости мечтал;
Одна мне рифма – древний Навин,
Что солнца бег остановлял.
Сентябрьский день в большом окне светлел,
Журчал, плескался, был жемчужно-бел,
Как пасмурно седеющее море.
В огромном доме просыпалась жизнь,
И двор, как кладезь, мглистый и бездонный,
Заговорил. Залязгали бидоны…
И окрик: «Петра, эй! Пора, садись!
Поехали!»
Со скрежетом и хрипом
Ушёл в свой рейс усталый грузовик,
А с неба падал с лепетом и всхлипом,
Струясь по крышам, по старинным липам,
Сентябрьский тёплый дождь…
Как будто бы навеки. Я не стал
Искать её следов. Так получилось.
Так жизнь сложилась. Но навеки я
Запомнил утро, тёплый дождь в широком
Распахнутом окне, и сумерек,
Редеющих в рассвете
Неуловимое очарованье,
И круговерть светящихся молекул,
Пронизанных твоим святым сияньем.
И принял душ. Съел свой привычный завтрак
(Три яица, лимон и крепкий чай),
И укрепился телом я и духом,
Вошёл в обыденность, как в лабиринт,
Без нити Ариадны.
Но лучи
Твоей любви живой ещё мне светят,
Горя вполнеба, как столбы сполохов.
войдите, используя
или форму авторизации