Я говорю о Данте, не нужны
Озлобленной толпе его созданья, —
Ведь для нее и высший гений мал.
Будь я, как он! О, будь мне суждены
Его дела и скорбь его изгнанья, —
Я б лучшей доли в мире не желал!
Микеланджело.
И высочайший гений не прибавит
Единой мысли к тем, что мрамор сам
Таит в избытке, – и лишь это нам
Рука, послушная рассудку, явит
Единой мысли к тем, что мрамор сам
Таит в избытке, – и лишь это нам
Рука, послушная рассудку, явит
Микеланджело.
Спустившись с неба, в тленной плоти, он
Увидел ад, обитель искупленья,
И жив предстал для божья лицезренья,
И нам поведал все, чем умудрен.
Лучистая звезда, чьим озарен
Сияньем край, мне данный для рожденья,
Ей не от мира ждать вознагражденья,
Но от тебя, кем мир был сотворен.
Я говорю о Данте... (перевод А.М.Эфроса)
Спустившись с неба, в тленной плоти, он
Увидел ад, обитель искупленья,
И жив предстал для божья лицезренья,
И нам поведал все, чем умудрен.
Лучистая звезда, чьим озарен
Сияньем край, мне данный для рожденья,
Ей не от мира ждать вознагражденья,
Но от тебя, кем мир был сотворен.
Я говорю о Данте... (перевод А.М.Эфроса)
«Божественную комедию» Микеланджело знал наизусть, это помогло живописцу в работе над фреской на алтарной стене Сикстинской капеллы «Страшный суд».
войдите, используя
или форму авторизации