
Муж и дочь исчезли на отдыхе в Карелии. 20 лет спустя она получает Шокирующее Письмо…
20 лет назад муж и маленькая дочь Елены Ивановой исчезли во время отпуска в Карелии. Поиски не дали ничего, ни следов, ни свидетелей. Теперь, оставив Петербург ради новой жизни на юге, она нашла в почтовом ящике конверт без обратного адреса. Пожелтевший лист дрожал в её руках. Прочитав его, Елена оцепенела. Правда оказалась страшнее любых догадок, терзавших её все эти годы.
Елена Иванова с замиранием вошла в дом, осторожно держа в руках небольшую коробку. Толстый конверт внутри, набитый пожелтевшими документами и старыми семейными фотографиями, казался ей тяжелее обычного. Новый дом пах краской, деревом и лёгкой сыростью, напоминая о том, что теперь она живёт у самого моря, далеко от своего питерского прошлого.
Переезд дался ей тяжело. Елена всю жизнь прожила в квартире на Васильевском острове, среди строгих петербургских линий, бесконечных дворов-колодцев и пронзительных северных ветров. Она до последнего сопротивлялась мысли о том, чтобы навсегда покинуть место, где когда-то были счастливы вместе с Михаилом и маленькой Катей. Но после 20 лет ожидания и напрасных надежд, что муж и дочь вернутся, она вдруг поняла: пришла пора их отпустить.
«Тётя Лена, давай помогу», — голос Павла вывел её из задумчивости. Племянник уже разгрузил коробки и теперь протягивал руку к той, которую она держала особенно бережно. «Нет, спасибо, Паша, я сама. Здесь только фотографии и документы», — ответила она тихо и пошла к кухонному столу, осторожно ставя коробку на гладкую поверхность.
Павел кивнул и передал ей бумаги, которые нужно было подписать после переезда. «Вот, тётя, акт приёма-передачи. Проверь, чтобы всё верно было», — сказал он мягко, чувствуя, что она ещё не привыкла к новому месту. Елена пробежала глазами по листу и тихонько вздохнула, увидев стоимость услуг перевозки — 300 тысяч рублей. Сумма казалась ей не просто деньгами, а неким символом расстояния, которое теперь отделяло её от старой жизни.
Подписав, она вернула акт Павлу. «Всё хорошо, тётя Лена, мы с Настей скоро снова заедем, поможем разобрать вещи», — тепло улыбнулся он, поправляя куртку. Когда Павел ушёл, дом погрузился в непривычную тишину, нарушаемую лишь шорохом листвы за окном и далёким шумом моря.
Елена опустилась на стул, покрытый ещё заводским пластиком, и обвела взглядом кухню. Старая мебель, привезённая из Питера, смотрелась здесь одновременно чужой и родной. Она провела пальцами по краям коробки, собираясь наконец открыть её, но в этот момент дверь скрипнула. «Лен, купила всё, что нужно», — голос Анны, её старшей сестры, был наполнен теплотой и заботой.
Анна втащила на кухню пакеты и улыбнулась сестре. «Давай я ужин сварю, пока ты тут разгребаешься». Елена улыбнулась, стараясь скрыть усталость и волнение. «Спасибо, Анют. Ты всегда знаешь, как меня поддержать». Анна, быстро разбирая покупки, украдкой смотрела на сестру, замечая грусть в её глазах. «Ты как себя чувствуешь, Лен? Знаю, не просто тебе дался этот переезд», — осторожно спросила она, подойдя ближе.
Елена пожала плечами, словно пытаясь сбросить тяжесть, которая давила на неё последние дни. «Честно, сама не знаю. Столько лет сомневалась, стоит ли это делать. А теперь, теперь уже обратного пути нет». Анна коснулась её плеча, ласково и успокаивающе. «Ты слишком долго ждала. Двадцать лет. Я всё понимаю, сестрёнка, но время лечит, если дать ему шанс». «Я думала, что готова», — тихо сказала Елена, глядя куда-то мимо. «Но как можно быть готовой оставить место, где счастье казалось таким крепким, а потом исчезло в один миг?»
Повисла тишина. Анна тоже знала, что значит терять самых близких. Всего год назад умер её муж, и теперь она сдавала квартиру на Петроградке, переехав следом за сестрой на юг. Не просто из солидарности, а из чувства, что вместе будет легче переживать утраты. «Ничего страшного, Лен, мы справимся», — мягко сказала Анна. «Не торопись со всем этим. Разберёмся вместе, не спеша».
Елена посмотрела на сестру с внезапной нежностью и благодарностью. Она поднялась и крепко обняла её, чувствуя, как тепло близкого человека возвращает ей хоть каплю привычного спокойствия. «Прости, что я вся в своих мыслях», — прошептала она. «Тебе тоже, наверное, нелегко было бросить дом после смерти Антона».
Анна погладила её по плечу. «Знаешь, этот дом нам обоим пойдёт на пользу. Слишком много хороших воспоминаний было в Петербурге, но... плохих воспоминаний всё больше, Лен. Я бы не смогла там жить дальше. Как будто стены давили. А у детей свои заботы, им не до меня». Она на мгновение замолчала, сдерживая эмоции. «А здесь легче. Честно».
Елена отвела взгляд, вытирая глаза краем рукава. «Тебе кто-нибудь уже звонил насчёт квартиры?» — спросила она, чтобы сменить тему. «Пока нет», — покачала головой Анна. «Прошло всего несколько дней. Подожду. Кто-то обязательно найдётся. В любом случае, дом рядом, всегда можно съездить проведать».
Анна вернулась к распаковке сумок, расставляя продукты по полкам. А Елена снова посмотрела на коробку на столе. Она потянулась, сняла крышку и начала доставать старые фотографии, аккуратно выставляя их на узкий деревянный комод у стены. Снимки, запечатлённые лица, улыбки, казались ей окном в прошлую жизнь, ту, которую она пыталась забыть, но так и не смогла.
Она держала в руках пожелтевший снимок, на котором были трое – она, Михаил и Катя – стояли у берега Онежского озера. Летний день, солнце, Михаил, обнявший дочь за плечи. И она, ещё молодая, смеющаяся в объектив. Елена на секунду прикрыла глаза. Сердце сжалось от боли. Казалось, с того дня прошло не 20 лет, а одна длинная, непрерывная зима. Её пальцы дрожали, когда она провела ими по лицам на фотографии.
Тогда, в то лето, всё ещё казалось поправимым. Они поехали в Карелию, снять домик у озера, пожить в тишине, подальше от шумного Питера. Отдохнуть, перезагрузиться, восстановить то, что начало трещать. В те годы Михаил всё больше увлекался идеей открыть собственный магазин, вкладывал силы, деньги, нервы. А Елена, работая учителем, тянула дом, дочь и всё хозяйство. Ссоры стали обычным делом.
Они думали, что поездка поможет. Но теснота, проблемы в пути, вечные разговоры о деньгах всё лишь усугубляло разногласия. Елена всё ещё слышала, как в тот день Михаил спорил с ней, собираясь забрать Катю на озеро. «Останься, разберись с нашими бумагами. Нужно всё привести в порядок. Я не собираюсь сидеть и корпеть над бумажками, пока вы отдыхаете», — резко ответила тогда она.
Катя смотрела то на мать, то на отца, широко раскрытые голубые глаза, полные тревоги. Потом, набравшись смелости, тихо попросила: «Мам, пожалуйста, только сегодня. А завтра мы все вместе куда-нибудь съездим». Елена нехотя согласилась. Смотрела, как они уходили вдоль берега, Катя, прижавшись к отцу, махала ей рукой. Тогда она и представить не могла, что видит их в последний раз.
Когда к вечеру они не вернулись, сначала Елена просто ждала, сердясь и тревожась. Потом начала звонить на мобильный Михаила, телефон не отвечал, только короткие гудки. Сотовая связь здесь часто пропадала. Она не придавала этому значения сперва. Но прошла ночь, и настал день. Телефон молчал. Тогда, цепенея от страха, Елена обратилась в ближайшее отделение милиции.
Начались долгие недели поисков. Лес прочёсывали местные волонтёры, водолазы проверяли озеро, но всё было напрасно. Машину не нашли, следов не нашли, никаких улик. Михаил и Катя исчезли, словно растворились в утреннем тумане. Так прошли месяцы, потом годы, а потом десятилетия. И по сей день Елена так и не узнала правды о том, что случилось с её мужем и дочерью.
Её пальцы крепко сжимали рамку с фотографией. Тихие всхлипы вырвались сами собой, заставив Елену вздрогнуть. Воспоминание о том дне, что преследовало её более двадцати лет, оказалось сильнее любой боли. Анна, услышав еле слышные всхлипы, подошла и осторожно забрала фотографию у дрожащих рук сестры. Легко коснулась её плеча. «Лен!», сказала она, откладывая снимок в сторону. «Это не твоя вина. Ты не могла знать, что тогда произойдёт».
Елена вытерла глаза ладонью. Голос был хриплым, будто с трудом пробиваясь сквозь комок в горле. «Когда я их в последний раз видела, мы с Михаилом повздорили. Если бы я знала!» Анна сжала её руку крепче, давая понять, что она рядом. «Может, давай уберём эту фотографию обратно в коробку. А пока займёмся чем-то другим, разберёмся с вещами. Помнишь, зачем мы тебя увезли на юг? Чтобы ты могла начать всё сначала».
Елена молчала, пытаясь вернуть дыхание в норму. Сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. «Ты права. Спасибо, Анют. Ты всегда была для меня опорой. Давай попробуем. Вместе». С тяжёлым сердцем Елена аккуратно вернула фотографию в коробку и закрыла её крышку. Затем потянулась за конвертом с документами, отложенным ещё с самого утра.
Внутри старого дома запах свежесваренного кофе наполнял кухню. Звон посуды, доносившийся с кухни, создавал ощущение домашнего уюта. Но даже здесь призраки прошлого будто затаились в каждом углу, напоминая, что их не так просто оставить за спиной. Елена разложила содержимое конверта на столе: паспорта, старые квитанции, письма, блокнот с записями. Лист за листом перед ней складывалась целая мозаика её прежней жизни. Она начала аккуратно перебирать бумаги, деля их на две стопки: «сохранить» и «выбросить».
Каждый клочок бумаги вызывал в памяти обрывки прошлого. Вот старый счёт за электричество, их первая квартира с Михаилом. Вот открытка к 8 Марта, наивно подписанная Катей в первом классе. Елена улыбнулась сквозь слёзы, аккуратно поглаживая знакомые буквы. На кухне Анна возилась с чашками, не мешая сестре, но своим молчаливым присутствием давая ту самую поддержку, которая была нужнее любых слов.
Елена почти механически продолжала сортировать бумаги, пока её руки не замерли. Среди аккуратных стопок обычных конвертов она наткнулась на один странный. Без надписей, без штампов, без обратного адреса. Она нахмурилась и осторожно взяла его в руки, повертела, ощутив, как внутри похолодело. Осторожно, почти не дыша, вскрыла конверт. Внутри лежал сложенный лист бумаги. Елена развернула его, и сердце её забилось чаще.
Неровный, дрожащий почерк. «Привет, мама. Я беременна. Мы с папой очень счастливы. Надеемся, что ты тоже счастлива». Её руки задрожали. Глаза заслезились так сильно, что строчки поплыли перед глазами. Почерк был небрежным, нервным, будто писали впопыхах. Но в каждой букве было что-то болезненно знакомое. Не тот детский почерк, которым Катя когда-то подписывала открытки, но всё же.
К письму была приложена фотография. Зернистое, чёрно-белое изображение – снимок УЗИ. Елена смотрела на него, боясь поверить. Голова закружилась. Руки дрожали. Могло ли это быть правдой? Катя, после стольких лет молчания? Она с усилием сглотнула и, почти не веря себе, позвала: «Анна, подойди сюда». Анна выбежала из кухни, встревоженная. «Лена, что случилось?»
Елена протянула письмо дрожащими руками. «Мне кажется, это от Кати. Но я не уверена. Я уже сама не знаю, что думать. Пожалуйста, прочти». Анна взяла листок, внимательно вчиталась. На её лице промелькнули удивление, тревога и что-то ещё. Давно забытая надежда. «Боже! Лен!» – прошептала она. «Это, похоже, правда от Кати». Сердце Елены гулко ударило в груди. «Где ты это нашла?» – спросила Анна, глядя на конверт. «Среди старой почты. Из Питера. Должно быть, пришло за пару дней до моего отъезда. Я тогда не успела её разобрать», – объяснила Елена.
Анна снова перечитала короткое послание, нахмурившись. На её лице застыла странная смесь надежды и настороженности. «Лена, нам нужно быть осторожными, – спокойно сказала Анна, не сводя глаз с сестры. – Это невероятно, если это правда. Но мы должны рассмотреть все варианты». Елена кивнула, хотя взгляд её был прикован к чёрно-белому снимку УЗИ, лежавшему на столе перед ней. Двадцать лет молчания, пустоты, и теперь этот крошечный кусочек бумаги вдруг стал для неё чем-то вроде спасательного круга. Слабым, но единственным.
«Есть ли там ещё что-то в конверте?» – тихо спросила Анна, стараясь вернуть сестру к реальности. Елена моргнула, возвращаясь из своих мыслей. Взяв в руки снимок, она вгляделась в него внимательнее. Сначала она не заметила этих деталей, слишком потрясённая, но теперь… «Посмотри сюда», – сказала она, указывая на угол изображения. «Срок беременности – почти 37 недель». Анна наклонилась ближе, разглядывая снимок. «Лена, – она помолчала. – Тут имя пациентки. Видишь? Написано – Екатерина Иванова».
У Елены на мгновение остановилось сердце, но она быстро взяла себя в руки. «Кто бы стал присылать мне фальшивое письмо с поддельным УЗИ через 20 лет после их исчезновения?» – прошептала она, больше себе, чем вслух. Она провела пальцем по снимку, остановившись на дате внизу. «Взгляни на дату рождения. 18 октября. День рождения Кати». Анна нахмурилась, пытаясь осмыслить происходящее. «В письме нет обратного адреса. Может, оно попало к тебе случайно? Или пришло на старый адрес, и кто-то переслал?»
Елена покачала головой. «Нет, Анна. Это письмо не случайность. Оно слишком точно попало ко мне. Это не совпадение». Анна вздохнула, колеблясь между робкой надеждой и страхом снова увидеть, как сестра страдает. «Лена, ты сама понимаешь, письмо может означать что угодно. У каждой семьи свои тайны». Она замолчала, но тут на кухне засвистел чайник, прервав разговор.
Анна извинилась и ушла налить чай, оставив Елену одну. Та, уставившись на снимок и письмо, вновь принялась перебирать в голове возможные объяснения. «Возвращаться в Петербург? Передавать это полиции? Но кто отнесётся к этому всерьёз спустя столько лет?» Из кухни донёсся голос Анны: «Лена, не торопись. Даже если это действительно от Кати. Зачем сейчас, спустя столько времени, такое странное письмо? Снимок УЗИ, пара строк. Может, за их исчезновением не стояло ничего страшного?»
У Елены перехватило дыхание. «Ты хочешь сказать, что они просто ушли? Из-за ссор? Из-за всего, что тогда было?» Анна вернулась с двумя дымящимися кружками чая. Её голос звучал спокойно, но твёрдо. «Я хочу сказать, что иногда нам приходится принимать вещи такими, какие они есть. Мы не можем изменить прошлое. Но можем решить, как жить дальше».
Елена сидела молча. Её пальцы рассеянно скользили по снимку, и вдруг она заметила: снимок был приклеен к письму не до конца. Любопытство пересилило. Осторожно поддев край, она отклеила снимок. На обороте проступали тусклые буквы. Надев очки, дрожащими руками, Елена разобрала: «Медицинский центр Аль-Таир». Она потянулась к телефону, набрала в поиске названия. Сердце гулко забилось, когда она увидела результат. Сочи, улица Курортная, Медицинский центр Аль-Таир.
Это было не совпадение. Это было больше, чем зацепка, — первая зацепка за все эти долгие годы. И она находилась здесь, в городе, куда Елена только что переехала. Елена резко поднялась, напугав Анну. Та едва не расплескала чай. «Лена, только не говори, что собираешься сделать что-то безрассудное». Голос Елены был удивительно ровным. «Нет, я не буду торопиться в полицию. Но я должна сама съездить туда, в клинику. Я должна знать. Понимаешь, Анна? Я должна попробовать».
Анна посмотрела на сестру, затем на снимок, который та крепко сжимала в руках. На её лице появилась та самая знакомая, тёплая, неизменная поддержка. «Лена, ты моя старшая сестра. И я с тобой. Что бы ты ни решила. Делай, как считаешь нужным, Жень. Только, пожалуйста, будь готова ко всему», — мягко сказала Анна. «Мне невыносимо снова видеть тебя в отчаянии. Особенно после всех этих лет, когда ты так старалась прийти в себя».
Елена кивнула. В её глазах ясно читалась решимость. «Я не могу это игнорировать, Анна. Даже если есть хоть малейший шанс, что Катя и Михаил где-то здесь». Анна вздохнула и тоже поднялась со стула. «Тогда ладно. Но я поеду с тобой. Ни за что не отпущу тебя одну в таком состоянии».
Они быстро собрали документы, сумки и направились к выходу. У самой двери Елена почувствовала, как в груди закипает странная смесь страха и надежды. После 20 лет темноты где-то внутри снова вспыхнул крошечный огонёк. Приведёт ли он к правде, Елена не знала. Но впервые за долгие годы она ощущала не пустоту, а что-то похожее на надежду.
Поездка до медицинского центра «Аль-Таир» заняла меньше получаса, но для Елены время растянулось бесконечно. В голове гулко стучало: «Катя… моя девочка… здесь?» Она ловила себя на том, что руки дрожат так сильно, что едва удерживают сумочку. Анна молча вела машину, лишь изредка бросая быстрые взгляды на сестру. Обе знали: возвращения к прежней жизни уже не будет, какой бы правдой ни обернулось это письмо.
Здание клиники оказалось современным, стеклянно-белым, с аккуратными клумбами у входа. Внутри пахло антисептиком и кофе из автоматов. Люди в белых халатах сновали по коридорам, пациенты тихо переговаривались в очереди. Казалось, что ничто не предвещает тайны, которая могла скрываться за этими стенами.
У регистратуры сидела женщина лет пятидесяти с доброжелательной улыбкой. Елена придвинулась к стойке, ощущая, как подкашиваются колени.
— Здравствуйте, — её голос прозвучал хрипло. — У меня вопрос… к вам на учёте была женщина по имени Екатерина Иванова. У неё должны быть данные по УЗИ, примерно месяц назад.
Администратор привычно пробежала пальцами по клавиатуре.
— Иванова… Екатерина… минутку. — Она щёлкнула мышкой и нахмурилась. — Да, действительно, есть. Срок беременности — тридцать семь недель. Последний визит три недели назад.
Елена почувствовала, как сердце ухнуло куда-то в живот.
— Можно ли… увидеть её? — прошептала она.
Администратор посмотрела настороженно.
— Простите, но мы не можем разглашать данные пациентов. Только с их согласия. — Она чуть смягчила голос: — Если вы родственница, оставьте свой номер. Я передам доктору, ведущему её беременность.
Анна положила ладонь на руку сестры, будто удерживая её от резких слов.
— Спасибо, — спокойно сказала она. — Мы оставим контакты.
Они вышли из клиники в тяжёлом молчании. У входа Елена не выдержала:
— Анют, ты понимаешь? Она здесь. Моя Катя! Живая! — глаза её заблестели.
Сестра глубоко вздохнула.
— Лена, это может быть совпадение. Иванова — распространённая фамилия. Но если это правда… тогда придётся выяснить, почему она не вышла на связь двадцать лет.
Вечером телефон зазвонил. Елена подскочила, будто током ударило. Голос женщины на том конце звучал ровно и профессионально:
— Это доктор Сафронова, акушер-гинеколог. Вы оставляли контакты насчёт Екатерины Ивановой?
— Да! — Елена едва не закричала. — Я её мать! Пожалуйста, скажите…
Доктор сделала паузу.
— Понимаю ваши эмоции. Но должна предупредить: ваша дочь просила не сообщать о ней родственникам.
Елена оцепенела.
— Она… она действительно моя дочь? Вы видели её документы?
— Да. В карточке указан паспорт. Год рождения — 1985. Петербург. — Голос врача стал мягче. — Но она категорически отказывается встречаться с семьёй.
Елена прижала трубку к губам, чтобы не всхлипнуть.
— Но почему? Что случилось?
Доктор вздохнула.
— Я не имею права разглашать личные обстоятельства. Всё, что могу сказать: ей осталось совсем немного до родов. И ей нужна поддержка. Но только она сама решает, кого подпускать к себе.
Связь прервалась. Елена сидела с телефоном в руках, словно с оружием, которое боится выпустить. Анна рядом положила руку ей на плечо.
— Лена, если Катя не хочет встречаться, на то есть причина. Может, Михаил… запретил ей искать тебя? Может, он жив?
Имя мужа ударило, как ножом. В голове Елены мелькнула мысль: если Катя жива, значит, и Михаил тоже мог быть жив. Но где он? Почему столько лет скрывался?
Ночь прошла без сна. Утром Елена решилась. Она вернулась в клинику одна, Анне сказала лишь: «Мне нужно самой». Она сидела у выхода из медцентра несколько часов, пока наконец не увидела молодую женщину с большим животом, медленно выходящую на улицу. Широкие скулы, тонкая шея, взгляд знакомых голубых глаз… Елена узнала её мгновенно, без сомнений.
Это была Катя. Её дочь. Живая.
Но рядом с ней шёл мужчина. Высокий, в тёмной куртке, с густой бородой. Он держал Катю под руку, заботливо поддерживая. Лицо его Елена не разглядела сразу, но когда они приблизились… сердце остановилось. Это был Михаил. Её муж. Не постаревший так, как ожидалось за двадцать лет, но явно он.
Елена вцепилась в скамейку, чтобы не закричать. Слёзы текли по лицу. Она смотрела, как муж и дочь проходят мимо неё, словно она — чужая.
Они сели в тёмный внедорожник.
Елена стояла, глядя им вслед, сердце готово было разорваться. Но вдруг дверь внедорожника открылась, и оттуда выглянул молодой мужчина — темноволосый, в очках, явно младше Михаила. Он махнул рукой Кате и поспешил к ней. Михаил остался рядом, поддерживая дочь, пока тот обнял её и поцеловал в висок. Елена едва не рухнула от облегчения.
Елена прижалась к стене клиники, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось так, что отдавалось в висках. Она смотрела, как Катя и молодой мужчина смеются о чём-то у машины, а Михаил стоит чуть поодаль, словно чужой среди них, но в то же время — свой. Сцена казалась настолько обыденной, что именно это больше всего сбивало с толку.
Катя заметила её первой. На секунду замерла, потом медленно пошла к матери. Мужчина удивлённо посмотрел вслед, но не стал вмешиваться. Михаил тоже двинулся ближе, и Елена ощутила, как внутри поднимается комок — злость, обида, но сильнее всего облегчение.
— Мама… — голос Кати дрогнул, но она улыбнулась. — Это действительно ты.
Елена едва не ответила сразу, но взгляд её скользнул к Михаилу. Он стоял, не поднимая глаз, будто ждал приговора.
— Объясните, — только и смогла произнести она.
— Мама, я знаю, ты никогда не простишь нас до конца… но мы исчезли не по своей воле. Тогда, в Карелии, папа поссорился с какими-то людьми. Он занял деньги на свой бизнес, а вернуть не смог. Они начали угрожать. В тот день, когда мы пошли гулять к озеру, нас просто забрали. Сначала думали — убьют, но потом предложили сделку: исчезнуть навсегда. Папа понял, что если вернёмся, пострадаешь ты.
Елена сжала её пальцы сильнее, пытаясь поверить в услышанное.
— Первые годы мы жили в чужих городах, меняли документы, скрывались. Потом привыкли к новой жизни. Я выросла, встретила Илью… — Катя посмотрела на мужа с нежностью. — Но всё это время я мечтала, что однажды смогу найти тебя. Когда узнала, что мы теперь в одном городе, решилась.
Она заплакала, прижимаясь к Елене. — Прости, мама. Мы молчали ради твоей безопасности. Но теперь всё позади. Мы свободны.
– Но целых 20 лет, неужели не было возможности выйти на связь?!
Михаил тяжело вздохнул, словно собираясь с силами, и заговорил:
— Лена… если бы ты знала, как я хотел связаться с тобой. Каждый день. Но я понимал — стоит мне дать хоть малейший знак, и они найдут нас. Эти люди следили, проверяли, не раз предупреждали: «Попробуешь выйти на связь — твоей жене конец». Я жил с этим страхом двадцать лет. Я видел, как Катя растёт без тебя, как тоскует, но я не мог рисковать твоей жизнью.
Он опустил глаза, голос сорвался:
— Первые годы мы переезжали каждые несколько месяцев, меняли имена, документы. Даже письмо отправить было невозможно — любое совпадение могло выдать наше местоположение. А потом, когда угроза вроде бы ушла, я уже не знал, как вернуться. Слишком много времени прошло, слишком много лжи вокруг. И я боялся: вдруг ты уже нашла силы жить дальше без нас?
Он посмотрел на Елену усталыми глазами. — Я всё это время был рядом мыслями. Но шагнуть к тебе — означало снова подвергнуть тебя опасности. И только теперь, когда всё в прошлом, я решился.
– Прости, если сможешь…
войдите, используя
или форму авторизации