А всего-то и нужно было не предавать и защитить своего же ребенка...
— Завтра вызывают в школу! — жена бросает сумку и устало садится на лавку в прихожей.
— Что случилось?- спрашиваю.
— Твой сын опять провинился!
Я улыбаюсь. У нас давно так: все хорошее у детей от нее, все плохое — от меня. Не сопротивляюсь. Некоторые их «недостатки», напротив, считаю достоинствами. Сажусь с ней рядом. Она кладет голову на плечо.
— Зинка звонила. Говорит, он какое-то мусорное ведро выкинул из окна школы прямо на улицу!
«Зинка» — директор школы.
— Может, ты сходишь?- она жалобно смотрит мне в глаза.
— Конечно схожу! — соглашаюсь я.
Это месть. 2 месяца назад директриса сделала промах, также вызвав жену в школу. Но пришел я. Случай был неординарный. Из ряда вон. Я был огорчен, разозлен и расстроен поступком своего 15-летнего сына. Он хотел сделать фейерверк из оставшихся с Нового года петард и пронес его на дискотеку в школу. Хорошо, что дежурившие преподаватели вовремя заметили и изъяли.
Зинаида Павловна оставила меня на растерзание завучу. Я не сразу признал в ней руководителя. Маленькая, серенькая, в непонятной одежде, говорит несвязно. Мне она больше напомнила техничку.
После почти часового допроса одним-единственным вопросом «Вы представляете, что было бы, если бы он его взорвал?» я не выдержал и сам вызвал в школу оперативную машину с надписью «Разминирование». Это ЧП. Ситуация пошла по непривычному сценарию. Такое не прощается.
Это должна была быть первая наша встреча. Мы не встречались с ней до этого раза. Она не знала об этом, и за мной было преимущество. Мы с сыном проходим в директорскую. Останавливаю его в секретарской и вхожу в кабинет.
Там сидят человек 5. Сама Зинка стоит. Увидев меня, удивляется, но не подает вида. Даже улыбается холодной улыбкой. Я представляюсь. Очень любезно здоровается и просит меня пригласить сына, почти приказывает:
— Приведите, пожалуйста, сына сюда!
— Зачем? — удивляюсь.
— Затем, чтобы мы послушали его и он рассказал нам, как он мог совершить такой гнусный проступок! — она недовольна и начинает злиться. Обычно вопросы задает она.
— Он никуда не пойдет. Я пока не знаю, что именно он совершил. Давайте, пожалуйста, без ваших вердиктов, — беру ситуацию в свои руки. Не люблю, когда мне указывают, что делать. Я уже послушал его версию. Теперь вы мне расскажете, что произошло.
Зинка как будто не слышит меня:
— Пригласите, пожалуйста, вашего сына сюда и присаживайтесь сами! — подталкивает мне стул.
Я закрываю дверь. Сын остается в секретарской.
Мне знакома эта ситуация. Пришлось побывать на таких судилищах. С тех пор ненавижу подобные собрания и организовывающих их людей. Зинка слабый человек. Таким нельзя доверять власть. Тем более власть над детьми. Представляю, сколько судилищ было в ее кабинете. Сколько сломанных детских душ вышло отсюда. А главное, преданных собственными родителями.
Я хорошо знаю этот метод. Человека заводят и ставят перед всеми. Он уже обвинен. Приговор давно вынесен такими «зинками». Но весь интерес в другом: нужно растоптать человека. Нужно сломать и уничтожить, чтобы он больше никогда не поднял голову против системы. Судилище маленького человека. Который не научился еще себя защищать. И для этой цели приглашают родителей. Их сажают специально рядом с собой, прямо напротив их собственного ребенка. Потом начнется допрос. И на каждый ответ директриса будет смотреть в глаза родителям:
— Вот видите! Посмотрите на него!
Как такое вообще могло прийти в голову?! И родители послушно будут кивать головой, соглашаясь. Соглашаясь, они совершают предательство. Злой гений Зинки торжествует. Как еще больнее можно предать ребенка, как ни тем, что самые родные ему люди прилюдно отказываются от него?
Я принципиально не сажусь на стул. Хочу дать понять, что для меня это дело не стоит выеденного яйца и у меня нет никакого желания сидеть тут и обсуждать моего сына.
— Вы пригласили меня в школу — я смотрю прямо ей в глаза. — Будьте любезны, объясните мне причину вызова.
Зинка теряется и ничего лучшего не находит, как опять попросить пригласить сына в директорскую. С ней все понятно. Я продолжаю шоу. Поворачиваюсь к классной руководительнице и спрашиваю ее о случившемся. Она ерзает на стуле и нервно выкрикивает мне:
— Я попросила его выбросить мусор! Он отказался, и я его заперла в кабинете! Он выбросил мусор в окно!
Я оглядываю всех.
— По какому праву вы запираете моего сына в кабинете?!
Учительница хлопает глазами. Я начинаю злиться.
— Почему мой сын должен выносить мусор в школе?! — я перевожу взгляд на Зинку. — У вас тут что, тюрьма? Может, прислать комиссию в школу? Может, у вас для этого нет уборщицы или кто-то получает деньги по фиктивной подписи?
— Может быть, мы все-таки послушаем версию вашего сына?! — раздается голос единственного молодого мужчины. Это прогиб. Перед Зинкой. Он молод, как потом выяснилось, баллотируется в депутаты. Знаем мы таких депутатов.
— Вы кто?! — спрашиваю его.
— Я учитель этой школы!
— Какое отношение вы имеете к моему сыну?!
Он теряется и беспомощно крутит головой.
— Я в комиссии! В педсовете! — находится он.
— Тогда давайте пригласим моих и его друзей. Его тренеров из спортшколы, соседей по дому. Это будет мой педсовет. И тогда мы послушаем всех.
Все приутихли. Я обращаюсь к Зинке:
— Судилище хотели устроить? Не получится. Даже не пытайтесь. Я хорошо знаю законы. Даже в вашем законе, в школьном, нет таких правил! Не ведите себя как собственник этого заведения! Вас наняли, вот и учите! А воспитывать будем сами, без вас!
Я хлопаю дверью. Шах и мат.
Обнимаю сына, и мы идем с ним домой.
— Жизнь такая, сынок. Они теперь будут ловить тебя на промахах, чтобы припомнить обиду!
— Я обещаю, пап, что больше тебя не вызовут в школу!
— Это чепуха. Найдем другую...
Я рад этой ситуации. Она позволила мне защитить своего ребенка. Она важна для нас обоих. Слово он сдержал. До конца обучения нас больше в школу не вызывали. Вся школа завидовала ему. А всего-то и нужно было не предавать и защитить своего же ребенка..
P. S. Так кто же здесь прав? На чьей же стороне эта правда?
Рустем Шарафисламов
войдите, используя
или форму авторизации