«Такого, чтобы я проснулась знаменитой, не было. Люди ко мне как бы привыкали, постепенно стали узнавать, фамилию выучили, начали подходить, автографы
просить, говорили: «Ой, как приятно вас видеть!» Правда, часто путали с Тереховой и Вертинской, и огорчались, что я не одна из них. Со временем появились и мои личные поклонники, порой назойливые. Меня всегда раздражало и тяготило повышенное внимание ко мне, настойчивое желание пообщаться. Не хотелось никому ничего рассказывать. Некоторые были активными, надоедливыми в своих признаниях, звонках, письмах — в те времена киноактерам писали письма. И я получала, какие-то — интересные, достойные — храню до сих пор.
Помню, один человек все писал из тюрьмы, и продолжалось это довольно долго. Однажды раздается звонок в мою квартиру. Открываю, на пороге стоит незнакомый мужчина, улыбается. «Вот, — говорит, — отмотал я свой срок и приехал». А я дома одна с маленькой дочкой. В ужасе захлопнула дверь, он давай колотить: «Откройте, откройте, все равно войду!» Маша плачет, надрывается. Я к телефону, вызвала милицию. Они приехали, скрутили ему руки, позвонили мне, я вышла. Спрашивают: «Вы знаете этого человека?» — «Нет, не знаю». К нему: «Зачем вы сюда пришли?» И он отвечает: «Люблю ее, хочу жениться». Они его увезли. Потом позвонили мне, рассказали, что, оказывается, дядька этот еще и какой-то полупомешанный, в психиатрическом диспансере стоит на учете, а адрес мой узнал в адресном бюро. Было страшно.
В общем, я давным-давно уже перестала даже к телефону подходить. Когда еще не было мобильных, с домашнего тоже трубку не снимала. На звонки отвечаю лишь своим.
И одеваться я стараюсь неброско, на улице пытаюсь замаскироваться: закутываюсь в шарф, в платок, практически не снимаю темные очки. И вообще мой комфорт — забраться в свой, как я говорю, кошкин дом и спрятаться там. От всех изолироваться. Так и сидела бы, никуда не выходя — ни на фестивали, ни на другие мероприятия, где нужно блистать, быть красивой. Честное слово, ничего этого мне уже не нужно.
Раньше, когда была молоденькой, 30-35-летней, как-то все легко было: и ночи бессонные, и прогулки до утра, а наутро как ни в чем не бывало отправлялись на съемку. Встрепенешься, реснички-губки подкрасишь, головку вымоешь, хвостик завяжешь — и снова красавица, готова к «творческим свершениям». А теперь на все приходится тратить время. Выспаться надо как следует, в парикмахерскую пойти, чтобы не впопыхах сделать укладку, маникюр, над макияжем поработать… Словом, все требует усилий и времени, то есть затраты жизни. А тратить ее на это уже совсем не хочется».
Лариса Удовиченко
«Театральные люди»
войдите, используя
или форму авторизации