Я отказываю в сочувствии
ранам, выставленным напоказ, которые трогают сердобольных женщин, отказываю
умирающим и мертвым. И знаю почему.
Были времена в моей юности, когда я жалел гноящихся нищих. Я нанимал им
целителей, покупал притирания и мази. Караваны везли ко мне золотой бальзам
далекого острова для заживления язв. Но я увидел, мои нищие расковыривают
свои болячки, смачивают их навозной жижей, — садовник так унавоживает
землю, выпрашивая у нее багряный цветок, — и понял: смрад и зловоние --
сокровища попрошаек. Они гордились друг перед другом своими язвами,
бахвалились дневным подаянием, и тот, кому досталось больше других,
возвышался в собственных глазах как верховный жрец при самой прекрасной из
кумирен. Только из тщеславия приходили мои нищие к моему целителю,
предвкушая, как поразит его обилие их зловонных язв. Защищая место под
солнцем, они трясли изъязвленными обрубками, попечение о себе почитали
почестями, примочки — поклонением. Но, выздоровев, ощущали себя ненужными,
не питая собой болезнь, — бесполезными, и во что бы то ни стало стремились
вернуть себе свои язвы. И, вновь сочась гноем, самодовольные и никчемные,
выстраивались они с плошками вдоль караванных дорог, обирая путников во имя
своего зловонного бога.
войдите, используя
или форму авторизации