В мужском отделе пара. Выбирают рубашки. Полноватый мужчина смущённо прячется в примерочной, а его спутница продолжает выбор, с нежностью уточняя продавцу:
Чуть побольше... животик.
Нежность достигает и меня.
Я иду к эскалатору и вспоминаю Марину. Мы прожили вместе четыре химии.
Она лежала в своей узкой коечке, похожая на хрупкого ушастого сорванца с голубоватой лысиной. Каждый вечер к ней приходил её парень и приносил ошеломительные банданы с самопальными надписями вроде Мой нос чует твоё возвращение и кепки с медвежатами.
Он держал её пальцы в своих ладонях и ржал как конь, рассказывая весёлые истории и цитируя Терри Пратчетта.
А потом я выходила проводить его до лестницы и он безнадёжно плакал на моём плече.
Димка...
У его Кати всегда был в сумочке привязанный к переносному ледяному генератору инсулиновый шприц, потому что Димка забывал о нём.
Евгений Николаевич ушедший в безвременье мой пациент.
После Афгана раны не давали ему спать, ПТСР жить полноценно. Его ослепительной красоты жена, к которой настойчиво, но безуспешно лезли питерские царьки, каждый вечер пела с ним под гитару и целовала его шрамы... Он был обыкновенным школьным учителем.
Елена Прекрасная. Ленка. Врач-рентгенолог, называвшая себя двухтонной лабораторией и шившая на заказ свои белоснежные кокетливые халаты.
Её муж длинный, как жердь, мастер спорта по плаванию, был моложе на одиннадцать лет и таял, словно ванильное мороженое, обнимая загребущими руками столько Ленки, сколько мог.
Память услужлива... и я то смеюсь, то плачу.
Это моя реакция на Любовь.
Её ведь, как и нежность, ни с чем не спутаешь, права Ахматова.
И пусть она так же тиха и ненавязчива, но ещё ни один задиристый цинизм не заглушил её чистый голос.
Ни одна грязь не пристала к её светлым одеждам.
И ни один потребитель, гоняющийся лишь за тем, что можно показать, не оказался счастливее того, кто научился чувствовать любовь и принимать другого человека как самого себя...
Лиля Град
войдите, используя
или форму авторизации