Истории на ночь...продолжение

Надежде понравилась запись

Истории На Ночь...продолжение
7 октября в 13:39

Оформив дарственную дочери на дом, я и подумать не могла, что моя жизнь превратится в кошмар, и жить я буду в холодном сарае. Но в один из дней я нашла папку мужа с надписью "Открыть, когда всё потеряно" и я открыла...

Солнечные лучи робко проникали сквозь полупрозрачные занавеси, нежно касаясь старенького кухонного стола, за которым мы с Виктором когда-то делили чаепития. На столе возвышались три папки: "Моё будущее и будущее моих детей". Я решилась исполнить волю покойного мужа: "Марина, одари их всем, пока ты жива. Пусть радуются, а ты будешь спокойна". Виктора не стало несколько лет назад. Неожиданный сердечный приступ, и квартира без него казалась непомерно большой и пустой.

Я поправила потёртую скатерть и открыла первую папку. Документы на просторный дом с земельным участком в черте города. Он перейдёт Алине, моей старшей дочери. Вторая папка – для Кирилла, моего сына. Загородный дом в нескольких километрах от города и гараж с его видавшей виды "Ладой". Третья – для Карины, младшенькой. Сбережения и кооперативная квартира, которую мы с Виктором приобрели в девяностые. Я улыбнулась, представляя радость детей. Виктор всегда говорил: "Дари от чистого сердца, Марина, а не из чувства долга". Звонок в дверь прервал мои размышления. Алина, как всегда, пунктуальна. Я пригладила волосы, поправила платье и пошла открывать. "Мам, привет!" – Алина чмокнула воздух возле моей щеки. В свои годы она была похожа на меня в молодости: те же каштановые волосы, те же высокие скулы, но в её глазах читалась жёсткость, которой у меня никогда не было. "Кирилл и Карина уже здесь?" – спросила она, проходя в прихожую. "Ещё нет. Ты же знаешь, Кир всегда опаздывает, а Карина только с поезда". Алина вздохнула, бросив сумку на диван. Как обычно. К двум часам дня все собрались за столом.

Кирилл нервно постукивал пальцами по чашке с чаем. В свои годы он так и не нашёл своё призвание: то автомеханик, то менеджер, то снова без работы. Карина, моя младшая дочь, сидела тихо, сложив руки на коленях. В свои годы она работала учительницей в начальных классах, любила свою работу, но дохода она почти не приносила. Я откашлялась, ощущая дрожь в пальцах. "Я собрала вас, потому что приняла важное решение. Ваш отец всегда говорил, что нужно давать от чистого сердца. Поэтому я решила распределить имущество сейчас, пока я жива, чтобы видеть вашу радость". В комнате воцарилась тишина. Кирилл выпрямился. Карина удивлённо вскинула брови. Алина осталась невозмутимой, но её глаза блеснули. "Алина", – я подвинула к ней первую папку, – "Ты всегда любила этот дом. Здесь ты выросла, здесь мы отмечали твоё восемнадцатилетие. Он твой". Алина слегка улыбнулась, но тут же скрыла эмоции. "Спасибо, мам. Это… неожиданно". "Кирилл", – я повернулась к сыну, – "Тебе достанутся дача и гараж. Ты всегда любил там копаться". "Мам…", – Кирилл замялся. Его глаза заблестели. – "Спасибо". "А тебе, Карина", – я посмотрела на младшую дочь, – "Сбережения и кооперативная квартира. Я знаю, ты мечтаешь открыть свой детский центр".

Карина прикрыла рот рукой. "Мам, это слишком. Я не могу". Я улыбнулась. "Я оставила себе достаточно, чтобы жить спокойно. Это то, чего мы с отцом всегда хотели". Вечером мы подписали документы у нотариуса. Алина заказала бутылку дорогого вина. Кирилл произнёс тост. Карина помогала мне убирать посуду, шёпотом спрашивая: "Мам, ты уверена?". Я сжала её руку. "Уверена, милая". Один за другим они ушли. Кирилл сослался на раннюю смену. Карина спешила на поезд. Алина задержалась, обходя дом, словно уже прикидывала, где что переставить. "Мам, когда ты планируешь переехать?" – спросила она, как бы между делом поправляя штору. "Переехать?" – я растерялась. "Ну да, мы с Олегом хотим начать ремонт. Детям нужно больше места". Я замялась. В моих планах было остаться здесь хотя бы на время. "Я пока не думала".

Алина улыбнулась, но её глаза остались холодными. "Пойдём, я покажу тебе кое-что". Она взяла меня под руку и повела через кухню к выходу на участок, щёлкнула выключателем, и в свете лампы показался наш старый домик, по сути, сарайчик, где Виктор хранил инструменты. "Мы можем переделать его для тебя". Алина обвела рукой пространство. "Поставим печку получше, проведём воду. Будет уютно". Её голос стал тише, и от этого по спине пробежал холодок. "В конце концов, мам, тебе ведь не нужно много места, правда?". Я стояла, чувствуя, как холод от земли проникает сквозь тапочки. Стены будто сжались вокруг меня. Моя дочь, моя Алина, предлагала мне переселиться в сарай. "Я уже поговорила с мастером", – продолжала Алина, не замечая моего молчания. "Он начнёт на следующей неделе". Горло сжалось, но я кивнула. Слеза скатилась по щеке, но я отвернулась, чтобы она не видела.

Через недели после подписания бумаг я стояла в том, что Алина называла моей комнатой. Сарай переделали наспех. Железная кровать у стены, старый комод, тумбочка с лампой. В углу поставили биотуалет и душевую кабину, отгороженную пластиковой шторкой. Пол остался бетонным, прикрытым тонким ковриком, который не спасал от холода.

"Идеально", – заявила Алина, когда рабочие ушли. Она даже не спросила, согласна ли я. Утром я проснулась от шума грузовиков. Через мутное окошко видела, как грузчики выносят мебель из квартиры. Мой обеденный стол, который мы с Виктором купили в первый год брака. Шкаф с резными дверцами, доставшийся от бабушки. Кресло, где Виктор читал газеты по вечерам. "Мы обновляем интерьер", – объяснила Алина, заметив, как я смотрю. "Олег считает, что старьё – убого". Я кивнула, проглотив ком в горле. Что я могла сказать? Это больше не мой дом. В тот же день я попыталась войти в квартиру через парадную, чтобы взять воды. Ключ не повернулся. "Ой, забыла предупредить", – Алина появилась в дверях. – "Мы сменили замки. Для безопасности. Пользуйся дверью с участка. Я поставлю тебе воду в холодильник". Холодильник, маленький, как в общежитии, стоял в углу домика. Словно я не мать троих детей, а студентка. Дни сливались в один. Алина велела своим детям, десятилетнему Егору и восьмилетней Вере, "не беспокоить бабушку в её комнате". Моей комнате в сарае, точнее. Однажды утром Алина постучала в дверь утром. "Мам, нужна помощь. Присмотри за детьми. Няня заболела, а у меня важная встреча". "Конечно", – я кивнула. "Это же мои внуки". "Отлично, они поели. Егору надо доделать уроки, Вера должна позаниматься на скрипке. Я вернусь к четырём". К полудню дети проголодались. Я открыла холодильник: полбутылки воды и пачка печенья. "Бабуль, пошли в наш дом, а то у тебя тесно и есть нечего", – спросила Вера.

"У меня нет ключа, милая". "Но ты же здесь живёшь", – Егор нахмурился. "Я живу здесь", – я указала на домик. – "А большой дом теперь принадлежит вашим родителям". Вера сморщила нос. "Это странно. Почему бабушка живёт в сарае?". Я не знала, что ответить, чтобы не очернить их мать. В итоге заказала пиццу на свою карту, ту, что была привязана к сбережениям, которые я отдала Карине. Алина вернулась не в четыре, а в половине шестого. "Мам, ты серьёзно?" – она нахмурилась, глядя на коробки от пиццы. – "Детям нельзя фастфуд по будням". "Они были голодны", – тихо ответила я. – "А у меня нет доступа к кухне". Алина театрально вздохнула. "Могла бы позвонить мне. Не хотела отвлекать тебя от встречи". Ночью, сидя на кровати и слушая гул старого холодильника, я завернулась в кардиган Виктора. Холод пробирал до костей. Обещанной Алиной теплоизоляции так и не появилось. Как всё пошло не так? И что мне теперь делать? На следующее утро я проснулась с жаром и болью в горле. Каждый шаг отдавался слабостью. Я написала Алине: "Плохо себя чувствую. Не могли бы вы принести чай и лекарство?". Ответа не было часа. Я позвонила – автоответчик. К вечеру жар усилился. Я дрожала под тонким одеялом. В отчаянии написала Кириллу и Карине, стараясь не пугать их. Кирилл ответил первым: "Мам, я на выезде, вернусь в пятницу. Поправляйся". Карина перезвонила сразу.

"Мам, у тебя голос пропал. Ты что-нибудь пила? Алина была у тебя?". "Нет", – призналась я. – "Наверное, она занята". "Это возмутительно. Я ей сейчас позвоню". Через час Алина появилась с пачкой парацетамола и остывшим чаем. "Карина сказала: "Ты болеешь!". Она держалась на расстоянии. "Я оставила суп в микроволновке на веранде. Разогреешь потом". Она ушла, даже не спросив, как я себя чувствую. Ночью, лёжа в темноте, я плакала. Когда моя дочь стала такой чужой? Когда я стала для неё обузой? На следующий день жар спал, но душа оставалась раздавленной. Чувствуя себя чуть лучше, я решила разобрать коробки, которые свалила в углу, когда переезжала. Среди одежды и мелочей наткнулась на старый чемодан Виктора, запертый на маленький замок. Он однажды упомянул: "Если меня не станет, ключ в ящике с запонками". Запонки, как и комод, наверняка, уже на свалке. Алина выбросила почти всё старое, но замок выглядел хлипким. Вспомнив, как Кирилл в юности увлекался вскрытием замков, я взяла шпильку и после нескольких попыток открыла чемодан. Внутри лежали фотоальбомы, которые я никогда не видела, папки с документами и конверт с моим именем, написанным почерком Виктора.

Подпись гласила: "Открыть, когда всё потеряно". Я села на кровать, дрожащими руками вскрыла конверт. Голос Виктора ожил в строках. "Моя дорогая Марина, если ты читаешь это, меня нет. И что-то пошло не так. Я всегда надеялся, что это письмо останется непрочитанным, но я слишком хорошо знаю наших детей. Алина унаследовала твою красоту, но, к сожалению, не твоё сердце. Кирилл вечно ищет себя, а Карина боится собственной тени. Я молюсь, чтобы я ошибался, но, если ты открыла это письмо, они тебя подвели. Может быть, даже глубоко ранили. Знай, я подготовился. Ты всегда была слишком доверчивой, видела в детях только хорошее. Это то, за что я тебя любил, но из-за чего волновался. Во-первых..
Я развернула следующий лист. Там лежала копия завещания, о котором я не знала. Оригинал хранился у нотариуса Гордеева. Всё имущество, включая дом, дачу и сбережения, оставалось в моей полной собственности до конца жизни. Дарственные, которые я подписала, были юридически ничтожны без согласия Виктора, как совладельца имущества, нажитого в браке. Его подпись стояла, но была подделана. Я сравнила с образцом в нашем старом паспорте — росчерк отличался.
Вторая бумага — расписка Алины от 2018 года. Она брала у нас три миллиона на первый взнос за квартиру. Деньги мы сняли с депозита. «Обещаю вернуть в течение пяти лет», — стояли её слова. Срок истёк год назад.
Третья бумага — выписка со счёта Карины. За неделю до нашего разговора о дарственной она получила перевод в пятьсот тысяч от некоего ООО «Строй-Фасад». Я вспомнила, что её парень работал прорабом в этой фирме.
Последний документ был самым коротким. Расписка Кирилла. Он брал у отца полмиллиона на покупку гаража. Гараж он так и не купил. Деньги пропали.
Я сидела на кровати, и буквы плыли перед глазами. Они знали. Все трое знали, что дарственные — подделка. Они действовали заодно.
Следующим утром я надела своё лучшее платье и пошла в городскую нотариальную контору. Гордеев, пожилой человек с умными глазами, выслушал меня, изучил копию завещания.
«Да, Марина Петровна. Оригинал у меня. Ваш муж приходил ко мне за полгода до смерти. Он сказал, что хочет обеспечить вас. Что дети... могут ошибаться».
«Дарственные, которые я подписала...»
«Без его согласия, как совладельца, они недействительны. А его подпись, как вы утверждаете, подделана. Нужна экспертиза».
Я пошла в полицию. Заявление о мошенничестве принял молодой лейтенант. Он позвонил Алине.
Через час она ворвалась в мой сарай. Её лицо было искажено яростью.
«Что ты наделала, мамаша? Полиция звонит! Ты хочешь оставить своих внуков без крыши над головой?»
«Я хочу вернуть своё. Ты подделала подпись отца».
«Я ничего не подделывала! Ты сама всё подписала! Ты в маразме!»
«У меня есть расписка. Три миллиона. Верни долг, и я заберу заявление».
Она замолчала, тяжело дыша. «У меня нет таких денег».
«Тогда съезжай. Дом мой».
Она вышла, хлопнув дверью. Через час позвонил Кирилл.
«Мам, Алина говорит, ты её в ментовке обвиняешь? Ты с ума сошла?»
«У меня есть и твоя расписка, Кирюша. Полмиллиона».
Он тут же сбавил тон. «Мам, это было давно... Я верну. Просто дай время».

«Верни. И поговори с сестрой. Чтобы все вернули, что взяли».

Вечером приехала Карина. Она плакала.

«Мам, прости... Мне было так страшно одной. Я думала, если у меня будет своё жильё... А эти деньги... Мне предложили их за согласие. Сказали, это компенсация за то, что я получаю меньше других».

«Кто предложил?»

«Алина и её муж. Они сказали, что ты всё равно скоро... что ты не сможешь одна управляться с домом».

Я посмотрела на младшую дочь и поняла, что она просто слабая. Не злая, а податливая.

На следующий день ко мне пришёл зять Олег. Он сел на единственный стул и положил на колени толстую папку.

«Марина Петровна, давайте договоримся по-хорошему. Мы вернём вам долги. Все. Алина, Кирилл, Карина. Мы оформим это официально. А вы оставите дом нам. Вы же не сможете одна здесь жить».

«Я не одна. У меня есть этот сарай», — я улыбнулась.

Его лицо дрогнуло. «Это не смешно. Вы выиграете суд, но останетесь одинокой старухой, с которой никто не будет общаться».

«После того, что вы сделали, я предпочитаю одиночество».

Он встал. «Жалеете? Хорошо. У нас есть свой адвокат».

Суд длился три месяца. Экспертиза подтвердила — подпись Виктора под дарственной подделана. Алина пыталась оспорить завещание, но нотариус Гордеев дал чёткие показания. Расписки и выписки со счетов сделали своё дело.

Решением суда все дарственные были признаны недействительными. Имущество вернулось ко мне. С Алины, Кирилла и Карины взыскали долги по распискам.

В день, когда решение вступило в силу, я заказала машину и перевезла свои вещи обратно в дом. Алина молча наблюдала, как грузчики вносят мой старый комод и кресло Виктора. Потом она собрала вещи и уехала с детьми. Снимала квартиру на окраине.

Кирилл пришёл на неделю позже. Он принёс конверт с деньгами.

«Всё, что смог собрать, мам. Прости».

Я взяла конверт. «Спасибо».

Карина звонила каждый день. Она не просила ничего, просто спрашивала, как я. Я знала, что она встречается с тем прорабом. Деньги она вернула первые.

Прошло полгода. Я жила одна в большом доме. Иногда навещала подруг. Как-то раз вернулась и увидела на крыльце Алину. Она стояла, прижав к груди папку, и выглядела на десять лет старше.

«Мама, — её голос сорвался. — Олег ушёл. Подал на развод. Забрал всё, что смог. Сказал, что я... как ты.»

Я молчала.

«Я осталась с детьми и долгами. Квартиру снимать не могу. Пусти нас пожить. Хотя бы в сарай.»

Я посмотрела на дочь. На её испуганные глаза. На папку в её руках — те самые документы на дом, которые она так хотела получить.

«Нет, — сказала я тихо. — Вы не можете жить в сарае. Это неправильно.»

Она опустила голову.

«Но вы можете жить здесь, — я открыла дверь в дом. — В своём старом доме. Но по моим правилам. И без Олега.»

Она вошла, не веря своим ушам. На следующий день я перевела дом на себя и оформила завещание. Всё поровну между тремя детьми. Но с одним условием — право проживания и распоряжения за мной. На этот раз навсегда.

Я не простила их. Я просто поняла, что Виктор был прав. Они ошибались. И моя задача — дать им шанс эту ошибку исправить. Холод в сарае научил меня не доверчивости, а силе. Силе, которая позволяет быть милосердной, не будучи слабой.