Мы влюбились друг в друга задолго до этой весны:
Я была медсестрою санбата сто первой стрелковой;
Нас с тобой обвенчало звенящее эхо войны
Под захваченным силами немцев горящим Ростовом.
Помню форму с бордовым отливом в районе груди,
Как шептал ты сухими губами: «Сестричка, родная,
У меня дома мамка и братья, прошу, помоги,
Рано мне умирать!..» (кровью алою весь истекая).
И лежал, зубы стиснув, собрав свою волю в кулак.
Я стежок за стежком зашивала открытую рану.
Ты меня убеждал: «Заживет. Это просто пустяк…»
И читал мне с душой «Твоим узким плечам» Мандельштама.
Через пару недель я нашла на окошке цветы -
Полевые ромашки с запиской «Любимой сестричке.
Уезжаю на фронт, но все ж знаю, что встретимся мы.
Ты лишь жди с нетерпеньем мои треугольные «птички».
И они прилетали скворцами весенней порой,
Снегирями зимой, летом – иволгой, осенью – славкой,
И я знала одно: «Ты живой! Ты живой! Ты живой!»
И хранила свой клад в обветшалом планшете солдатском.
Шли бои. Я спасала других, но бывало и так:
Враг бил точно и в цель (только мы никогда не сдавались!),
И когда флаг советский украсил собою рейхстаг,
Треугольные «птички» ко мне прилетать перестали.
Отгремели победные залпы над летней Москвой,
Ухажеры ходили толпой, предлагали романы,
Только сердце шептало, что ты непременно живой,
И прочтешь мне еще «Твоим узким плечам» Мандельштама!
Я их знала давно наизусть, с того самого дня,
Как стежок за стежком твою алую рану латала.
И они как молитва все годы хранили меня,
И от вражеских пуль прям до самой Победы спасали….
… Снег растаял в апреле, и в роще запели скворцы,
Ты приехал ко мне в орденах (оказалось, из Польши).
Мы влюбились друг в друга задолго до этой весны
И теперь никогда, никогда не расстанемся больше!
войдите, используя
или форму авторизации