Этот снимок узи был сделан женщине на 17 неделе беременности, узист заверил, что всё хорошо, отклонений нет.
Кто бы мог подумать, что история развернется именно таким образом...
На 29 неделе беременности у женщины отошли воды, она была срочно доставлена в больницу. То, что началось дальше, повергло весь медперсонал в шок...
Во время операции кесарева сечения врач закричал:
«Почему не направили тебя на аборт? Куда смотрел твой гинеколог??»
Операционная мигала белым светом ламп. Врач, держа в руках новорождённого, смотрел на него так, будто увидел нечто невозможное. Остальные врачи замерли, в воздухе повисло странное, липкое молчание. Женщина, ещё не до конца отошедшая от наркоза, услышала обрывки фраз: «дефекты… несовместимость… поздно». Она попыталась поднять голову, но руки медсестры прижали её обратно.
— Держите давление, падает! — выкрикнул анестезиолог.
Спустя несколько часов её перевели в палату. Сознание возвращалось рывками, но одно слово крутилась в голове: «аборт». Она с трудом повернула голову и увидела у окна заведующего родильным отделением. Он говорил с двумя врачами, но слова доносились обрывками. «Документы… скрыли… надо срочно решать».
Когда наконец к ней подошла медсестра, женщина спросила:
— Что с ребёнком?
— Его перевели в отдельный бокс. Врачи решают, — тихо сказала та, избегая взгляда.
На следующий день её выписку задержали. «По состоянию ребёнка», — коротко объяснили. Она заметила, что бумаги с анализами не возвращают, а её карту убрали в шкаф под ключ. Под вечер в палату вошёл главный врач. Мужчина лет пятидесяти, в дорогом костюме, явно чуждый обычной больничной суете.
— С вами нужно поговорить, — сказал он, усаживаясь прямо на её кровать. — Ваш ребёнок родился с тяжёлыми патологиями. Долг врачей был предупредить об этом на ранних сроках. Кто-то закрыл на это глаза. Мы выясняем, кто.
Она почувствовала, как в груди поднимается холодная волна.
— Что значит «закрыл глаза»? Я делала все УЗИ, анализы. Мне говорили, что всё идеально!
Главврач посмотрел на неё пристально:
— Либо врач ошибся, либо… кто-то специально изменил данные.
Эта мысль повисла, как острая игла.
Через пару дней её выписали, но ребёнка оставили в реанимации. Уходя, она заметила, что в коридоре стоит медсестра, которая вела её карту. Та отвела взгляд и спряталась за дверью.
Дома она не выдержала и позвонила знакомой акушерке из частной клиники. Та выслушала и сказала:
— Приноси копии анализов. Если их у тебя нет, значит, не просто ошибка.
Женщина вернулась в роддом под видом, что забыла халат. В архивной комнате, пока никто не смотрел, сфотографировала часть своей карты. Позже акушерка, рассматривая снимки, нахмурилась:
— Смотри, тут всё подчистили. Даты не сходятся, заключение переписано. Такое не подделывают случайно.
На одном из листов было указано: «подозрение на порок развития». Эта запись была зачёркнута и поверх написано аккуратным почерком: «отклонений нет».
В ту ночь женщина впервые заплакала не от боли, а от ярости.
Через неделю к ней домой пришёл мужчина в сером костюме, представился юристом клиники.
— Вам лучше не раздувать скандал, — сказал он, протягивая конверт. — Здесь компенсация. Подпишите бумагу о неразглашении.
Она отказалась и выгнала его.
Вскоре её начали преследовать звонки. То звонили «из соцзащиты», то «из благотворительного фонда», предлагали оформить отказ от ребёнка ради его «лучшего будущего».
Она поехала в больницу и встала под дверью реанимации. Несколько часов стояла, пока не вышла молодая врач. Девушка замялась, потом шепнула:
— Вашего ребёнка хотят перевести в частный центр без вашего согласия. Говорят, там оборудование лучше. Но я не верю. Я видела, как подделывали подписи в документах.
Сердце женщины сжалось. Она поняла: её сына хотят просто убрать, как неудобное доказательство.
В ту же ночь она позвонила брату, который работал в прокуратуре. Утром они приехали в больницу вдвоём. Врачей поставили перед фактом: без официального распоряжения никто не имеет права вывозить ребёнка.
Началось расследование. Выяснилось, что клиника сотрудничала с частным фондом, который закупал «биоматериал» для зарубежных исследований. Женщин с выявленными патологиями убеждали делать аборт, а в случаях, когда те отказывались, результаты обследований подменяли.
Её случай всплыл только потому, что она родила преждевременно.
Игорь, муж, всё это время был рядом. Он держал её за руку, когда следователь показывал копии поддельных анализов.
— Значит, всё это время они врали… — только и смог он сказать.
Ребёнок выжил, хотя врачи не давали шансов. Долгие месяцы больниц, операций, консультаций. Но каждый его вдох был для неё доказательством: правда дороже любых денег и чужих игр.
Когда спустя год дело дошло до суда, она сидела в зале с сыном на руках. Рядом был муж. На скамье подсудимых — врач, который делал ей УЗИ на 17 неделе, и администратор клиники, чья подпись стояла на фальшивых документах.
Судья спросил её:
— Что вы хотите от процесса?
Она посмотрела на сына, потом на подсудимых и сказала:
— Я хочу, чтобы больше ни одна женщина не слышала в операционной вопрос:
«Почему тебя не направили на аборт?»
Тишина в зале была такой, что слышно было, как кто-то уронил ручку.
История закончилась не победой, а выживанием. Но этого ей было достаточно.
войдите, используя
или форму авторизации