ПРИКОСНОВЕНИЕ ДУШИ

Натале понравилась запись

Прикосновение Души
14 января 2022

Тяготы домохозяйства 2.1 Творческий подход

Ольга Прокофьевна всю неделю пыталась отмыть городскую больницу номер пять. И если двумя ведрами коктейля «вода с хлором» можно было оттереть от пятен целое отделение за сорок минут, то для того, чтобы убрать налёт депрессии, греховности и безнадёги со стен той же площади, требовалось минимум два дня и огнемёт. Но Ольга Прокофьевна не боялась сложностей она их презирала.

Очередное утро в стационаре началось с того, что в палатах включили свет.

«Опять градусники свои дебильные притащили, сейчас я им устрою!» не открывая глаз, думал Сергей Борисович. Этот мужчина был самым противным пациентом хирургического отделения. Медсёстры его боялись и ненавидели. Он лежал здесь пятый раз и страдал наследственным сволочизмом, а ещё у него постоянно вылезали грыжи в разных местах. Но главной грыжей был сам Сергей Борисович. Он уже собирался обдать медсестру порцией горячего мата, когда одеяло откинулось и вместо градусника перед лицом мужчины возник вязальный крючок, зажатый в кулаке размером с голову самого Сергея Борисовича.

Это что? спросил он, чувствуя, как температура всё же поползла вверх.

Творческая терапия, ответила незнакомая ему доселе женщина и достала из халата моток шерсти.

Я не хочу, поморщился Сергей Борисович и оттолкнул инструмент.

Не любите вязать? Тогда — вот, она выудила из другого кармана паяльник, будем лечиться по-другому.

Мужчина открыл было рот, чтобы выдать от испуга и удивления что-то грязное, но понял, что забыл абсолютно весь мат.

Ч-ч-ч-ч-то вы задумали? прошептал он.

Лучших повесим в палате и в коридоре, остальных в туалете, равнодушно ответила Ольга Прокофьевна.

Сергей Борисович почувствовал, что новые грыжи собираются вылезти по всему его телу.

Организуем галерею, вы будете выжигать по дереву, объяснила Набекрень и вытащила из безразмерного халата разделочную доску, а затем вручила весь набор Сергею Борисовичу.

Но я не хочу выжигать! запротестовал мужчина, поняв наконец, что речь идёт не о классических пытках, а действительно, о творческих.

Кисти, к сожалению, уже все заняты, указала Ольга Прокофьевна на другую койку, где сосед по палате смешивал краски.

Идите к чёрту! Повторяю, я не буду выжигать! И рисовать не буду, и уж, тем более, вязать! Мне только что вырезали грыжу, понимаете?! Сергей Борисович был уверен, что объяснил доходчиво.

Значит, стихи, задумчиво произнесла Набекрень и положила на тумбочку тетрадь и ручку, а затем подошла к следующему больному. Тот тоже изображал нежелание творить и бронхиальную астму с удушьем. Ольга Прокофьевна распознала у человека способности к оригами и показательно сложила из пустой койки журавлика. Увидев такое, пациент быстро забыл о трудностях с дыханием и приготовился немедленно изучать древнее японское искусство, лишь бы его койка не превратилась вместе с ним в нового зверя.

Придав кровати прежний вид, Набекрень вернулась к Сергею Борисовичу, чтобы вырвать из его тетради несколько листов и передать соседу. Вдохновлённый показательным выступлением, человек-грыжа уже успел сочинить первое четверостишие и прочитал его санитарке. Та похвалила и пошла дальше по отделениям: сеять гармонию и моральное благополучие.

Тем, кто не желал искать в себе способности к созиданию, Набекрень прививала талант принудительно, вживляя его под кожу. В каждой палате, где кто-то отказывался от новых методов лечения, проводились показательные выступления, быстро приводившие в норму сахар в крови и сердцебиение. За один день количество художников и поэтов в стране резко выросло, а вот перекуры, как и приём болеутоляющих в больнице, сократились втрое люди погружались в творческий процесс с головой и забывали о недугах и бессоннице. На стенах появились первые картины, у кроватей расстелились коврики, связанные пациентами, жалюзи на окнах сменились самодельными занавесками. Вся эта деятельность поощрялась домашними угощениями, которые у Ольги Прокофьевны имелись в неограниченном количестве.

Медленно, но верно больница начала очищаться от мрака. Тяжёлая атмосфера стремительно вытеснялась уютом, повышался коллективный иммунитет, улучшались анализы. В больнице робко пробивались первые ростки благоприятного микроклимата, и это, разумеется, заметил главврач.

Арнольд Иванович был консерватором до мозга костей, он даже как-то умудрился достигнуть соглашения с банком и до сих пор перечислял зарплату сотрудникам на сберкнижку. За такие дела полагается отдельный котёл в аду, но Арнольд Иванович был жив и, к большому сожалению его сотрудников, здоров. Когда он узнал, что санитарка пристаёт к пациентам со своими либеральными методами и параллельно вытесняет прекрасный и свойственный «дому здоровья» дух безысходности, то сразу пришёл в ярость.

Встреча их произошла у рентген-кабинета, где Ольга Прокофьевна занималась очередным святотатством — вешала на дверь кабинета еловый венок, так как не за горами были Новый год и Рождество. Все дипломатические переговоры главврач привык вести исключительно на повышенных тонах, но, увидев, как санитарка ногтем вкручивает саморез в свинцовое полотно, замешкался.

Откуда венок? спросил он максимально раздражённо.

От коллег по работе, спокойно ответила Набекрень, вам, кстати, тоже приготовили несколько штук, в подсобке лежат. Принести?

Арнольд Иванович сделал вид, что не понял шутку, но внутри у него немного похолодело.

Почему в моей больнице висят картины? Откуда, я вас спрашиваю, в урологии появился каменный фонтан «Писающий мальчик»?!

Пациенты слепили, ответила Ольга Прокофьевна, заканчивая вешать украшение.

Откуда материалы? Я не выделял средств!

Из почек, повернулась к нему Ольга Прокофьевна и приоткрыла дверь в кабинет.

Из каких ещё почек? всё больше недоумевал начальник больницы.

В основном, из мужских. Мужчины в три раза чаще, чем женщины, болеют мочекаменной болезнью санитарка ответила так, словно говорила об очевидных вещах, которые главврач знать обязан.

— Это не развлекательное учреждение, здесь люди должны находиться в покое! А вы смеете их нагружать всяческими заданиями!

Лучше пусть от безделья ходят курить каждые пятнадцать минут?

А это уже не ваша забота! Вы — санитарка! попытался Арнольд Иванович поставить на место свою сотрудницу.

Ошибаетесь, как раз-таки моя! Они же курят на улице. Потом на ногах приносят грязь, в лёгких внешних микробов, полы же мне мыть, так? с этими словами Ольга Прокофьевна начала отмывать рентген-аппарат, который, к слову, работал: делал снимок пациента, который лежал на столе и, опасаясь вмешиваться в спор двух смертоносных стихий, молча ждал.

Не дышите! скомандовала женщина за стеклом, и все трое задержали дыхание.

Логика Набекрень была железной, но главврач не сдавался, и как только снова разрешили дышать, сказал:

Вы допрыгаетесь, и кто-нибудь подаст на нас жалобу, если дело дойдёт до Министерства здравоохранения или прокуратуры, все мы вылетим отсюда пулей: и я, и, не сомневайтесь, вы!

— Знаете, я ведь работаю в прокуратуре, подал, наконец, голос тот, кто лежал на столе. И у меня, действительно, есть несколько вопросов к вашему учреждению в связи с последними изменениями.

Голос принадлежал тому самому Сергею Борисовичу — человеку-грыже.

Ну вот, довольны? злобно прошипел Арнольд Иванович, глядя на санитарку.

Не хотели бы вы пройти в мой кабинет и обсудить всё, что вас взволновало? любезно обратился он к мужчине, который слез со стола.

Да, пожалуй, буркнул Сергей Борисович.

Мужчины двинулись по длинному коридору, Ольга Прокофьевна шла следом, соблюдая дистанцию шпиона.

Поймите, начал главврач, заложив руки за спину, мы никогда прежде не устраивали подобного, просто наша новая санитарка слегка «того», он сделал многозначительный жест, покрутив пальцем у виска, Сергей Борисович понимающе кивнул. — Мы иногда идём у неё на поводу, так как работа у неё сложная и не каждый согласится у нас работать. Всё же больница, пациенты, страдания мало кто захочет трудиться в таком месте.

Сергей Борисович снова кивнул.

— Ноя прекрасно понимаю, что её методы это недопустимый формат! Детский сад! Самоуправство! Она считает, что вот такая вот мазня, он показал на картину маслом, это путь к душевному спокойствию, которое необходимо пациентам! Лично меня это отпугивает, приводит в ужас! Какая-то дрянь!

Это моя картина, на ней я изобразил свою семью за обеденным столом, спокойно сказал Сергей Борисович.

Арнольд Иванович, побледнев от стыда, прочистил горло:

Прошу прощения, я не знал… Но вы же, как я понимаю, знаете, что это недопустимо в медицинском учреждении. Мы сегодня же всё снимем, а больным выдадим компенсацию за моральное угнетение. Думаю, что усиленный ужин поправит дело, как считаете? главврач смотрел на Сергея Борисовича с нескрываемой надеждой в глазах.

Как раз об этом я и хотел поговорить, сказал мужчина.

Прекрасно!

Видите ли, я в вашей больнице лежу уже пятый раз и впервые увидел мясо и свежие овощи на обед.

Простите? удивлённо посмотрел на пациента Арнольд Иванович.

До прихода вашей новой кухарки-санитарки, я ел одни, откровенно говоря, постные помои. И был сильно удивлён, когда суп стал похож на суп, а в рисе, к слову, рассыпчатом, появилась рыба, а не дешёвые рыбные консервы.

Арнольд Иванович бледнел всё сильнее, ноги его начали заплетаться, язык онемел.

Я спросил у Ольги Прокофьевны, в чём дело. Почему еда теперь такая вкусная? Она ответила, что так положено по норме и показала мне рецепты. Получается, что раньше меня недокармливали, как и всех остальных.

Я…я…я, не мог найти слов главврач, а человек-грыжа продолжал:

О чём вы тут заботитесь? О здоровье пациентов или о своём благополучии?!

Разумеется, о пациентах! воскликнул главврач, но звучало это так же неубедительно, как и его обещание новогодней премии каждый год никто не поверил. Тем не менее, больной ответил:

Сегодня я в это верю.

Арнольд Иванович облегченно выдохнул. За ним по коридору тянулся мокрый след от пота, который вытирала Ольга Прокофьевна.

Ваша Набекрень мне доказала, что здесь есть люди, которые о нас заботятся! И, они подошли к кабинету главврача, если я узнаю, что вы её незаслуженно уволили, полетят головы! Вам всё ясно?! посмотрел он в по-щенячьи невинные глазки Арнольда Ивановича. Тот кивнул.

К ним подошёл лечащий врач Сергея Борисовича.

Грыж больше нет. Ни одной! сообщил он, держа в руках рентгеновский снимок, — а ещё у вас остеохондроз, как бы это странно ни звучало, рассосался. Удивительно, если честно. Первый раз такое вижу.

Доктор вручил ему медицинскую карту:

— Выписываем.

Ясно вам? Вот так нужно лечить! Творческим подходом! Ни одной грыжи! Впервые за пять лет! рявкнул пациент, а затем повернулся к Ольге Прокофьевне и прочитал вслух с листка:

«Спасибо вам за тёплый свет!

За пирожок! За винегрет!

За то, что научили жить, творить, мечтать, вязать, лепить.

Вы подарили нам надежду! Разгладив душу и одежду!»

Над последней строчкой нужно поработать, ответила Ольга Прокофьевна.

«Грыжа» понимающе кивнул.

Арнольд Иванович, нам бы моющий пылесос приобрести для больницы и пару новых кастрюль, обратилась санитарка к начальнику при пациенте.

Хо-ро-шо, проскрипел главврач и попытался испепелить взглядом наглую уборщицу.

И зарплату пора бы всем на карточку переводить, добавила она.

Может, вас в отпуск оплачиваемый отправить после двух недель работы?!

Не стоит, а то вы тут уныньем обрастёте без меня и опять начнёте воду выдавать порционно.

Арнольд Иванович улыбнулся так кисло, что у проходящих мимо пациентов свело зубы.

Держитесь её! похлопал по плечу главврача Сергей Борисович, А я через пару месяцев приду к вам с проверкой! И чтоб картины висели!

После этого он пошёл в палату за своими вещами, по дороге придумывая новое окончание для своего стихотворения.

Ольга Прокофьевна сделала реверанс, от которого коридор слегка расширился, и отправилась в столовую готовить обед.

В воздухе прогремели первые пушки. Пахло войной и рыбным супом.

Александр Райн

Понравилась история? Поддержите автора лайками, репостами или угостите печеньками