Alex

Alex
4 мая 2021

Джеральд Даррелл "Пикник и прочие безобразия"
Глава вторая - "Первый рейс"
--------------------------------------------------------------------------- --------------
Семейство Дарреллов путешествует на греческом судне "Посейдон", где с ними происходят, как водится, всякие недоразумения: то бармен разбавил анисовку для Ларри горячей водой, то Марго застряла в сортире, то мама запросила на завтрак "обжатые помидоры"...
А вот и история про песню "В воскресенье нельзя" - это самый конец главы:
--------------------------------------------------------------------------- -----------

Капитан находился под сильным впечатлением от самой Марго и от ее суждений, и не успели мы сами толком переварить ее идею, как он взялся отстоять национальное наследие Греции. Подойдя твердым шагом к престарелым музыкантам, он громко вопросил, какие старые, прекрасные, чисто греческие мелодии они знают. Народные, крестьянские мелодии. Воспевающие красоту страны и доблесть ее народа, величие ее истории и красоту архитектуры, изысканность мифологии и блеск, поразивший мир, мелодии, заставляющие вспомнить Платона и Сократа, говорящие о славном прошлом, настоящем и будущем Греции. Скрипач ответил, что они знают только одну такую мелодию - "В воскресенье нельзя". Капитана чуть не хватил удар. Побагровев, он вскинул руки и обратился к
публике. Кто-нибудь, вопросил он риторически, когда-нибудь слышал о греческом оркестре, не знающем греческих мелодий?
- М-м-м, - отозвалась публика, как это свойственно публике, когда она не совсем понимает, что происходит.
- Позвать сюда старшего помощника! - взревел капитан. - Где Яни Попадопулос?
Сжав кулаки, сверкая золотым оскалом, он стоял посреди танцевальной площадки с таким грозным видом, что официанты мигом бросились искать старшего помощника, каковой вскоре явил народу свой встревоженный лик, видимо опасаясь, что нос парохода обзавелся еще одной пробоиной.
- Попадопулос, - прорычал капитан, - разве песни Греции - не один из лучших элементов нашего культурного наследия?
- Само собой, - с облегчением ответил Попадопулос, видя, что его служебному положению ничто не угрожает; даже самый безрассудный капитан не мог бы вменить ему в вину какое бы то ни было состояние музыкального наследия Греции.
- Так почему же ты никогда не докладывал мне, - продолжал капитан, сверля взглядом старшего помощника, - что этот оркестр не знает греческих мелодий?
- Они знают, - возразил старший помощник.
- Нет, не знают.
- Но я сам слышал! - настаивал Попадопулос.
- Что они играли? - зловеще вопросил капитан.
- "В воскресенье нельзя", - торжествующе ответил старший помощник.
Греческое слово "экскрете" (извержение, испражнение) как нельзя лучше выражает способ дать выход обуревающему человека гневу.
- Ската! Ската! - закричал капитан. - К чертям собачьим "В воскресенье нельзя"! Я говорю о культурном наследии Греции, а ты предлагаешь мне песенку про путану. Это культура? Кому это нужно?
- Путаны нужны команде, - заявил старший помощник. - Что до меня, то у меня прекрасная жена...
- Знать не хочу ни о каких путанах, - прорычал капитан. - Неужели на всем корабле нет никого, кто мог бы играть настоящие греческие песни?
- Почему же, - отозвался Попадопулос, - наш электрик Таки играет на бузуки, и у кого-то из механиков, по-моему, есть гитара.
- Приведи их! - рявкнул капитан. - Веди всех, кто умеет играть греческие песни.
- А если все умеют? - сказал педант Попадопулос. - Кто тогда будет управлять судном?
- Исполняй, идиот! - выпалил капитан с такой яростью, что старший помощник побледнел и живо исчез...



Проявив свою власть, капитан вновь обрел хорошее настроение. Вернулся с ослепительной улыбкой к нашему столу и заказал еще напитки. Вскоре из недр парохода явилась пестрая компания полуголых в большинстве людей, вооруженных тремя бузуками, флейтой и двумя гитарами. У одного был даже аккордеон. Капитан остался доволен, однако от услуг аккордеониста отказался.
- Но, капитан, - огорчился тот, - я хорошо играю.
- Это не греческий инструмент, - строго произнес капитан, - его придумали итальянцы. Неужели ты думаешь, что мы играли на итальянских инструментах, когда строили Акрополь?
- Но я хорошо играю, - не сдавался аккордеонист. - Я умею играть "В воскресенье нельзя".
Хорошо, что казначей поспешил выдворить его из ночного клуба, пока капитан не добрался до бедняги.
Остаток вечера прошел замечательно, лишь несколько мелких происшествий омрачили атмосферу наших культурных развлечений. Исполняя трудный танец хосапико, Лесли при попытке в высоком прыжке ударить себя ладонями по пяткам сместил позвонок, а Ларри растянул голеностоп, поскользнувшись на тыквенных семечках, которыми кто-то заботливо посыпал пол танцевальной площадки. Более болезненно эта забота отозвалась на бармене. Он задумал танцевать, поставив на голову стакан, как ему представлялось, с водой, поскользнулся и шлепнулся на спину. Содержимое стакана выплеснулось ему на лицо; к несчастью, в нем
была не вода, а неразбавленная анисовая водка - на вид не отличишь, но для глаз чрезвычайно неприятно. Зрение бармена спас судовой казначей: сохранив присутствие духа, он схватил сифон с содовой водой и направил в лицо бедняги струю такой силы, что глаза того едва не выскочили из орбит, сводя на нет терапевтическое действие соды. Стонущего бармена отвели в его каюту, и танцы возобновились. Веселье продолжалось до утра, когда, подобно догорающей свече, угасло после двух-трех слабых вспышек. Мы устало добрели до своих
коек, меж тем как небо из опалового становилось голубым и море расписали полосы тумана...

На следующее утро:

...капитан рассказывал Марго, что при помощи радара греки могли бы открыть не только Америку, но и Австралию. Глядя, как сокращается расстояние между нами и пристанью, Лесли забеспокоился.
- Послушайте, капитан! - крикнул он. - Не следует ли нам отдать якорь?
Капитан отвернулся от Марго, и улыбка на его лице сменилась сугубо официальной миной.
- Прошу вас, мистер Даррелл, не беспокойтесь. Все в полном порядке.
Тут же, подняв глаза, он увидел впереди надвигающуюся на корабль, словно несокрушимый цементный айсберг, высокую пристань.
- Матерь Божья, спаси! - крикнул он по-гречески, выскакивая из рубки. - Попадопулос! Отдать якорь!
Именно этой команды ждал старший помощник. Сразу все зашевелились, загремела якорная цепь, тяжелый якорь шумно шлепнулся в воду, и цепь продолжала греметь, разматываясь. Однако корабль упорно продолжал скользить вперед. Было очевидно, что якорь отдан слишком поздно, чтобы играть присущую ему роль тормоза. Капитан, готовый, как и всякий судоводитель, незамедлительно реагировать в чрезвычайных обстоятельствах, ворвался в рулевую рубку, отдал команду "полный назад!" и резко повернул штурвал,
оттолкнув рулевого. Увы, ни блестящая оценка ситуации, ни быстрая реакция, ни мастерство судоводителя уже не могли спасти нас.
Продолжая разворачиваться, "Посейдон" с грохотом врезался в пристань.
Учитывая, как медленно мы двигались, я ожидал, что нас лишь чуть-чуть тряхнет. Я ошибался. Казалось, мы напоролись на мину. Семейство Дарреллов кучно упало на палубу. Три тучные леди, которые в это время спускались по трапу, лавиной покатились вниз. Никто не устоял на ногах, даже сам капитан. Ларри рассек себе лоб, мама ушибла ребра, Марго порвала чулки. Капитан живо поднялся на ноги, покрутил штурвал, отдал необходимые команды в машинное отделение, после чего с искаженным яростью лицом вышел на мостик.
- Попадопулос! - заорал он злополучному старшему помощнику, который медленно вставал, вытирая разбитый нос. - Ты - сын путаны, болван, осел! Незаконный отпрыск подзаборного турецкого кретина! Почему не отдал якорь?
- Но, капитан, - промычал старший помощник через окровавленный носовой платок, - ты не отдавал такой команды.
- Неужели я один должен следить за всем здесь на борту! - бушевал капитан. - Управлять кораблем, следить за машиной, собирать оркестр, умеющий исполнять греческие мелодии? Матерь Божья!
Он спрятал лицо в ладонях.
Кругом царила какофония, обычная для греческих ситуаций. Дикий шум, трагическая фигура капитана - казалось, мы стали свидетелями одной из сцен Трафальгарской битвы.
- Да уж, мама, - произнес Ларри, стирая с век капли крови, - это была блестящая идея. Поздравляю тебя. Однако я, пожалуй, полечу домой. Если мы еще благополучно сойдем на берег.
Наконец ходячим раненым разрешили спуститься на пристань, и мы увидели, что "Посейдон" обзавелся с другой стороны новой пробоиной, почти идентичной первой.
- Что ж, теперь хотя бы установилась полная гармония, - мрачно заметил Лесли.
- Ой, смотрите! - воскликнула Марго. - Наши бедные старые музыканты!
Она помахала им, три джентльмена в ответ поклонились нам, стоя на палубе. Мы рассмотрели, что скрипач сильно рассек себе лоб, а переносица владельца тубы была залеплена пластырем. Наши приветствия явно были восприняты как знак поддержки их достоинства, столь прискорбно подорванного унизительной отставкой накануне вечером, три музыканта дружно повернулись лицом к мостику, демонстративно подняли свои тубу, тромбон и скрипку и заиграли.
Сверху до нас донеслись звуки "В воскресенье нельзя".