Я видел Встречу только однажды, и это одно из самых сильных впечатлений за всю мою жизнь, которую не назовешь бедной на впечатления. Вообще-то доноры костного мозга не могут знать, для кого сдают костный мозг.
У вас берут кровь, заносят результаты анализа
в международный регистр, а потом проходит долгое время, и вы забываете, что однажды согласились стать донором.
Шансов, что именно ваш костный мозг кому-нибудь понадобится, — один на сто тысяч.
Вы забываете, что внесены в регистр. И вот однажды вам звонят или присылают письмо. Звонят и говорят, что ваш костный мозг кому-то нужен. Но не говорят кому. Вы можете отказаться. Вы имеете право передумать. У вас могут появиться какие-нибудь противопоказания.
Но если вы не передумали и если не появилось противопоказаний,
то вам оплачивают авиабилет до Франкфурта, а там встречают на машине и везут в маленький город Биркенфельд на юге Германии.
С этого момента вы «активированный донор».
Это значит, что где-то на Земле есть человек, который готовится к трансплантации. Готовится стать реципиентом вашего костного мозга.
И донор не может знать своего реципиента, таковы правила.
Максимум, что вам могут сказать: что ваш реципиент мальчик из России, или женщина из Голландии, или девочка из Канады, или......
Вас быстро обследуют, дают общий наркоз и выкачивают из тазовых костей немного костного мозга. Костный мозг выглядит как кровь ярко-красного цвета. А ваши тазовые кости на несколько дней
становятся мягкими, прогибаются, если нажать на них пальцем.
Это быстро проходит. Вы уезжаете домой. А врач кладет ваш костный мозг в контейнер и везет реципиенту. Вы не знаете куда.
Проходит три года. Если ваш костный мозг прижился, если ваш реципиент выжил и выздоровел, то вам звонят и спрашивают,
не хотите ли вы познакомиться с реципиентом. Вы можете отказаться.
Ваш реципиент тоже может отказаться от знакомства с вами.
Но если оба согласились, то вы опять летите во Франкфурт, за вами опять присылают машину и вас опять везут в город Биркенфельд.
На Встречу.
Встреча происходит в большом и почти никак не украшенном зале.
Что-то вроде столовой при клинике. Там металлические столики и простое угощение: канапе, пирожные, лимонад.
Я был там несколько лет назад вместе с другом моим доктором Мишей Масчаном и группой российских детей, Мишиных пациентов,
перенесших неродственную трансплантацию костного мозга.
Детей наших было пятеро или шестеро. Они ели пирожные и начинали уже скучать. А мы с Мишей стояли поодаль у окна и ждали, когда придут доноры.
Потом открылась дверь и вошла молодая женщина лет тридцати.
Худенькая и нескладная блондинка. У нее был очень растерянный вид.
Она не знала, куда ей идти. А мы знали. С первого взгляда.
«Господи! — прошептал доктор Миша. — Такого не может быть!»
Эта худенькая блондинка была похожа на одну из наших девочек, как старшая сестра бывает похожа на младшую. Ошибиться было невозможно. С первого взгляда было видно, что у женщины и у девочки совпадают ДНК.
Миша подошел к блондинке, спросил имя девочки, которую блондинка ищет, и, разумеется, блондинка искала именно ту девочку, про которую мы думали. Миша представился, сказал, что это он доктор, который делал трансплантацию, повел женщину через зал знакомиться с девочкой. Блондинка что-то щебетала по-английски. А потом увидела девочку, замерла и прошептала:
Mein Gott! Das bin doch ich als Kind!
Я не знаю немецкого, но я понял, что она сказала:
«Господи, это же я в детстве».
Наша девочка, кажется, испытывала подобные чувства. Она встала и, раскрыв рот, молча смотрела на себя взрослую. Когда прошло первое потрясение, женщина рассказала нам, что она неудачливый юрист из Мюнхена, и что эта девочка — первая в ее жизни удача.
А мы ей рассказали, что девочка из Сибири, и что ей тоже изрядно повезло с неудачливым юристом из Мюнхена. Надо было шутить как-то, тем более что вокруг происходило черт знает что такое.
Явился двадцатипятилетний панк из Торонто, весь в цепях и с красными волосами. Но, несмотря на красные волосы, он был как две капли воды похож на нашего мальчишку из Таганрога.
Пришел американец, живущий на Гавайях, и наша девочка из-под Тулы выглядела как его родная дочь.
Женщина из Португалии больше была похожа на нашу девочку из Архангельска, чем девочкина родная мать…
За соседними столами происходило примерно то же. На всех европейских языках люди выкрикивали:
«Господи! Это же я в детстве!»
Обнимались, смеялись, плакали, гадали, какая может быть связь между голландцами и канадцами, шотландцами и удмуртами, испанцами и поляками… Некурящий доктор Миша сказал:
«Пойдем на улицу покурим. Невозможно же смотреть на это наглядное свидетельство того, что все люди братья».
В это время отворилась дверь, в зал вошла полная женщина лет сорока
и закричала зычно по-английски:
«Где этот русский мальчик?»
Единственный из наших детей, который еще не нашел своего донора,
был совершенно на эту женщину не похож.
«Ну слава Богу, — сказал доктор Миша.
— Хоть эти не похожи друг на друга как две капли воды.
Хоть как-то разбавляется экзистенциальное напряжение».
Мы подозвали женщину, познакомили с ее реципиентом. Она села рядом с мальчишкой на корточки, принялась щипать его за щеки, трепать ему вихры, подарила медведя… Потом подмигнула нам и сказала:
«Сейчас придут мои дети».
Через минуту в зал вошли дети этой женщины, близнецы. Наш мальчишка из Оренбурга был похож на этих близнецов из южной Англии как третий близнец.
Валерий Панюшкин
войдите, используя
или форму авторизации