Всё будет хорошо!

Миле понравилась запись

Всё Будет Хорошо!
30 апреля в 17:33

:) Вы же нам не чужая...

Елизавета Васильевна Калягина на заводе проработала сорок пять лет. Можно сказать, большую часть жизни. А потом ее на пенсию культурненько выпроводили. Дескать, сиди-ка ты, неработь старая, дома да хлебушек в молоке размачивай.

Елизавета Калягина бездетной была, не дал господь.
– И хорошо, что не дал, – рассуждала она, сидя на лавке возле дома в компании таких же, как она, пенсионерок, – мой-то Николай ух и зашибал! Так и умер с бутылкой в обнимку.

– А чего ж ты тогда не бросила своего Наколашу? – ехидно спрашивала соседка Егоровна.

– А кто его знает? Любила, видать, – отшучивалась Калягина.

Соседи
Но, схоронив мужа и оставшись одна, Елизавета Васильевна нет-нет да жалела, что нет у нее ни дочки, ни внучонка какого. Кто бы в магазин сходил, когда нездоровится, или посидел рядышком за неспешным разговором. Наверное, еще и это стало причиной, что старая заводчанка Калягина охотно оставалась с соседскими ребятишками, когда их родителям хотелось пойти в гости или в кино. Постепенно у молодых родителей вошло в привычку оставлять детей у бабы Лизы. И не на час-два, а на полдня.

– Ты, Лизка сдурела? – сказала как-то Калягиной Егоровна. – Если в няньки записалась, так хоть деньги за услуги бери. Ты знаешь, сколько нынче няньки стоят? А то эти молодые тебя бесплатно эксплуатируют.

Няня Лиза
Калягина стеснялась деньги просить, но случай сам подвернулся. Одна из молодых соседок как-то забежала к ней вечером и чуть ли не со слезами на глазах попросила посидеть с четырехлетним сыном весь день:

– Понимаете, Елизавета Васильевна, мне нужно обязательно в Екатеринбург съездить, а Ваньку не с кем оставить. В детский сад-то он не ходит, не сидеть же мальчонке целый день одному!

И чтобы баба Лиза не отказала, женщина добавила:

– Я заплачу.

Ванька стал бывать у бабы Лизы постоянно. Мать с утра приводила мальчика к Калягиной и убегала на работу, а забирала сынишку только в восемь вечера. Старуха сначала с непривычки уставала, даже подумывала отказаться от такой работы, но деньги, переданные родительницей, быстро таяли, а на одну пенсию жить тяжеловато.
Вскоре все жильцы дома узнали, что Елизавета Васильевна Калягина охотно водится с чужими ребятишками за смешную плату.

Каждый день то один, то другой малыш прибегал к бабе Лизе, чтобы провести у нее время до позднего вечера. Бывало, у Калягиной и пара ребятишек дожидалась родителей, а то и трое. Она быстро научилась с ними управляться. Кормила обедом, читала сказки, складывала вместе с ними кубики, пела им колыбельные песенки. Ребятишки были довольны, да и Елизавета Васильевна тоже.

Болезнь
Калягина преобразилась. Раньше она ждала утра почти с ненавистью, не знала, как время до вечера протянуть. А нынче скучать недосуг! Вскочит спозаранку, несется завтрак готовить – кашу варит, молоко кипятит. А тут и время малышей встречать подходит. Прибегут галчата голодные, сметут кашку да за игры примутся. А баба Лиза уже обед варганить начнет. На первое-второе-третье – все как полагается. После обеда ребятишки укладывались поспать, благо, что родители подсуетились и снабдили нянюшку раскладушками. А под вечер баба Лиза покормит детей полдником, затем ужином, а там и мамы-папы приходят.
Конечно, за день Елизавета Петровна уставала. Не молоденькая! Но в то же время она была счастлива. Ребятишки ее любили, на улице, увидев бабу Лизу, бежали к ней, распахнув объятья. И она отвечала им взаимностью.

Но как-то баба Лиза заболела. Ноги дрожали, сердце, казалось, пыталось вырваться из груди. Слегла Калягина. Соседка Егоровна, навестив подругу, посетовала:

– Свалили тебя малолетки, надорвалась ты в няньках! И хоть бы платили нормально, а то… Кошкины слезы! Да ведь эти деньги ты на продукты для ребятишек тратила! Кормила-поила… А теперь лежишь, как колода, никому ненужная…
– Пойди хоть хлеба мне купи, – попросила Елизавета Васильевна.
– Вот, и за хлебом-то некому сходить, – ворчала Егоровна, отсчитывая мелочь на буханку ржаного.
Когда Егоровна ушла, Елизавета Васильевна заплакала. Так ей стало жалко себя, больную и немощную.

Как родная бабушка
Егоровна вернулась нескоро. Выкладывая из пакета булку хлеба, сообщила, что в магазине встретила маму одного из ребятишек, с которым нянчилась Елизавета:

– Ну и рассказала, конечно, про твои болячки. Говорю, мол, наверное, Калягина откажется водиться с вашим постреленком, поскольку занемогла. Вы, говорю, скоро старуху в гроб загоните…

Затрезвонил дверной звонок. Егоровна, по-прежнему ворча, пошла открывать.

– Баба Лиза, ты заболела? – пропищал над ухом голосок Ванечки.
– Сынок, не тревожь бабушку, – это уже склонилось над Елизаветой Васильевной лицо Ванькиной мамы.
Егоровна только языком цокала, наблюдая, как Ванькина мать и еще две мамаши, с чьими детьми Калягина водилась, наводили в доме порядок и готовили обед.
Прощаясь, Ванькина мать сказала:
– Я к вам попозже забегу, проведаю, вы же нам не чужая.

Егоровна только головой от удивления качала…

… Выздоровела Елизавета Васильевна. А пока болела, женщины, с чьими малышами водилась Калягина, устроили у нее дежурство. По очереди ходили за продуктами и в квартире убирали. Когда баба Лиза поправилась, снова стала с соседскими ребятишками проводить день-деньской. Иначе она уже и не может. Да и «внучатки» к ней тянутся.