Вопрос обрезали: "теоретически могут даже космический корабль прилепленной жвачкой убить?" — я не хочу чтобы мой вопрос выглядел судьбоносно если вдруг такое произойдёт, я ненавижу пророчества и уверен что пророчества придумывают чтобы запугивать и манипули... 

Вопрос обрезали: "теоретически могут даже космический корабль прилепленной жвачкой убить?" — я не хочу чтобы мой вопрос выглядел судьбоносно если вдруг такое произойдёт, я ненавижу пророчества и уверен что пророчества придумывают чтобы запугивать и манипулировать.

Последнюю неделю перед экзаменами они на уроках английского в школе читали и писали хайку. Хайку это жанр японской поэзии, сжатая и четкая форма. Миссис Дуглас говорила, что трехстишия хайку могут быть только семнадцатисложными – ни больше, ни меньше. В основе хайку ... 

Последнюю неделю перед экзаменами они на уроках английского в
школе читали и писали хайку. Хайку это жанр японской поэзии, сжатая и
четкая форма.
Миссис Дуглас говорила, что трехстишия хайку могут быть только
семнадцатисложными – ни больше, ни меньше. В основе хайку – один
четкий образ, связанный с одной определенной эмоцией: грусть, радость,
ностальгия, счастье.., любовь.
Бена эта идея привела в восторг. Он получал большое удовольствие на
уроках английского, но оно было кратковременным. Потом, хотя он и
выполнял работу, она, как правило, его не захватывала. И все-таки в идее
хайку было что-то, что зажигало его воображение. Сама идея заставляла
его чувствовать себя счастливым – так же, как делало его счастливым
объяснение миссис Дуглас относительно парникового эффекта. Хайку –
хорошая поэзия, чувствовал Бен, потому что это структурная поэзия.
Никаких таинственных правил. Семнадцать слогов, один образ связан с
одной эмоцией – и вы раскрылись. Бинго. Она была чистой, утилитарной,
самодостаточной поэзией и зависела только от своих правил. Ему даже
нравилось само слово, как будто воздух скользит вдоль пунктирной линии
и рассекается звуком "к" в самой глубине рта: ХАЙКУ.
ЕЕ ВОЛОСЫ, думал он и видел, как она спускается по ступеням
школы с волосами, рассыпавшимися по плечам. Солнечные искры
вспыхивали в них, но нельзя было сказать, что они горят на солнце.
Основательно работая в течение двадцати минут (только одни раз он
отвлекся, чтобы пойти и взять бумаги), изобретая слова, которые
оказывались слишком длинными, меняя, вычеркивая, Бен пришел к этому:
Твои волосы – зимний огонь,
Тлеющие красные угольки в январе.
Мое сердце сгорает.
Он был не в восторге от стихов, но лучше не сумел бы. Он боялся, что,
если его заклинит, он закончит в нервном возбуждении и будет еще хуже.
Или вообще ничего. А этого ему не хотелось.