Истории на ночь...продолжение

Истории На Ночь...продолжение
16 декабря в 11:44

Нина поправила скатерть и отошла от стола. Всё готово. Борщ на плите, котлеты ещё тёплые, салат оливье по маминому рецепту. Сегодня свекрови исполнилось семьдесят пять. Вся родня соберётся.

— Ниш, где тарелки для горячего? — крикнул муж из коридора.

— В серванте, Толь. Нижняя полка.

Анатолий возился с посудой. Нина знала — сейчас придёт его мать со своей дочкой Светкой. И начнётся. Опять будут обсуждать её готовку, припомнят старые грехи. Тридцать пять лет замужем, а всё равно чужая.

Звонок в дверь. Нина вздохнула и пошла открывать.

— С днём рождения, мам! — Анатолий обнял пожилую женщину в тёмном платье.

Мария Петровна кивнула сыну и окинула взглядом прихожую.

— Нина. — Сухой кивок вместо приветствия.

— Здравствуйте, Мария Петровна. С праздником.

— Угу. А что это у тебя с люстрой? Пыльная какая-то.

Нина машинально посмотрела вверх. Люстру она протирала утром.

— Мам, проходи к столу, — подхватил Анатолий.

Следом вошла Светлана с мужем и двумя детьми. Поцеловала брата, мать. До Нины дошла очередь в последнюю.

— Привет, Нин. Ого, сколько всего наготовила! Надеюсь, борщ не пересолила, как в прошлый раз?

— Я не пересаливала в прошлый раз.

— Да ладно тебе. Все помнят, мам даже воду просила.

Мария Петровна поджала губы и прошла в зал. Нина сжала кулаки. Никто не просил воду. Она готовила борщ по тому же рецепту тридцать лет.

За столом расселись чинно. Анатолий разлил водку мужчинам, женщинам — вино. Дети получили сок.

— Ну, за именинницу! — поднял рюмку зять.

— За мамочку! — подхватила Светлана.

Выпили. Нина пригубила вино и стала разливать борщ. Первую тарелку подала свекрови.

— Что-то он какой-то странный, — пробуя, сказала Мария Петровна. — Не такой, как раньше делала моя мать.

— А как делала ваша мать? — спросила Нина.

— По-другому. Правильно.

Светлана хихикнула:

— Мам, помнишь, как Нина в первый год замужества готовила? Толя прибегал к нам ужинать!

— Не прибегал он, — тихо сказала Нина.

— Да ладно! Сам рассказывал.

Анатолий виновато пожал плечами:

— Ну, было дело. Ты же тогда совсем не умела готовить, Нин.

— Умела. Просто не знала ваши рецепты.

— Вот именно, — кивнула свекровь. — Каждая семья имеет свои традиции. А ты всё своё навязывала.

Нина откусила кусок хлеба. Горло сжалось. Опять началось. И муж молчит. Как всегда.

— А котлеты вкусные, — сказал зять, видимо пытаясь разрядить обстановку.

— Это ещё посмотрим, — мрачно отозвалась Мария Петровна. — Нина любит экспериментировать. То лук добавит лишний, то ещё что.

— Я готовлю, как вы учили, — выдавила из себя Нина.

— Учила-учила, а толку мало. Помню, на Новый год салат испортила. Майонеза жалела.

— Я не жалела майонеза!

— Ой, Нин, не кипятись, — засмеялась Светлана. — Мы же не со зла. Просто говорим, как есть.

Нина встала и начала собирать пустые тарелки. Руки дрожали. Тридцать пять лет одно и то же. Что бы она ни делала — всё не так. И никто её не защитит.

— Сейчас второе подам, — буркнула она и понесла посуду на кухню.

— А мы тут без тебя поговорим, — крикнула вслед Светлана и опять хихикнула.

В кухне Нина прислонилась к мойке. Слышно было, как в зале смеются. Наверное, опять её обсуждают. Вытерла руки о фартук и взяла блюдо с котлетами.

— Вот и второе! — объявила она, входя в комнату.

— О, наконец-то, — протянула Светлана. — А то мы уж думали, ты там решила весь вечер просидеть.

Нина молча стала раскладывать котлеты. Мария Петровна придирчиво разглядывала свою порцию.

— Какие-то они у тебя подгоревшие.

— Не подгоревшие. Это корочка.

— Я знаю, что такое корочка. А это подгоревшие.

Анатолий неловко кашлянул:

— Мам, ешьте. Всё нормально.

— Толя, ты всегда её защищаешь. А потом сам жалуешься, что дома нормально поесть нельзя.

— Когда я жаловался? — растерянно спросил Анатолий.

— Да постоянно! — вмешалась Светлана. — На прошлой неделе говорил, что Нина целый день дома сидит, а борщ из пакетика варит.

— Я не из пакетика варю! — не выдержала Нина.

— Ладно тебе, не кричи, — махнула рукой свекровь. — Мы же не маленькие, всё видим.

Нина села на свой стул. Хотелось встать и уйти. Но куда? Это её дом тоже. Тридцать пять лет здесь живёт.

— А помнишь, Толь, — засмеялась Светка, — как она твою рубашку посадила? Ту, голубую, которую мама тебе купила?

— Рубашку села сама. Я стирала аккуратно.

— Ага, аккуратно! В кипятке небось замочила.

— В тёплой воде стирала!

Мария Петровна покачала головой:

— Нет чтобы сразу спросить, как стирать. Нет, сама умная.

— Я спрашивала. Вы сказали — как обычно.

— Я не такое говорила.

— Говорили!

— Нина, ты че орёшь? — нахмурился Анатолий. — Мама пожилая уже.

Нина стиснула зубы. Опять она виновата. Всегда она.

— Ладно, — примирительно сказал зять. — Давайте лучше за здоровье выпьем.

Он потянулся за бутылкой и остановился. Мария Петровна странно задышала. Часто-часто, будто воздуха не хватало.

— Мам, что с вами? — Светлана наклонилась к матери.

— Не знаю... сердце... — Мария Петровна схватилась за грудь. Лицо побледнело.

— Мама! — вскочил Анатолий. — Что случилось?

— Плохо мне... — прошептала старуха и начала заваливаться на бок.

— Держи её! — закричала Светлана.

Анатолий подхватил мать за плечи. Зять заметался по комнате.

— Что делать? Скорую вызывать?

— Конечно вызывать! — истерично выкрикнула Светлана. — Мам, мамочка, держитесь!

— Где телефон? — дёргался зять.

— В прихожей! Нет, на кухне!

— А может, воды дать?

— Какой воды! Ей лекарство нужно!

— Какое лекарство?

Все суетились и кричали. Дети заплакали. Мария Петровна хрипела и цеплялась за скатерть.

— А вдруг она умирает? — рыдала Светлана.

— Не говори так! — крикнул Анатолий.

— Скорую кто-нибудь вызвал?

— Я не нашёл телефон!

— Дурак! Ищи!

А Нина молча встала и подошла к свекрови. Взяла её за руку и нащупала пульс. Частый, но ровный. Дышит тяжело, но дышит.

— Тихо все, — сказала Нина. — Марь Петровна, слышите меня?

Свекровь открыла глаза и кивнула.

— Сейчас всё будет хорошо. Анатолий, помоги мне её на диван переложить. Аккуратно.

Нина осторожно поддержала свекровь под локоть.

— Толь, с другой стороны бери. Медленно.

Они перенесли Марию Петровну на диван. Светлана всё ещё рыдала в углу.

— Света, прекрати реветь. Детей пугаешь, — резко сказала Нина. — Игорь, телефон в кухне на подоконнике. Вызывай скорую.

— А что говорить им?

— Скажи — женщина семьдесят пять лет, сердечный приступ. Адрес знаешь.

Игорь побежал. Нина села рядом со свекровью, расстегнула ей верхние пуговицы блузки.

— Марь Петровна, лекарства какие дома есть? От сердца?

— Валидол... в сумочке...

— Где сумочка?

— На... на тумбочке...

Анатолий ринулся к прихожей. Нина тем временем проверила пульс ещё раз. Немного успокоился. Дыхание выровнялось.

Анатолий вбежал в комнату, швырнул сумочку.

Нина нашла в сумочке маленькую коробочку с валидолом, положила таблетку под язык свекрови.

— Скорую вызывал? — спросила она у зятя, который вбежал обратно.

— Вызываю, вызываю!

Мария Петровна приоткрыла глаза, взгляд был мутным.

— Сейчас… отпустит, — прохрипела она.

— До приезда скорой не отпустит, — уверенно сказала Нина. — У вас не первый раз. Где нитроглицерин?

Анатолий и Светлана замерли. Свекровь отрицательно покачала головой.

— Какой нитроглицерин? У меня давление…

— Сердце болит? В руку отдаёт?

— Нина, ты с ума сошла? Какая рука? — взвизгнула Светлана.

— Девушка, вы врач? — тихо спросила Мария Петровна, и в её голосе сквозь хрипоту пробилась привычная насмешка.

Нина посмотрела на неё, потом на мужа.

— Я десять лет проработала медсестрой в поликлинике. Вы же знали, когда Толя женился.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только хрипом свекрови.

Анатолий уставился на жену, будто видел её впервые.

— Ты никогда не говорила, — выдавил он.

— Ты не спрашивал. Марья Петровна, прекрасно знает, что я медсестра. Она тогда говорила: «Не врач даже, санитарка».

— Мама, это правда? — обернулся Анатолий к матери.

Та отвернулась, прикрыв глаза.

— Какая разница… сейчас…

— Разница есть, — твёрдо сказала Нина. — Если это приступ стенокардии, нужен нитроглицерин. Иначе инфаркт. У вас он в аптечке есть. Я видела, когда убиралась.

Она встала и пошла в ванную. За спиной услышала сдавленный шёпот Светланы: «Толя, она что, правда медсестра?»

Нина вернулась с маленьким флакончиком.

— Сухое под язык. Не глотать.

Мария Петровна смотрела на неё с трудно читаемым выражением — смесь страха, ненависти и вынужденной надежды. Она открыла рот. Нина положила таблетку.

Через минуту свекровь выдохнула, цвет лица немного выровнялся.

— Легче?

Кивок был почти незаметным.

В этот момент в дверь позвонили. Приехала скорая. Фельдшер, деловитая женщина лет пятидесяти, быстро осмотрела Марию Петровну, сняла ЭКГ.

— Госпитализация. Подозрение на острый коронарный синдром. Кто дал нитроглицерин?

— Я, — выступила вперёд Нина. — Я медсестра.

— Грамотно сделали, — кивнула фельдшер. — Проводите нас до машины?

Пока они укладывали свекровь на носилки, Светлана вдруг схватила Нину за рукав.

— Послушай, Нин… мы тут… может, зря иногда…

— Не сейчас, Света, — отстранила руку Нина. — Позже.

Когда машина с мигалками уехала, в квартире наступила оглушительная тишина. Анатолий стоял посреди комнаты, глядя на следы от носилок на ковре. Зять Игорь неумело собирал со стола. Дети притихли.

— Почему ты мне никогда не говорила? — наконец произнёс Анатолий.

— Ты не спрашивал, где я работаю, всем говорил: «Ну, в конторе какой-то, бумажки перекладывает». Мне было проще согласиться.

— А мама знала?

— Она пришла ко мне в поликлинику через месяц после свадьбы. Говорит: «Только не вздумай Толе голову морочить своими больными, он у меня мнительный». Я и не морочила.

Анатолий сел, опустив голову на руки.

Светлана, вернувшись с детьми, пыталась наладить мир.

— Знаешь, Нин, у мамы, конечно, характер… но она же не со зла…

Нина сняла фартук, аккуратно сложила его на спинку стула.

— Со зла, Света. Всю жизнь со зла. И вы с ней заодно. А я устала.

— Что ты хочешь? — поднял голову Анатолий.

— Я хочу дожить свои годы в тишине. И чтобы меня не попрекали каждой тарелкой.

— Это мой дом тоже! — вспыхнул он по старой памяти.

— И мой. Треть — по закону. Я не собираюсь скандалить. Завтра я поеду к Марии Петровне в больницу. Отвезу вещи. А потом съезжу к юристу.

Она вышла из комнаты. В прихожей на тумбочке лежала сумочка свекрови, забытая в суматохе. Механически проверяя, нет ли внутри лекарств, Нина нащупала в боковом кармане не бумажник, а маленький диктофон. Старый, на кассетке. Она нажала кнопку воспроизведения. Из динамика послышался её собственный голос, взвинченный: «Я не из пакетика варю!» — и спокойный, ледяной голос свекрови: «Ладно тебе, не кричи. Мы же не маленькие, всё видим.»

Нина перемотала. Ещё запись. Ещё. Каждый её срыв, каждое повышение голоса, каждый спор — аккуратно собраны на плёнку. Последняя запись была сегодняшней: «Вы сказали — как обычно. — Я не такое говорила. — Говорили!
— Нина, ты че орёшь? — Мама пожилая уже.»

Она вернулась в зал, протянула диктофон мужу.

— Послушай. Просто послушай.

Он включил. Побледнел. Светлана, заглянув ему через плечо, ахнула: «Боже, это же мамин… Она всегда с собой…»

— Для чего? — глухо спросил Анатолий.

— Для тебя, — тихо ответила Нина, глядя прямо на Анатолия. — Всегда для тебя. Она боялась, что я тебя от неё оторву. Что ты её забудешь. Вот и копила. Каждый раз, когда ты меня в её присутствии защищал, она это записывала. Это был не диктофон. Это было оружие. Против меня.

Анатолий выключил диктофон. Встал. Подошёл к окну, постоял спиной к ним.

— Я завтра с мамой поговорю. Серьёзно. А потом… потом мы с тобой поговорим. Если ты ещё захочешь.

— Посмотрим, — сказала Нина. — А сейчас всем спасибо за поздравления. Вечеринка окончена.

Через две недели Мария Петровна вернулась из больницы. Она позвонила. Не Толе, а Нине.

— Нина. Это я. Можно я к тебе заеду? На чай.

— Заезжайте, — ответила Нина. — Только я одна. Толя на работе.

Свекровь пришла с тортом. Купленным, не домашним. Они сидели на кухне. Молчали.

— Спасибо, — наконец сказала Мария Петровна. — Что… тогда.

— Не за что. Я же медсестра.

— Да. Я… про диктофон Толя сказал.

— Я знаю.

— Выбрасывать не буду. Как напоминание. О себе самой.

Ещё помолчали.

— Нина, а борщ… он у тебя действительно хороший. Просто я не могла признать. Что чужая девчонка лучше моей матери готовит.

— Я уже не девчонка. И не чужая.

Мария Петровна кивнула, глядя в свою чашку.

— Толя говорит, ты к юристу съездила.

— Съездила. Бумаги на развод пока не подала. Решаю.

— Не надо, — быстро, почти сорвавшись, сказала свекровь. — Он… он без тебя пропадёт. И я…

Она не договорила. Нина допила чай.

— Я подумаю. А сейчас давайте попробуем ваш торт. Если, конечно, вы его не сами пекли.

Мария Петровна вдруг фыркнула. Потом засмеялась. Тихим, сиплым смехом. Нина улыбнулась в ответ. Впервые за тридцать пять лет.

А через месяц, в следующее воскресенье, они снова все собрались за одним столом. Борщ варила Нина. Салат делала Светлана, под её диктовку. Мария Петровна сидела в кресле и комментировала каждое движение, но уже без ехидства, а с деловой критикой: «Свеклу мелко, Свет, мелко!» Анатолий разливал вино. И когда он поднял бокал, то посмотрел сначала на мать, потом на жену.

— За семью. Которая, наконец-то, собралась.

Они выпили. Нина поймала его взгляд и чуть кивнула. Не «да», но и не «нет». Просто кивнула. Пока. Этого было достаточно.