Истории на ночь...продолжение

Истории На Ночь...продолжение
23 сентября в 00:28

Муж уехал ухаживать за тяжело больной матерью. Целый месяц ни звонков, ни встреч. Я не выдержала и поехала туда с дочкой. Хотела устроить сюрприз, а когда мы приехали, я увидела приоткрытую дверь и решила подслушать разговор в доме...

Меня зовут Вера Морозова, я работаю медсестрой в городской больнице. Работа сложная, часто с ночными сменами, требующая полной самоотдачи и концентрации, но я всегда знала, ради чего стараюсь. Когда я, смертельно уставшая, едва волочила ноги домой, меня неизменно встречала искренняя улыбка моей семилетней дочки Даши, и усталость как рукой снимало.

«Мамочка, смотри, что я сегодня в садике нарисовала!» – Даша, едва я переступала порог, гордо протягивала мне очередной шедевр, изображающий нашу семью. Она всегда рисовала нас троих, крепко держащихся за руки, с огромными улыбками. «Какая прелесть, солнышко моё, ты у меня настоящая художница!» Я брала дочкино творение и бережно прикрепляла его на стену в кухне, рядом с другими её рисунками – целая галерея нашего счастья.

Максима не было дома уже месяц. Целый месяц пустоты и отсутствия его смеха в нашем доме. Максим, мой муж, работал менеджером в крупной страховой компании. Мы познакомились ещё в институте, на первом курсе. Он тогда показался мне таким надёжным, основательным, покорил меня своей мягкостью, интеллигентностью и удивительной искренностью, которая так редко встречается. Он красиво ухаживал, дарил мне цветы, водил в кафе. Наш брак, заключённый после лет встреч, казался крепким, счастливым, нерушимым. После рождения Даши мы оба старались совмещать работу и семью, и соседи часто ставили нас в пример, называя идеальной парой. «Вот Морозовы – настоящая семья», – слышала я иногда.

Мы действительно были счастливы… или, по крайней мере, я так думала, отгоняя редкие мимолётные тени сомнений, которые иногда закрадывались в душу. А месяц назад, как гром среди ясного неба, пришла новость: мама Максима, Валентина Петровна, серьёзно заболела. Она потеряла мужа несколько лет назад и жила одна в своём доме под Клином, это часа три езды от нас. Женщина она была властная, с характером, но я всегда старалась находить с ней общий язык ради Максима.

В тот день Максим подошёл ко мне с очень серьёзным выражением лица: «Вера, мама болеет, ей нужен уход. Я поеду поживу у неё некоторое время». Я удивилась, конечно: Валентина Петровна никогда не жаловалась на здоровье, всегда была бодрой и деятельной. Но помощь матери – дело святое. Я тут же постаралась показать понимание и поддержку: «Конечно, милый, это должно быть очень тяжело для неё. Давай мы с Дашей поедем вместе, поможем? Я ведь медсестра, смогу и уколы делать, если надо, и за состоянием следить профессионально».

Максим тут же резко, почти грубо отказался: «Нет, это не вариант, категорически. Мама сейчас очень слаба, любой посторонний человек для неё – стресс, особенно сейчас. Врачи сказали: "Ей нужен полный покой, никаких лишних визитов, даже от самых близких, если они не являются непосредственными ухаживающими"». Его тон был твёрже обычного, он даже казался немного взвинченным, избегал моего взгляда.

«Но мы с Дашей тоже семья, не посторонние же», – попыталась возразить я. Максим немного смягчился: «Конечно, семья, но сейчас я хочу полностью сосредоточиться на маме. Это ненадолго, ты же понимаешь, правда? Пару недель, может, месяц, пока ей не станет лучше». Он обнял меня, но объятие показалось мне каким-то формальным, не таким тёплым, как обычно.

И вот прошёл месяц, наполненный ожиданием и тревожными мыслями. Сначала Максим приезжал домой раз в неделю, на выходные, был уставшим, молчаливым, говорил, что все силы уходят на уход за матерью. Потом и эти визиты стали редкими, почти сошли на нет. Общение свелось к коротким односложным сообщениям: «Занят, не могу отойти от мамы, всё сложно, потом объясню».

Я смотрела на свой смартфон, готовя ужин на кухне. На моё вчерашнее развёрнутое сообщение с вопросами о здоровье свекрови, о том, нужна ли какая-то помощь, ответа так и не было. Даша смотрела мультики на диване в гостиной, но я видела, что она тоже ждёт, прислушивается к каждому шороху в прихожей. «Мам, а когда папа приедет?» Её немного обиженный голосок заставил меня вздрогнуть.

Я натянула улыбку: «Как только бабушка поправится, солнышко. Папа сейчас очень занят, ухаживает за ней, она ведь старенькая, ей трудно одной». Даша недовольно надула губки: «А я хочу папу видеть, и бабушку тоже хочу. Я ей рисунок нарисовала, чтобы она скорее выздоравливала». Я подошла и нежно погладила её по светлым волосам: «Я знаю, милая, я знаю. Мы обязательно скоро все вместе увидимся». Я сделала паузу – слова застревали в горле. Было больно видеть, как дочка скучает по отцу. Да и я сама начала ощущать какую-то сосущую тревогу из-за этой растущей пропасти между нами. Что-то было не так, я чувствовала это каждой клеточкой своего существа, но боялась признаться себе в этом, боялась даже предположить, что причина может быть не только в болезни свекрови.

На следующий день во время пересменки в больнице я не выдержала и поделилась своими переживаниями с коллегой Ольгой Беловой. Мы дружили уже много лет. Ольга всегда была для меня опорой, голосом разума, человеком, который не побоится сказать правду, какой бы горькой она ни была. Я рассказала ей всё: про внезапную болезнь свекрови, про отъезд Максима, про его странное поведение и почти полное отсутствие общения. Ольга слушала внимательно, нахмурив брови. «Знаешь, Вер, что-то тут нечисто», – её слова застали меня врасплох. Я удивлённо посмотрела на неё: «В смысле?»

«Оль, ты думаешь…?» «Я думаю, что история с внезапно тяжелобольной мамой, которая не переносит виды невестки и внучки, выглядит, мягко говоря, подозрительно». Ольга всегда рубила с плеча. «Ну смотри сама: если дело только в уходе, почему он тебя с Дашей так категорически отстраняет? Ты же не чужой человек, ты его жена, мать его ребёнка. Да и потом, сейчас же есть сиделки, профессиональный уход можно нанять, если уж совсем всё плохо и он сам не справляется. Почему он так вцепился в то, чтобы быть там одному? И эта его нервозность…»

Слова Ольги начали колоть моё сердце. Сомнения, которые я так старательно гнала от себя, боясь разрушить хрупкий мир своих иллюзий, стали расти с новой силой. Я вспомнила, как Максим нервничал, когда я предложила поехать вместе, вспомнила его уклончивые ответы на мои вопросы о здоровье матери. Он говорил что-то про проблемы с сердцем, но никаких подробностей, никаких конкретных диагнозов, названий лекарств. Всё было как-то туманно и неопределённо. А ведь я могла бы помочь, я же медик!

В тот вечер я приняла решение: хватит сидеть и ждать у моря погоды, хватит терзаться догадками и строить предположения, одно страшнее другого, хватит чувствовать себя беспомощной жертвой обстоятельств. «Дашенька, а что если мы поедем к папе и бабушке с сюрпризом?» – предложила я, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно и весело. Личико дочки тут же просияло: «Правда? А когда? Прямо сейчас?» «Не прямо сейчас, но в эти выходные, послезавтра, в субботу. Вот и поедем. Только папе не говори, это же сюрприз». Я улыбнулась, но в груди уже поселился холодный комок тревоги, смешанный с какой-то отчаянной решимостью. Я должна была узнать правду, какой бы она ни была: лучше горькая правда, чем сладкая ложь, отравляющая душу.

Всю пятницу я готовилась: купила Максиму часы, о которых он давно мечтал, для Валентины Петровны собрала гостинцы: её любимый чёрный чай с бергамотом, домашнее печенье, которое я испекла сама, баночку малинового варенья с нашей дачи. Внешне всё выглядело так, будто я готовлюсь к радостному семейному воссоединению, но глубоко внутри подозрения росли и крепли с каждым часом. Почему он так настойчиво держал нас на расстоянии? Почему его отношение так резко изменилось в последнее время? И главное, почему Максим так старался отделить меня и Дашу от своей матери? Что такого страшного мы могли бы там увидеть или узнать?

Я гнала от себя самые чёрные мысли, но они, как назойливые мухи, снова и снова возвращались. В субботу утром, едва рассвело, мы с Дашей сели в нашу машину. Путь до Клина занимал около трёх часов, если без пробок. Всю дорогу я молилась всем богам, чтобы мои подозрения оказались беспочвенными, чтобы я увидела уставшего, но любящего мужа и действительно больную свекровь, которой просто нужен покой.

Дорога на Клин тянулась зелёной лентой через бескрайние подмосковные поля и леса. Крепко сжимая руль, я погрузилась в воспоминания. Вспоминала нашу первую встречу с Максимом, наши свидания, его неуклюжие, но такие искренние признания в любви, вспоминала нашу свадьбу, рождение Даши, первые годы нашей совместной жизни, наполненные смехом, планами на будущее, ощущением незыблемости нашего союза. Куда всё это делось? Неужели всё это было только иллюзией?

Я впервые встретилась с мамой Максима за год до нашей свадьбы. Тогда она произвела впечатление доброй, хотя и немного строгой, но справедливой женщины. Она прекрасно готовила, и в её квартире всегда царила идеальная чистота. Отец всегда говорил, что бабушкины пирожки с капустой – самые вкусные на свете. «Мам!» – звонкий голос Даши вырвал меня из оков воспоминаний. Я натянуто улыбнулась: «Да, солнышко, это правда, они были особенными». И ведь действительно, Валентина Петровна поначалу была очень доброжелательна ко мне, или, по крайней мере, мне так казалось. В первые годы нашего брака она звала нас на все праздники, а после рождения Даши приехала и провела с нами несколько недель, помогая с ребёнком. Хотя сейчас, вспоминая те дни, я понимаю, что её помощь часто сопровождалась непрошеными советами и критикой в мой адрес, замаскированными под заботу.

Весть о её внезапной и тяжёлой болезни повергла меня в шок. Чем ближе мы подъезжали к Клину, тем сильнее колотилось моё сердце, предчувствуя что-то неладное. Въехав в пригород Клина, я замедлила ход машины, внимательно рассматривая улицу. Прошло почти год с моего последнего визита, и кое-что казалось мне изменившимся, не таким, как я помнила. Двор дома Валентины Петровны всегда был немного запущенным. Садоводство, которым раньше занимался отец Максима, после его смерти пришло в запустение. Валентина Петровна говорила, что у неё нет ни сил, ни желания копаться в земле. Но сейчас сад выглядел ухоженным до безупречности: кусты роз, ранее сиротливо прижимавшиеся к забору, были аккуратно подстрижены и усыпаны цветами, а вдоль дорожки к крыльцу красовались новые, яркие петунии и сальвии. «Как думаешь, это папа ухаживает за садом?» – с восхищением спросила Даша. «Возможно», – уклончиво ответила я, хотя Максим никогда не проявлял интереса к садоводству, предпочитая книгу или телевизор работе на свежем воздухе.

Ещё одна деталь бросилась мне в глаза: маленький красный трёхколёсный велосипед, стоявший у сарая. «Мам, а чей это велосипед?» – Даша, кажется, тоже его заметила. «Не знаю, милая, может, это велосипед соседских детей, которые забежали поиграть», – попыталась я скрыть своё нарастающее беспокойство. Неужели у Валентины Петровны бывают гости с детьми, а Максим об этом не упоминал? Или это велосипед для кого-то другого? Припарковав машину чуть дальше от дома свекрови, на соседней улице, чтобы наш приезд действительно стал сюрпризом, я достала из сумочки зеркальце и поправила макияж. На мне было новое голубое платье (любимый цвет Максима) с немного открытыми плечами, и я даже сделала лёгкие локоны. Всё это, чтобы порадовать мужа, показать ему, как я стараюсь, как скучаю, как хочу вернуть тепло в наши отношения. «Ну что, пойдём?» – я постаралась сказать это как можно веселее, но тревога уже ледяными пальцами сжимала моё сердце. В голове снова, как на повторе, звучали слова Ольги: «Что-то тут нечисто».

Мы вышли из машины и направились к дому. Навстречу нам, с другой стороны улицы, шла женщина средних лет, выгуливавшая небольшую таксу на поводке. Я узнала её – это была Татьяна Сергеевна, давняя приятельница и соседка Валентины Петровны, местная сплетница, знавшая всё обо всех. «Верочка, какие люди! Давненько не виделись! А ты всё хорошеешь, цветёшь!» Татьяна Сергеевна остановилась. «Дашенька-то как выросла, невеста совсем, вся в маму, такая красавица!» «Здравствуйте, Татьяна Сергеевна, – я постаралась улыбнуться в ответ как можно приветливее. – Рада вас видеть, как вы поживаете?» «Да потихоньку, слава богу. Замечательно, что Валентина Петровна ваша так быстро на поправку пошла, прямо чудо какое-то», – с улыбкой сказала она, внимательно разглядывая меня. «Я её на прошлой неделе в нашем «Магните» видела, такая бодрая, энергичная! Удивительно, как в её возрасте столько сил осталось. Молодец она!»

Я на секунду потеряла дар речи. Если верить словам Максима, Валентина Петровна едва вставала с постели и нуждалась в постоянном присмотре, а тут продукты по магазинам ходит выбирать. «Ну, я слышала, что она довольно сильно болела», – пробормотала я, чувствуя, как лицо заливается краской. «Да вы что?», – Татьяна Сергеевна с удивлением наклонила голову, её маленькие глазки-бусинки впились в меня. «Да нет, на прошлой неделе целую тележку продуктов набрала, ещё и жаловалась, что цены опять взлетели. И детки такие милые с ней были, просто прелесть, помогали ей сумки нести. Детки…».

Мой голос невольно дрогнул и стал выше. Сердце бешено заколотилось. «Да, детки, которых ваш Максим привёз. Мальчик особенно, такой живчик, года четыре-пять на вид. Так трогательно было видеть, как он «бабуля-бабуля» щебечет что-то. Сразу видно, родная кровь, внучек любимый». У меня закружилась голова, земля ушла из-под ног. Максим был здесь с другими детьми? Какие ещё дети, кроме Даши, у него могли быть? Мозг отказывался это принять. Я взяла себя в руки, стараясь сохранять хоть какое-то спокойствие. «Спасибо, Татьяна Сергеевна, было очень приятно поболтать, но мы торопимся. Ещё увидимся». Я быстро взяла Дашу за руку и почти побежала к дому свекрови, не обращая внимания на удивлённый взгляд соседки.

«Мам, а бабушка здорова?» – спросила Даша, семеня рядом, пытаясь угнаться за мной. «Похоже на то, милая», – ответила я, а в голове лихорадочно мелькали тысячи мыслей, одна страшнее другой. Максим врал! Врал так нагло, так цинично! Зачем? И кто эти дети, о которых говорила Татьяна Сергеевна? Внук? Откуда внук? Неужели… Нет, этого не может быть! Я отгоняла от себя самую страшную догадку, но она настойчиво лезла в голову.

В нескольких десятках метров от дома Валентины Петровны я остановилась. Сердце бешено колотилось. Достала смартфон и быстро набрала Ольге короткое сообщение: «Мы приехали. Тут что-то странное происходит. Соседка сказала, что Валентина Петровна здорова и Максим тут с какими-то детьми. Позвоню позже». Ответ пришёл почти мгновенно: «Держись, Вера. Что бы ни случилось, я с тобой. Дай знать».

Её поддержка немного успокоила меня, но дрожь в коленях не проходила. Я глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. «Всё будет хорошо», – сказала я себе, хотя сама в это уже не верила. Наверняка это какое-то недоразумение. Может, это дети дальних родственников приехали навестить. Мы прошли по небольшой вымощенной камнем дорожке и оказались в нескольких шагах от двери дома. Белая, свежевыкрашенная дверь. Я подняла руку, чтобы постучать, но тут заметила, что дверь слегка приоткрыта. Я замерла, так и не постучав. Изнутри доносились звуки оживлённой беседы.

Я прислонилась к косяку и прислушалась. Мужской голос звучал спокойно, почти деловито: «Нет, ребята, всё будет так, как мы договорились. Никто не должен знать». Следом послышался смех детский, незнакомый мне, звонкий и непринуждённый. Мой мозг отказывался связывать это с Максимом, с нашим домом, с нашей жизнью. «Кто эти дети?» — выдавила я сквозь зубы, сердце готово было вырваться из груди.

В тот же момент я заметила тень за дверью. Максим, наш Максим, с улыбкой, которой я никогда не видела в последнее время, держал на руках мальчика лет пяти, а рядом стояла девочка примерно семи. Сердце моё сжалось от ужаса и предательства. Он посмотрел в мою сторону и на долю секунды глаза встретились с моими, и тогда я поняла: это не случайность, он ждал, чтобы я пришла, но не знала, что именно я узнаю.

— Вера… — тихо произнёс он, и голос его дрогнул. — Я… нужно объяснить.
Я не могла сдержать слёз. «Объяснить?» — горько выдохнула я. — «Ты месяц врал мне о маме! А эти дети… кто они?»

Максим опустил взгляд, а потом сделал шаг ко мне, осторожно, будто боясь, что я сейчас сорвусь на него. «Это… мои дети, Вера. С другой женщиной. Я не хотел, чтобы ты узнала. Я боялся разрушить твою жизнь».

В этот момент весь мир вокруг меня рухнул. Я почувствовала холод, боль, предательство и одновременно странное облегчение — теперь правда была на поверхности. Даша зажалась ко мне, тихо плача. Я обняла её, стараясь собраться.

— Мы уйдём отсюда, Дашенька, — сказала я тихо. — И больше никогда не будем жить в лжи.

Максим остался стоять у двери, молча, без защиты, без оправданий. Я повернулась, взяла Дашу за руку и медленно отступила, осознавая, что наш брак, наша прежняя жизнь, закончились. И впереди была только правда, какой бы горькой она ни была.