ПреЛЮДИи чувств

Прелюдии Чувств
15 декабря в 09:48

Молодая женщина Люба Проскурина лежала в больнице. Сначала ей сделали операцию по удаления аппендицита, потом что-то пошло не так, было и небольшое воспаление, и осложнения в связи с этим. Поэтому ее пока не выписывали.
Ну а куда ей торопиться? Она на больничном, понятное дело, так что работа подождет. А вот в общежитии швейной фабрики, в котором она проживает, ее соседка по комнате Люся будет только рада, что пока одна, и ее ненаглядный Петруша может беспрепятственно посещать ее хоть до утра.
У самой Любы поклонника не было. Красотой, как белокурая Люся, она не блистала, была тихой и скромной, даже слишком для своих двадцати шести. Поэтому и жизнь как-то не складывалась. Люся вот выскочит замуж, а ей опять кого-нибудь подселят. Плохо на фабрике с жильем, не строят они ничего, а работники нужны.
Об этом обо всем и размышляла Люба, глядя на синее небо за окном и поглядывая на свою пожилую соседку по палате Федору Тихоновну. Та все больше спала, но когда просыпалась, они вели неспешные беседы, рассказывали друг дружке о себе.
Люба поведала, как осталась одна. Родители умерли, а старший брат все их имущество пропил, разорил родительское гнездо, и сейчас отбывает срок за кражу.
- Одна я совсем, тетя Федора, - скорбно жаловалась Люба.
- А муженька-то нет? – спрашивала та, внимательно разглядывая собеседницу. – И не было?
- Нет и не было. Говорю же, одна я. Подружка единственная, и то скоро замуж выйдет. А у вас есть семья?
- А как же! – с гордостью ответила Федора Тихоновна. – Родни-то тоже нет, а вот мальчишки мои завсегда рядом. А что случись, и починят, и покрасят, и побелят.
И соседка рассказала историю, от которой Люба пришла в легкое недоумение.
Как оказалось, живет Федора Тихоновна в доме на городской окраине. Дом свой, старый, еще от родителей остался. Муж умер давно, детей им Бог не дал. Но по доброте душевной и потому, что страсть, как деток хотела, стала она привечать дворовых пацанят.
- Напеку блинов, бывало, или пирожков с картошкой. Всех созову. Бегут, сломя голову. Вокруг стола усядутся человек пять-шесть и наворачивают мое угощение. Родители-то целыми днями на работе, завод у нас недалеко. А они одни, сами себе предоставлены.
- А муж ваш как же? Соглашался с таким гостеприимством?
- Да как тебе сказать? Ворчал, конечно. Но ребята-то и воды натаскают полную бочку во дворе, и дрова в поленницы сложат. Вот он и мирился, что тяжелую работу делать не нужно.
- А сейчас где же эти пацанята? Повырастали, поди? Приходят в гости-то помогают?
- Помогают, а то как же! – заявила Федора Тихоновна. – С детьми приходят. А у кого старшенькие, сами прибегают. А мне радость-то какая. Все те же блины всегда наготове. У меня в больнице были, проведывали.
Люба вспомнила, что да, приходили к ней пару раз посетители. Но тогда ей самой до себя было, не разглядывала она их.
- Мне ведь немного осталось, дочка, - вдруг пожаловалась она. – А есть у меня двое беспризорных пацанят, Митька и Василек. Ну как беспризорных? Один с матерью живет, другой с отцом. Те без продыху на заводе пашут по две-три смены порой. А мальчишки сами себе предоставлены.
- И вы их кормите? – удивилась Люба.
- Да не только кормлю. Они и уроки у меня делают, и помощники какие! А так бы улица их утянула. Вот и сердце болит за них.
Дня через два после этого разговора пожилой женщине сообщили, что посетители к ней. В палату буквально вбежали двое ребятишек лет по десять, Митя и Вася, а следом их родители: чуть прихрамывая крепкий мужчина и женщина с измученным от работы и от недосыпа лицом.
Люба уже вставала, поэтому тихонечко вышла из палаты, чтобы дать им пообщаться. Когда она вернулась после их ухода, Федора Тихоновна спала уже, на тумбочке лежали фрукты, пачка печенья и стояла бутылка ряженки.
Она смотрела на спящую женщину и никак не могла понять, откуда у нее силы брались все эти годы подкармливать чужую ребятню. Смогла бы она сама так? И тут вспомнила еще про какого-то Димку-сорванца. У того оба родителя поддавали так, что ему и на улице приходилось ночевать порой. Пожилая женщина забирала его к себе.
А отец приходил за Димой и кричал на Федору Тихоновну, что она своими поблажками им сына портит. И чтобы не смела его к дому приручать.
- А что я могу поделать? Он нет-нет, да и прибежит ко мне, покушает, по дому поможет. Тот раз полку прибил, сорвалась она со стены. Пол подмел, у меня спина не гнулась совсем. Я его в этот день и покормить-то толком не смогла. А он сказал, что не за едой ходит, а чтоб помочь.
Федора Тихоновна помолчала и произнесла:
- Мальчишки гораздо более чуткие, чем некоторые взрослые. Они не алчные, не черствые. Просто одни-одинешеньки, сами себе целыми днями предоставлены.
Люба Проскурина уже готовилась к выписке, а вот ее соседка совсем вставать перестала. И все переживала, как там ребятня без нее. Вскоре снова посетитель к ней пришел: молодой мужчина, симпатичный, подтянутый, с дипломатом кожаным. Люба хотела уйти, а Федора Тихоновна остановила ее.
- Вот, Люба, это Володенька мой, на глазах, считай, вырос. Познакомьтесь.
Люба поздоровалась, назвала свое имя и вышла. Да, симпатичный Володенька. А она бледная, худая после болезни. И так-то не красавица, а сейчас вообще, ноги как спички, волосы не прибраны, серый больничный халат болтается на ней, как на вешалке.
Долго он просидел у Федоры. Люба вернулась и улеглась с книжкой на кровать, а боковым зрением видела, что мужчина нет-нет, да и глянет не нее. Тогда краска приливала к лицу. Уходя, Владимир приобнял Федору Тихоновну, потом подошел к Любиной кровати и приостановился.
- Приятно было познакомиться, - сказал он. – Поправляйтесь, а я еще зайду.
И вышел, Люба и слова в ответ не успела сказать. Пришел через день. Любе на тумбочку сок поставил. А с Федорой Тихоновной ему и поговорить не удалось. Спала она после укола. Так он и ушел, смахнув слезу. Просил привет и гостинца передать.
Проснулась женщина к вечеру, от ужина отказалась. Люба сидела рядом с ней, держала за руку.
- Слушай меня внимательно, дочка, - сказала она тихим голосом. – Володя нотариусом работает, вот в его первый приход я дарственную на тебя оформила. Паспорт твой в тумбочке взяла, ты уж извини. Живи в моем дому, не бог весть, какие хоромы, но и не общежитие, а свое жилье. Об одном прошу: ребятишек не бросай.
Люба не верила своим ушам. Она будто окаменела.
- Ну чего молчишь, Любонька? Их только трое и осталось: Митя, Василек и Дима-сорванец. Пригляд нужен, чтобы улица не затянула, как твоего непутевого брата. Сама же рассказывала. Обещаешь?
Люба не выдержала, заплакала.
- Не брошу я их, Федора Тихоновна. Присмотрю, если что. Только вы поживите еще.
Но та уже спала и тихая улыбка озаряла ее измученное болезнью лицо.
Из больницы Любу забирал Володя. Ее выписали через два дня после того, как она навсегда попрощалась с этой доброй, прекрасной женщиной, проплакав весь день после ее кончины. Мужчина ждал ее у входа расстроенный, с понурым видом. Ей тоже было невесело, несмотря на долгожданную выписку.
Вместе со всеми хорошими знакомыми Федоры Тихоновны они похоронили ее. Затем предстояла процедура оформления перехода права собственности. Владимир помогал. И вскоре Люба въехала в этот дом, чудом доставшийся ей в дар.
Только не приходил к ней никто из ребятишек. Правда время от времени наведывался Владимир. И она попросила его познакомить с мальчишками. Он их привел всех разом в один из вечеров. И с тех пор они стали частыми гостями. Только как выполнить свое обещание, если Люба целый день на работе?
Но вечера они все же часто проводили вместе. Особенно дождливые осенние, когда на улице сыро и неприветливо. Она приносила им блинчики из заводской столовой, то с творогом, то с мясом. Ели с аппетитом, смотрели телевизор, играли в Монопольку, а потом бежали домой, радостные и возбужденные. Жили все рядом.
Иногда заходил Владимир, он же помог Любе с оформлением рассрочки на выплату пошлины за дом. Она оказалась невысокой. И ее благодарность за помощь незаметно переросла в теплые и нежные чувства.
Но он на них пока не ответил. Оставался другом и помощником. Зато отец Димы явился к ней и, как ни странно, не накричал на нее, как на Федору Тихоновну когда-то. Наоборот, стал благодарить за то, что за сыном присматривает.
- Вы уж только не очень его приваживайте. А то сядет на шею, - сказал он строго, но не зло.
***
Вот такая новая жизнь у нее теперь. И дом свой, и окружение другое. Люся вышла замуж за своего Петрушу, они приезжали в гости. Вместе с ними и друг Петра, но Люба никак не отреагировала на этот визит незнакомого мужчины. Сердце было занято другим. Пока безответно, но надежда на счастье не угасала.
А еще она помнила Федору Тихоновну, и каждый уголок ее теплого дома напоминал о ней. Как же Любе хотелось хоть чуть-чуть быть похожей на нее. Поэтому хранила светлую память об этой хорошей и такой простой женщине!
Ведь она оставила ей не только свой дом, но и в наследство свою доброту, которой ей теперь тоже хотелось поделиться с теми, кто в ней нуждался.

Ночная собеседница