ПреЛЮДИи чувств

Прелюдии Чувств
31 мая в 10:13

Супруги госпожа Афродита и господин Василис выглядят примерно одинаково. Возраст сравнял разницу в их внешности: у обоих короткая седая стрижка, темные, как на спелом банане, веснушки на лице, круглые животы и длинные волосы на подбородке. Госпожа Афродита, впрочем, сумела победить недостаток эстрогена: надела леопардовые лосины. Леопардовые лосины в шестьдесят – это как розовый бантик на лысой макушке, отличающий девочек от мальчиков в младенчестве. Считается, что женщины живут дольше. Точнее сказать, они дольше не сдаются.

***

Агиос-Стефановские старожилы помнят, что, когда дедушка Панайотис был молодой, он сажал не только плодовые деревья. С тех времен в его саду остались розовые кусты, магнолия и олеандры. Его нынешний предел романтики – это базилик. Базилик украшает балкон и вкусно пахнет. И еще его можно положить в салат.

Груши, сливы, абрикосы, хурма, черешня заведены им ради экономии и для пользы. В саду свили гнездо дрозды. Весь май дедушка и дрозды сидят на балконе и с одинаковым интересом смотрят на черешню. Ждут, когда она созреет. Весна – самое сильное время года, потому что она побеждает осень жизни.

***

С вечера засипел, зашепелявил мелкий дождик. Под утро, часа в четыре, он стих. Его сменил ливень птичьх голосов. Птичьи голоса журчали, лились, плескались, как волны. Ночь купалась в жидкой гармонии. Я вышла на балкон – золотистые голоса птиц сияли, как звезды. Вода и свет поменяли свою природу, превратились в звук, в музыку. Потом птицы остановились. Перестали петь. Ноктюрн рассыпался на щелчки, свист, шум. От него остались сухие горошинки ритма – единственная музыка, доступная дню.

***

В Греции легко почувствовать себя гоголевским «иностранцем Василием Федоровым». Встретила на агоре господина с греческим народным именем Феофилакт. Феофилакт выбирал одежду у господина Ермолая.

– Это хлопок? – щупая рубашку, сомневался Феофилакт.

– Я не торгую нейлоном, – обиделся Ермолай и забрал рубашку у него из рук.

– Ермолае, – примирительно сказал Феофилакт. – Прости меня за недоверие. Я больше так не буду!

***

Лирическая поэзия греческого рынка: торговцы сравнивают редис с карамелью, абрикосы с медом.

– У меня такая клубника… – искушал Апостол госпожу Аспасию.

– Какая? Сладкая, что ли? – насмешливо уточнила госпожа Аспасия. Ирония подразумевала, что клубника сладкая у всех.

– Нет! – не смутился Апостол. – Моя клубника не просто сладкая. Моя клубника отбеливает зубы!

***

– Покупайте свёклу! – кричал Нектарий. – Только посмотрите, какая она красная!

***

Госпожа Эфи, элегантная дама-бабушка, разодетая в колониальном стиле, – в шляпе с широкими полями, длинном белом платье, вглядывалась в яйца самого высшего, по мнению греков, разряда: «для детей».

– Клянусь тебе, твоя внучка поест хорошо! – божилась Зои, торговка яйцами, уксусом и вином. – Ты ко мне вернешься!

– Конечно, вернусь. Мы – две руки агоры. – сказала госпожа Эфи. – Продавец и покупатель. Друг без друга нам не справиться.

***

У Элисавет и Вангелиса самый красивый прилавок на агоре. Абрикосы, нектарины, персики откалиброваны по цветам и размерам и переложены изумрудными листиками для контраста. И каждый раз у них либо стоит, либо висит букетик из непокупных, садовых цветов.

Вангелис – высокий, осанистый, с седой бородой, напоминает Хэмингуэя. У Элисавет приятная внешность, но скверный характер. Дело в том, что Элисавет – мизантроп. Один раз она заподозрила меня в пересортице яблок в свою пользу, другой – сделала замечание за то, что я сфотографировала ее красивый прилавок.

– Фотографируют цены, – проворчала она. – А потом по телевизору запускают пропаганду, мол, супермаркеты выгоднее агоры!

Поэтому я делаю у нее покупки нечасто и никогда не фотографирую, чтобы не прослыть тайным агентом правительства.

Однако сегодня она заговорила со мной. Как это ни странно, ей захотелось поговорить обо мне. И, поскольку кроме меня, другой аудитории не было, она расказала обо мне в третьем лице, глядя мне в глаза:

– А вот девочка, которая каждую пятницу фотографирует на агоре прилавки.

– Да, – смутилась я. – у вас все очень красиво! Особенно букет.

– Этот букет, – ответила Элисавет, – каждую пятницу мне дарит старичок-сосед. А сегодня он дал еще и шоколадку!

Элисавет с гордостью показала плитку шоколада.

– И что я должен делать? Не ревновать? – нахмурился ее муж, Вангелис Хэмингуэй.

Он притворялся. На самом деле ему было приятно, что его жена – Дульсинея Тобосская, у которой есть свой Дон Кихот.

***

Дрожало, слоилось солнечное желе. Глыбы солнечного вещества остужал борей, северный ветер. Брызнул дождь.

– Какой день! – в восторге орал Апостол, глядя в небо. – Солнце, ветер, дождь! Весна, лето, осень, зима! Какой день! Я… я не знаю, что сделаю... Я отдам два килограмма огурцов за один евро в честь этого дня!

Прокопий тоже праздновал. Пил белое вино с Ефимием, танцевал сольный греческий танец «зебекико» под струнный аккомпанемент ветра, а также много и горячо спорил.

Когда хозяин жаровни принес счет, разгорелось эпическое противостояние. Театральное толкание руками, бессвязные выкрики "ты в следующий раз". Прокопий смотрел на Ефимия исподлобья, как Гильгамеш на Хумбабу, и в итоге его одолел.

***

Если тебе больно – ты жив. Вернее, так: ты жив, если тебе больно. Как это ни странно, в мире живет много мертвых людей.

Чтобы понять мир – надо его придумать, говорили древние. Однако не всякому под силу божий размах.

Зато любой из нас – творец космоса своей души.