ПреЛЮДИи чувств

Прелюдии Чувств
26 мая в 19:17

Когда всё произошло, я долго не могла рассказать никому. Ни маме, ни подруге, ни даже самой себе — в слух. Только в голове. Картинками, кусками фраз. Запахами, взглядами. Шорохами.

Сейчас — могу. Не потому, что прошло. Потому что пёс жив.

Это был обычный вечер. Мы с Верой возвращались от бабушки. Пятница, уже темнело, где-то начало девятого. В руках — пакеты, ребёнок немного устал, тянет меня за рукав: «Мама, давай быстрее, у меня ноги мёрзнут».

Я торопилась. Открыла дверь в подъезд, прижала плечом. За нами скользнул пёс — Марс. Он всегда шёл чуть сзади, будто проверяя, всё ли спокойно.

Марса я взяла три года назад. Метис овчарки, с приютной биографией. Его тогда никто не хотел: «угрюмый», «подозрительный», «не поддаётся дрессировке». Мне он показался — просто серьёзным. Не всем же быть весельчаками. С Верой он сразу нашёл общий язык. Садился у кровати, когда она болела, приносил ей игрушки в зубах. Обожал, по-своему, молча.

Подъезд был полутёмный — как всегда. Лампа на втором этаже давно моргала, мы уже привыкли. Я щёлкнула выключателем, свет не загорелся. Ступеньки впереди — тень, только слабый отсвет с улицы.

И тут я почувствовала.

Что-то не так.

Какое-то движение — сбоку, у мусоропровода. Тень. Быстро. Бесшумно.

Я не успела понять, что происходит, как он выскочил.

Мужчина, капюшон, что-то блестит в руке — нож?

Вера закричала. Я тоже. Инстинктивно отшагнула назад, закрывая собой дочь. В голове — пусто. Только одно: как выбраться?

Марс зарычал.

Я раньше не слышала, чтобы он так рычал. Это не был обычный «ворчок» у двери. Это был низкий, грудной звук, от которого мороз по коже. Он встал между нами и нападавшим. Настежь. Шерсть встала дыбом.

Мужчина отшатнулся — на секунду. И этой секунды хватило.

— Беги! — закричала я Вере. — К двери! Беги, зови тётю Галю! Быстро!

Ребёнок метнулся к выходу. Я за ней. И в этот момент — крик. Мужской. Визг. Возня.

Марс вцепился ему в руку.

Я даже не видела, как он прыгнул. Просто звук — как будто что-то рвётся. Потом короткий вой. Потом — тишина.

Мы влетели к Гале, соседке. Дверь захлопнулась. Я еле говорила. Губы дрожали. Вера плакала в голос. Галя вызвала полицию и «скорую».
Я всё время смотрела на дверь. Слушала. Прислушивалась.

Когда приехали полицейские, я выбежала с ними. Мужчина лежал на полу, прижимая руку. Рядом — Марс. Стоял, тяжело дышал. На морде — кровь. Не его.

Когда меня увидел — повилял хвостом. Один раз. Потом опустил голову.

В участке мы провели почти всю ночь. Допрос, протокол, видеозаписи с подъезда. У нападавшего оказался перочинный нож, порезал Марсу бок. Не сильно. Нас бы — не поцарапал. Нас бы — иначе.

Марс не отходил от меня. Лежал у моих ног, моргал, тянулся мордой к Вериной ладошке. Она сидела рядом, укрытая пледом, и гладила его по голове.

— Он настоящий герой, — сказал молодой участковый. — Вас бы без него…

Он не договорил. И хорошо.

На следующее утро мы были дома. Я не спала почти двое суток. Вера уснула прямо на диване. Я села рядом. Марс улёгся у двери. Так всегда — пост охраняет.

Я смотрела на него и думала: «Почему ты так сделал? Ты ведь мог убежать. Я бы не осудила. Ни за что».

Он посмотрел в ответ. Молча. И я поняла: он просто не мог иначе.

Прошло несколько дней. Рана затянулась. Мы обрабатывали её, я звонила ветеринару, советовалась. Он терпел. Ни разу не дёрнулся. Только иногда — поднывал во сне. И вздрагивал, если резко хлопала дверь.

С тех пор я стала по-другому закрывать подъездную дверь. Не на автомате. С усилием, с контролем. Убедившись, что всё защёлкнулось. Проверяю по три раза. Паранойя? Может быть.

Но Марс больше не охраняет дверь. Он лежит ближе — к нам. У изножья дивана. Чтобы видеть. Чтобы быть рядом.

— Мам, а он не боится теперь? — однажды спросила Вера. — Того человека?

— Не знаю, — сказала я. — Думаю, боится. Просто он… сильнее страха.

Всё казалось закончившимся. Полиция, протоколы, перевязки. Марс выжил. Мы тоже. Можно было выдохнуть.

Но я не выдыхала.

Первое время мы почти не выходили. Вера не хотела. А если и выходили — только вместе. Днём. Коротко. В магазин и обратно. Марс всегда с нами. Даже в булочную.

На людей он не бросался. Не рычал. Просто напрягался всем телом, когда кто-то подходил слишком близко. Особенно мужчины.

Я пыталась вернуться к нормальной жизни. Работа, садик, уборка, ужин. Но всё делалось — как через ватную плёнку. Словно я больше не здесь. Словно я всё ещё там — в полутёмном подъезде.

Ночами не спала. Слушала — как Вера дышит, как Марс хрюкает во сне. Иногда просыпалась в панике: «Дверь! Я не закрыла дверь!» — вскакивала, проверяла. Всё было закрыто. Всегда.

Через неделю нас вызвали на опознание. Я не хотела идти. Но пошла.

Он был там. Тот самый.

Я не знала, как реагировать. Он стоял спокойно, смотрел в пол. Порез на руке — свежий, ещё с повязкой. На меня не глянул ни разу. Но мне всё равно было страшно. Пальцы дрожали, губы не слушались.

— Он вас не узнает, — сказал один из следователей. — Таких, как вы, у нас много. А вот чтобы с собакой — впервые.

Я кивнула. А потом — не сдержалась.

— Он же выйдет?

Мужчина посмотрел на меня, задержал взгляд. Потом тихо:

— Возможно. Впервые, но… у нас нет статьи «напал в подъезде». Только «угроза», «телесные повреждения». А доказать… ну, вы же сами понимаете.

Я поняла.

На суд я не пошла. Не смогла. Сказала, пусть читают мои показания. Я всё уже сказала.

Марс снова стал спокойным. Ест, гуляет, играет с Верой. Но ночью — не спит. Сидит у двери. Или у её кровати. Не воет. Просто сторожит.
Однажды я заметила у него шрам — тот самый, на боку. Он почти затянулся, но шерсть там больше не растёт. Полоска. Напоминание.

Вера подходит, гладит.

— Мам, а он теперь всегда будет с этой полоской?

— Да. Это как… медаль. Только настоящая.

Она задумывается. Потом:

— А у тебя есть?

— У меня?

— Ну… шрам. От этого.

Я улыбаюсь. И не знаю, что сказать. У меня нет полоски на коже. Но есть — внутри. От стены до стены. Поперёк всего.

Месяца через два всё стало утихать. Друзья звали в гости, коллеги — на работу. Мир возвращался. А я — всё ещё возвращалась.

Но больше всего меня удивляла Вера.

Она перестала бояться. Не сразу, не резко. Но — как будто Марс передал ей что-то. Смелость, что ли. Она снова пошла сама к подружке. Вышла в магазин — с ним, конечно. Смеялась, бегала, снова стала собой.

— Мам, а если он опять появится?

Я знала, о ком она. Ночью, когда она не могла уснуть.

— Он не появится.

— А если?

— Тогда Марс будет с нами. Как тогда.

Она кивала. Спокойно. И засыпала, обняв Марса за шею.

Потом был случай.

Мы шли во двор. Весна, лужи, дети кричат, воздух — острый, ещё с холодком. Вдруг — хлопок. Сильный. Громкий. Где-то за гаражами. Кто-то бросил петарду.

Марс рванул. Не вперёд — назад. Сел. Завыл.

Я подошла. Обняла. Он дрожал. Он, мой герой, дрожал всем телом.

И тогда я заплакала. Впервые — по-настоящему. Не от страха. Не от боли. От того, что поняла: он живой. Он не просто «спас». Он заплатил. Тоже.

— Прости, Марс, — шептала я. — Прости, что не уберегла.

Он ткнулся мне в грудь. Молча.

С тех пор — ни шагу без поводка. Ни на секунду — без взгляда. Я больше не спешу. Лучше опоздать. Чем снова…

Вера просит завести второго пса.

— А вдруг Марс устанет? — говорит она. — Ему нужен помощник. Ты ведь тоже не всё сама делаешь?

Я улыбаюсь.

— Посмотрим, доченька. Посмотрим.

Прошло полгода.

Я думала — всё. Утихло. Прошло. Начали жить заново.

Но жизнь, как оказалось, всегда держит что-то про запас.

Это было летом. Мы с Верой поехали на дачу — старый дом родителей, полтора часа на электричке. Марса, конечно, взяли с собой. Он обожал дорогу: вытягивался у окна, нюхал воздух, ловил запахи.

Первый день прошёл как обычно: огород, грили, шезлонги. Вера с ним гоняла мяч по траве, а я — впервые за долгое время — просто сидела. Смотрела. Дышала.

Ночью пошёл дождь. Проливной. С громом.

Я проснулась от звука — хлопок, точно как тогда. Потом второй. И лай.

Марс выскочил во двор. Я за ним. Вера — следом. Всё мокрое, темно. В голове — паника.

На тропинке у калитки стояла фигура. Мужская. С пакетом. С рюкзаком. С капюшоном.
Я оцепенела.

— Кто вы? — крикнула я.

Он молчал.

Марс замер у моей ноги. Напрягся. Потом — зарычал.

— Я… — сказал он. — Не подходите. Я не… не враг. Я просто спросить…

Я всё ещё не могла понять. Что-то в голосе…

Он поднял голову.

И я его узнала.

Тот. Из подъезда. Нападавший.

Я стояла как вкопанная. Внутри всё оборвалось.

— Уйдите, — выдавила я. — Сейчас же.

— Я… я отсидел. Мне дали срок. По совокупности. Полгода. Я… хотел сказать… спасибо.

Я не поняла. Что?

— Я был не в себе. Тогда. На игле. Вы — не виноваты. Я…

Он запнулся.

— Я потом всё понял. Когда отрезвели. Когда в больнице лежал. Он — ваш пёс — он всё правильно сделал. Спас. Вас. И меня.

Он замолчал. Марс стоял, не шелохнувшись.

— Я не прошу ничего. Только… хотел сказать. Простите. Если можете.

Он медленно развернулся. Ушёл.

Я стояла долго. Марс тоже.

Потом он посмотрел на меня. Взгляд был — как всегда. Тихий. Понимающий.

— Ты всё знал, да? — прошептала я. — И поэтому не напал.

Он лизнул мне ладонь.

С тех пор я по-другому думаю о страхе. О боли. О прощении.

Марс не только спас нас. Он показал, что сила — это не всегда зубы и лай. Иногда — это стоять спокойно. Смотреть. Ждать. Понимать.

Вера теперь часто рисует его. На всех картинках — он. Солнце. Мы. И он. Рядом. Всегда.

Я закрываю дверь на два замка. Проверяю. Да. Но уже — не от страха. А просто… из уважения. К тому, кто стоял на страже.

Марс спит у моего дивана. Иногда — у Вериных ног. Он снова дышит спокойно. И даже стал немного ворчать, если не получает вовремя вкусняшку.

И знаете — я счастлива.

Потому что он жив. Мы живы. А значит — всё не зря.
С тех пор он больше не отходил от нас ни на шаг.

Автор: Хвостатые будни