ПреЛЮДИи чувств

Прелюдии Чувств
вчера в 06:47

«Скромность крупного плана»

24 мая 2025 года народный артист РСФСР Евгений Арсеньевич Киндинов отмечает 80-летие. Поздравляем юбиляра!
«Романс о влюбленных» принес ему всенародную известность. Ему стали приходить потоки писем от поклонниц, его останавливали на улице, чтобы взять автограф.
Рассказывает Евгений Киндинов: «Картина была трудной с точки зрения технологии. Роль в этом фильме требовала от меня на тот момент больше сил и мастерства, чем у меня было. Сегодня нужно органически выучить текст и прочесть его перед спрятанной камерой, а тогда все было по-другому.
Мы отсняли много материала. Да и по фактуре роль была необычной. «Романс о влюбленных» - не драма и не мелодрама. Женя Григорьев написал такой сценарий, за который никто не брался: не знали, как подступиться.
Наша победа, а это было именно так, добыта потом и кровью. Во многом фильм «Романс о влюбленных» был экспериментальным. Впервые, например, в кино герои заговорили «белым стихом». Впервые были показаны довольно откровенные любовные сцены, о чем тогда и думать не могли».
Развернувшиеся вокруг картины споры лишь подогрели к ней интерес публики. В 1974 году фильм собрал 36,5 млн. зрителей, заняв в прокате десятое место, и завоевала Большой приз «Хрустальный глобус» на Международном кинофестивале в Карловых Варах.
Из интервью с Евгением Киндиновым :
— Евгений Арсентьевич, вы имеете что-то против символа?
Е.К.: — Да, мне не нравится это выражение. Тогда меня называли другими словами — герой, лирический герой, в общем, конкретнее, что ли. А такой термин “символ” был не в ходу.
— Но тем не менее в “Романсе о влюбленных” впервые было много откровенных сцен. И я думаю, режиссера Кончаловского с западными взглядами это не смущало.
Е.К.: — Он, конечно, западный человек, но он и культурный человек. Это было замечательное время, когда в кинематографе режиссеры репетировали. Не то, что сейчас, когда достаточно выучить текст и войти в кадр. А тогда сцены репетировали, как в театре. Особенно наши сцены с Ленкой (актриса Елена Коренева), в том числе и откровенные.
— Поэтому съемки продолжались полтора года?
Е.К.: — Были определенные сложности со мной. Дело в том, что я снимался, но не уходил из театра и теперь понимаю, что правильно делал. Поэтому меня в группе ждали, съемки затягивались. А натурные съемки проходили не на Дальнем Востоке, а в Казахстане, где снимали как раз Дальний Восток.
— Это там, где вы тонули? Без дублера?
Е.К.: — В Казахстане нашли озеро. Застроили полуразрушенные дома, и было очень смешно. Ведь мы выбрали Казахстан, потому что там тепло, ранняя осень. Но когда мы прилетели туда, в этот день резко упала температура, и чуть ли не пошел снег. А съемки уже отменить невозможно. И нас после съемок в воде растирали всеми средствами типа спирта. <…> Съемки были непростые, например, мы, герои, говорим белым стихом, хотя дело происходит в современной Москве. Но, с другой стороны, съемки были легкие с точки зрения атмосферы. Профессиональный режиссер не тот, кто снимет хорошее кино, но и создаст нужную атмосферу на площадке. Вот в Серпухове, где сначала снимали, Андрон Кончаловский лично побеспокоился, чтобы какая-то тетушка по утрам приносила нам с Леной землянику. И каждое утро мы получали по банке свежайших ягод, — он хотел, чтобы мы хорошо выглядели на крупном плане.
— А ведь начинали вы в массовке. Если не ошибаюсь, студентом снимались у Саввы Кулиша в “Мертвом сезоне”.
Е.К.: — Да, мы целой группой встречали Баниониса на границе. Подъезжали на трех машинах, и надо было добежать до границы и радостно встретить его. Но я уже к тому времени был выпускником Школы-студии МХАТ. А в школе-студии в то время было железное правило: обучаясь, ты не имеешь права сниматься ни в кино, ни на телевидении. И если вдруг кого ловили, его тут же отчисляли.
— Евгений Арсентьевич, вас не обижало, что в кино и на ТВ вам предлагали в основном играть представителей рабочего класса? Что за собой тянуло ходульные образы, малоинтересную драматургию.
Е.К.: — Да не так было много у меня рабочих. Согласен, не все было интересно, но в таких ролях, например, как в фильме “Молодые”, существовала сильная лирическая тема, и это для меня было интереснее всего. Ну и потом, какие у меня были партнеры! Ларионова, Мордюкова, Джигарханян… Я учился у них, ну, скажем, скромности крупного плана.
— А бывает нескромность крупного плана?
Е.К.: — Бывает, это когда ты болтаешься в кадре, а надо одними только глазами передать, что происходит с героем. Я, помню, спросил Нонну Викторовну: “Что делать? Вроде не первая картина, а руки трясутся, во рту сохнет, текст забываю”. “Ой, милый, я до сих пор волнуюсь, — засмеялась Мордюкова. — Вот когда ты перестанешь волноваться, ты задумайся: чтой-то с тобой не то. А если волнуешься, значит, все в порядке”.
— Ваши герои в кино в основном положительные.
Е.К.: — Такое правило кинематографа: удачно сыграл моряка, и тебе дают одних моряков. Нужен рабочий парень? Вот, пожалуйста, Киндинов! Поэтому театр для меня — это кислород, возможность оставаться на плаву. <…>
— А как у артиста Киндинова обстояло с медными трубами? Или вы всегда были в этом смысле адекватным?
Е.К.: — А я так скажу — мне везло не только с замечательными режиссерами, но и с партнерами. Много лет я работал на сцене со Смоктуновским Иннокентием Михалычем. Ну, не было у него этого, хотя имел все основания. Или Евгений Евстигнеев — просто антизвезда! А позже Олег Даль. Однажды он сказал мне, никогда не забуду: “Жень, в некоторых театрах надо повесить объявление”. — “Какое?” — “Уходя из театра, не забудь выйти из образа”. А некоторые носят его с собой. Ну что делать? Олег Борисов собирал тысячные залы, но никогда ничего себе “звездного” не позволял. А вот те, у кого и труба пониже, и дым пожиже, они вот… Это как раз, на мой взгляд, говорит об уровне актерском.
— Насколько правда, что вы чуть не придушили на спектакле народного артиста, звезду по тем временам, Алексея Грибова?
Е.К.: — Это правда, все было на спектакле “На дне”, где я играл Ваську Пепла, а он — Луку. И в одной сцене, где Васька в горячке бросается на Луку, я от зажима так прихватил Алексея Николаевича, что сам испугался. Он хоть и не молодой был, но тоже схватил мою руку. Хотя зритель ничего не заметил, потому что мастера старой школы никогда себе не позволяли на сцене выяснять отношения. Это потом, в антракте, меня пригласили к нему в гримерную. Высочайший профессионал был Грибов. Вот в четвертом акте “Трех сестер” он просто сидел и читал газетку, но взгляда от него нельзя было оторвать. Я в кулисах спрашивал его: “Алексей Николаевич, что вы такое делаете во время чтения газеты?” — “Я гвозди в нашей сцене считаю”. Что за магнетизм? Необъяснимые вещи. <…>
— Столько лет на сцене. Что главное вы поняли про актерскую профессию?
Е.К.: — Да много чего. Но во всяком случае — не ври себе, тогда в то, что ты делаешь, поверят и другие. Не верю и верую.
— Все-таки актер — мужская или женская профессия?
Е.К.: — И мужская, и женская — в ней всё. Другое дело, что ты в ней выберешь. И как ты переживешь медные трубы. И несправедливость: когда тебя не берут, а ты можешь и хочешь играть. Все приходилось пережить. Но труднее всего пережить успех. Но как в одной песне поется: “Неси свой крест и веруй”.

P.S. За свою карьеру Киндинов сыграл в десятках фильмов (свыше 90), озвучивал зарубежные картины, но своим домом и призванием все же считает театр – МХТ им. А. П. Чехова, куда был зачислен сразу после окончания Школы-студии МХАТ и в котором служит уже более шестидесяти лет.

Интервью с актером МХТ им. Чехова Евгением Киндиновым. "Московский комсомолец".