ПреЛЮДИи чувств

Прелюдии Чувств
вчера в 16:46

«Вы умрёте в полёте», — сказала ему как-то цыганка. Он только усмехнулся в ответ — ведь разве он не всю жизнь этим и занимался? Летал.

Марк Захарович Шагал прожил почти целый век — 98 лет. Он ушёл из жизни, возвращаясь домой после работы в мастерской. В лифте, в движении — не на земле. Как и предсказали. Как и жил.

Он был художником, каким рождаются раз в эпоху. Или даже раз на несколько. И дело не только в технике или славе — таких, как Шагал, просто не бывает часто. Его узнают с одного взгляда: перевёрнутые дома, летающие влюблённые, козы с человеческими глазами, зелёные скрипачи… Всё это — его мир. Тот, в который входишь как в сон. Немного нелогичный, но такой настоящий.

Шагала сложно не знать. Даже если ты не интересуешься искусством — имя знакомо, где-то слышал, где-то видел. Его любят, спорят о нём, восхищаются, злятся, не всегда понимают — но равнодушными не остаются.

Он работал во всём: писал картины, делал витражи, создавал костюмы, скульптуры, оформлял сцены. И даже писал стихи. На идише. Потому что иначе не мог. Потому что внутри всегда было больше, чем просто живопись.

Говорят, он создал около десяти тысяч произведений. А кто-то подсчитал, что около шестисот его картин просто исчезли — то ли потерялись, то ли украдены. Шагал — в числе тех художников, чьи работы похищают чаще всего.

Родился он в Витебске, в белорусском городке, который потом превратится в волшебное пространство на его холстах. И всю жизнь он словно уносил с собой этот город — куда бы ни поехал, в Париж, в Нью-Йорк, в Иерусалим. Витебск всегда был где-то рядом, за плечом. Тихо шептал в ухо свои истории.

Он не просто рисовал — он рассказывал, будто заново выдумывал мир, где всё возможно: влюблённые могут летать, скрипка звучит в небесах, а любовь не знает гравитации. Он видел иначе, и в этом было всё его искусство.

А однажды он написал:

«Ты появись, я жду тебя — отовсюду.
И об руку, ах,
мы с тобой полетим, поднимаясь по лестнице Иакова…»

Может быть, именно так он и ушёл — шаг за шагом, вверх, к тому самому «нездешнему чуду», которое всегда ждал.