ПреЛЮДИи чувств

Прелюдии Чувств
17 февраля в 17:05

Александр клёвый. И фамилия у него клёвая – Колдунов. Если не врёт. Я ведь тоже в сети много вру. У меня там столько поклонников, сколько в жизни никогда не бывало.
Правда, уровень этих поклонников… в основном пишут «Лаймочка, я бы тебя повалял, ты не пожалеешь!» Но встречаться с ними я не собираюсь. С Колдуновым прикольнее. Я сама предпочитаю его дразнить.
«Что я делаю? Сейчас я ем круассан с клубничным джемом, Саша. Представляешь, какие липкие и сладкие у меня губы? М-м-м?»
А этот чудак мне пишет:
«Больше всего я степной мёд люблю. Нас в казачьих поселениях угощали. Он как расплавленное сладкое солнце. До сих пор оттуда заказываю. Тебе бы понравилось, Лайма».
Такой он и есть. Я ему про «м-м-м», а он про мёд загибает.
В сети я – загадочная Лайма. Королева порочных грёз. Наряды в откровенную сеточку, круассаны с клубникой, загородный дом и воображаемый богатый муж. Я шутлива, весела и романтична, ах-ах-ах. И ужасно страдаю от недостатка мужского внимания, потому что супруг под старость стал ботаном и скрягой, и мы ведём раздельное существование.
В молодости Колдунов жил в забайкальских степях. Что-то они там тянули, вели, раскапывали… Это его любимое воспоминание – восходы, ковыль, кружащие ястребы… Лично я не вижу в степях ничего интересного. Там ни одного магазина нет.
Но о рассветах в степи Сашка пишет потрясающе. О плотном предутреннем тумане, о росистой траве, о выстреливающем из-за сопок солнце… Рассвет как выстрел. Поэтично получается.
Так вот заболтаешься с ним, прямо сама себе поверишь. А потом выходишь из сети – тырк! – и никакая ты уже не Лайма. Ни загородного дома у тебя, ни круассанов, ни мужа. Ты затрапезная Нина Григорьевна, которой завтра полшестого чундыхать на смену. Тебе сорок три года, у тебя прихватывает спину и скачет давление.
***
Единственное, о чём я не вру Колдунову – это о недостатке мужского внимания. Его нет. И про работу не совсем вру. Говорю, будто занята в транспортной фирме, акционер и всё такое. Не рассказывать же каждому встречному, что я автобусный кондуктор.
В половине шестого одеваюсь потеплее и шпарю в парк. Сегодня мне обслуживать пятьдесят второй маршрут. Плечо там длинное, пассажиропоток жидкий. Скоро нас, наверное, всех сократят, когда наставят по автобусам бескондукторных терминалов.
На линии в телефоне топить будет некогда. Перед выездом кидаю Колдунову раннее сообщение:
«Встала ни свет ни заря. Сделала зарядку, релаксирую под пледом. Представляю тебя рядом с собой... Извини, скоро уеду на важное совещание, поэтому до вечера!».
Автобус скользит по мокрому асфальту, как утюг по гладильной доске. Двери шипят, в салон карабкается народ. Кондукторы не запоминают пассажиров в лицо, они считают их по головам. С высокого насеста я сразу вижу, сколько голов вышло и сколько вошло.
Раздвигая людскую массу плечом, иду обилечивать вошедших. Слева у окна пассажир с родинкой на щеке уткнулся в телефон.
- Кто вошёл, оплачиваем проезд! – зычно ору я.
Пассажир рассеянно шарит в кармане. Телефон он держит на отлёте, экраном прямо в меня…
И в глаза мне бросается моё собственное фото!
Моё фото и наша переписка! Это же я – Лайма. Внизу даже виден кусочек моего сообщения: «…Извини, скоро уеду на важное совещание, поэтому до вечера!».
Ноги у меня подкашиваются, я едва не падаю в проход. Вот тебе и прилетело! Столкнуться в автобусе с френдом из сети – один шанс из ста тысяч.
Колдунов писал, что у него есть машина, но на общественном транспорте передвигаться проще – меньше времени теряешь в пробках. Тут он прав, с пробками по утрам просто завал.
Конечно, Саня меня не узнал. Взял билет и сказал «спасибо», а я прошла дальше, раздвигая толпу натренированным плечом. Это «спасибо» звучит у меня в ушах – наконец-то я услышала его голос.
Фотки в сети у меня не новые, да вдобавок прогнанные через фильтр. Там я женщина-леденец. Раньше ездила на пикники, носила мини-юбки. У меня не было мешков под глазами. Невозможно идентифицировать обаяшку Лайму с толстой кондукторшей в рыжей жилетке.
Дойдя до конца салона, я оглядываюсь, чтобы рассмотреть Колдунова во всех подробностях. Родинка, серая куртка, усталые глаза. Вот ты какой, Сашка. Вольный житель степей и любитель мёда. Архаровец.
Ещё пару раз прошла мимо. Вдохнула запах его одеколона. Забавно ощущать себя человеком-невидимкой. Колдунов переписывается с клубничной Лаймой, а она ходит перед ним с сумкой на пузе и кричит «оплачиваем за проезд!».
Так мы и ехали – неузнанные. Хотелось тоже уличить Сашку в каком-нибудь обмане. Окажись он бомжем – я бы сама подошла и посмеялась. Но его рассказы о себе совпали с реальностью. Он не бомж и не мажор. Средненький такой дядька. Обручального кольца на пальце нет. А про степь и рассветы он заливает душевно.
Ох, не о том я думаю… а о чём думать? Ну, увидела Колдунова живьём. Легче стало? Он общается с козырной Лаймой, а не с кондукторшей Ниной. О туманах ей чешет. И Лайма приглашает полежать его под пледом, закинув ляжку на плечо.
Сашка проехал от остановки «улица Благеева» до «Макарова». Времени была половина восьмого. Значит, на Благеева он живёт, а на Макарова – работает?
Вечером я веселилась вовсю. Врала Сашке в сети о своих скучных акционерных собраниях. Кривлялась, несла чушь с эротическим подтекстом. А он мне выслал стихи.
Серьёзные стихи, не помню чьи. Даже как-то ржать расхотелось.
***
Подменилась с Ленкой, снова попросилась на пятьдесят второй маршрут. Прокаталась впустую – Колдунова не было. Так я и думала. Через улицу Благеева идут ещё двенадцатый и тридцать девятый маршруты. Если Сашке только до «Макарова», он может сесть на любой из них. И можно до скончания века его ловить.
Да и зачем нам видеться? Чтобы издали на него посмотреть и билет продать? Лучше остаться для него недосягаемой Лаймой. Он мне – про рассветы, я ему – про липкие губки. Где-то у меня было старое фото в шикарном белье, ещё из прошлой жизни. Подчищу да вышлю, пусть любуется, степняк.
«Лайма, ты в порядке? Читаешь мои сообщения, но не пишешь. У тебя проблемы с мужем? Ты заболела?»
Да нет у меня мужа. И проблем нет. Я просто перестала тебе писать, Колдунов. Хватит.
***
Сто тринадцатый маршрут по осени никто из наших не любит. Убыточный рейс, выручки на нём три копейки. Он идёт за город, к запущенным коллективным садам, делает круг и разворачивается. А какой балбес затемно попрётся осенью в коллективный сад? Мы с водителем Пашкой возим воздух и самих себя.
На предпоследней остановке в городе садится Колдунов. Протягивает мне деньги и улыбается.
- Привет, - говорит он. – Я всё-таки тебя нашёл, Нина. Ты так резко пропала. У тебя что-то случилось?
Хватаюсь за поручень, чтоб не упасть.
- Как ты узнал? – говорю.
- Я тогда сразу тебя узнал, - говорит Сашка. – А имя-фамилия у тебя на бейдже написаны. Просто отвлекать постеснялся.
Автобус останавливается на конечной, у запущенных садов. С неба дует октябрём. Голые ветки царапают крышу. Как в полусне я выхожу вслед за Сашкой. Он ведёт меня куда-то вбок, где за домиками синеет большое поле.
- Нинка, только недолго там! – орёт из кабины Паша. – Через пятнадцать минут мы обратно!
Он думает, я побежала искать кустики. Из-за поля встаёт солнце – светает сейчас поздно. Оно выстреливает из-за горизонта, прошивая редкие облака. Сашка держит меня за руку, и я снова красивая Лайма, а не унылый кондуктор Нина.
- Вот, - говорит Колдунов. – В степи почти так же. Красиво, да?
Дураки мы оба. А мне почему-то так хорошо, что он меня нашёл…

Дмитрий Спиридонов