ПреЛЮДИи чувств

Прелюдии Чувств
13 января в 13:25

94 года назад, 13 января 1931 года, в Москве родился Аркадий Александрович Вайнер. Этот писатель (в соавторстве с братом Георгием, разумеется) создал едва ли не самых известных героев нашей литературы и кино послевоенного времени – Глеба Жеглова и Владимира Шарапова. Без них, наверное, и сегодня невозможно представить себе ни одного спора о национальном характере.

Часы для мистера Келли
В литературу они вбежали не из семинаров, не считались ничьими учениками, хотя дружили, например, с Юлианом Семёновым. Но учились Вайнеры, на мой взгляд, в первую очередь – у Павла Нилина. В его двух коротких повестях – «Жестокость» и «Испытательный срок» – спрятаны многие сюжеты лучших советских детективов 1960–80-х. И это был самый лучший учитель.
У нас долго – с пушкинских времен, если не раньше – считалось, что написать популярную книгу нетрудно. Возник даже несправедливый термин – «подлая литература». Нелепый предрассудок! В словесности просто сосуществуют и будут сосуществовать разные жанры, среди которых не может быть «парий». Но это присказка.
Аркадий Вайнер служил в МУРе, о котором потом писал всю жизнь, был следователем, замечательным профессионалом, носил погоны капитана, и славился среди друзей своими милицейскими застольными рассказами.
Его младший брат Георгий был корреспондентом ТАСС.
Они любили вспоминать начало своей литературной истории. В 1967-м общий друг Вайнеров, разведчик и журналист Норман Бородин, впечатлённый следовательскими байками, предложил братьям написать рассказ, по-меценатски пообещав гонорар – 400 брежневских рублей. Общительный, азартный, мало к чему равнодушный Аркадий стал заводилой писательского тандема.
Братья взялись за дело, вместо рассказа написали огромный роман – «Часы для мистера Келли» (1967). Семёнов способствовал публикации романа в «Нашем современнике», а Бородин – в «Советской милиции». В обеих редакциях рукопись сократили примерно вдвое. История этой редактуры стала ещё одной излюбленной байкой Вайнеров: дескать, то, что вырезали в «Нашем современнике», оставили в «Советской милиции» и наоборот, а в результате получились две самостоятельные публикации.
Сюжет для дебюта они придумали замысловатый. Иностранцы скупали у советских расхитителей часовые механизмы, в дело вмешивались матёрые воры – и честные милиционеры с шутками и прибаутками распутывали дело. Появился в романе будущий сквозной герой Вайнеров, молодой следователь Стас Тихонов. Этот роман экранизировали, правда, фильм «Свидетельство о бедности» не стал сверхпопулярным. Вторая книга Вайнеров – повесть «Ощупью в полдень» (1968) - интерпретировала классический советский сюжет: военный след гостиничного убийства, полицай много лет спустя «убирает» свидетелей военных преступлений. Зато Станислав Тихонов и его учитель, муровец с фронтовым прошлым Владимир Шарапов показали себя не только в следствии, но и в непринуждённых разговорах, в которых была нефальшивая теплота, без тени службистской помпезности: «Шарапов достаёт из ящика большой хрустальный фужер с отбитым краем. Долго, задумчиво протирает его листом бумаги, насыпает сахар и кофе. Потом наливает из эмалированного чайника кипяток, смотрит, как закипает жёлтой пеной коричнево-чёрная жидкость. Делает он всё спокойно, истово, почти торжественно. Тихонов хорошо знает этот дурацкий сюжет».
Монолог следователя
Читатель Вайнеров привык, что милицейские повести нашпигованы всяческими справками, цитатами из газет, деловыми отчётами, радиограммами. Повесть «Я, следователь…» (1968) вообще состоит не из глав, а из листов «Дела». Схожий приём ещё чаще использовал Юлиан Семёнов.
Но у Семёнова «документ» пробуждал в читателе качества начинающего политаналитика, приобщая к некой секретной информации, тайной правде. Вайнеры взяли на вооружение этот приём, чтобы ещё надёжнее вмонтировать своих героев в фактуру эпохи
(«Эра милосердия») или в милицейские будни. «Я, следователь…» – мне кажется, лучшая их книга. Внутренний монолог, от которого трудно оторваться. Следователь ищет Вора – им даже не нужны имена. Среди них нет суперменов, всё происходит почти буднично, но очень правдиво, по-настоящему.
Изящные мотивы
Ограбление московской квартиры народного артиста СССР, скрипача Давида Ойстраха, когда воры не тронули бесценную скрипку, навело на мысль об обратном сюжете: у Вайнеров из квартиры великого скрипача Льва Полякова скрипку Страдивари похищают. В романе «Визит к минотавру» (1972) ввели вторую сюжетную линию – историческую. Сыщик ищет вора, укравшего в гришинской Москве скрипку Страдивари – а Вайнеры рассказывают ещё и историю про великого мастера Страдивари, его учителя Амати, его соперника Гварнери… Весьма мудрую историю о самопознании творческой личности, об аскезе великих мастеров. На фоне исторических эпизодов и современные коллизии кажутся высокой аллегорией, в которой завистник уничтожает сам себя, становясь чудовищем-минотавром для настоящего таланта. Да-да, читатель семидесятых требовал изысканных мотивировок!
И, пожалуй, после Олеши никто так страстно не писал о зависти.
Исторический сюжет ввели Вайнеры и в «Лекарство против страха» (1974) – роман про химиков, уголовников и немножко – про Парацельса. Там тема зависти к таланту прозвучала ещё громче, но, пожалуй, с меньшим изяществом, чем в «Визите…». Органам «Лекарство…» не приглянулось за намёки на коррумпированных столоначальников и пессимизм. Роман напечатали минимальным тиражом, потрепав нервы авторам. Даже название пришлось поменять на «Лекарство для Несмеяны»: нашим людям нечего бояться, зачем же подчёркивать тему страха?
Критика привыкала к успехам Вайнеров, находила в их романах и литературное мастерство, и социальную актуальность, без которой в советской традиции лёгкий жанр всё-таки непредставим. О «Гонках по вертикали» (1974), например, писали: «В романе динамичном, с напряженным сюжетом, - одновременно серьезно, объемно, последовательно исследуются корни "философии" тунеядства, анатомия паразитизма, процессы эскалации негодяйства. Думается, что на сей раз не только следователь Стас Тихонов - главный герой романа "Визит к Минотавру" и его товарищи из МУРа, а и "вор в законе" Алеха Дедушкин, по кличке Батон, стал творческой удачей авторов... Трудное дело - работа в "легком" детективном жанре. Отрадно видеть, как от книги к книге писатели поднимаются по вертикали творчества. Новая их книга - еще одна весомая заявка на зрелость, гражданскую и художественную». Действительно, Батон-Дедушкин был вором необычного покроя. Беспутный, но обаятельный. Остроумный, мятущийся, упрямо не желающий исправляться, он всё-таки вызывал сочувствие нескладной судьбой симпатичного шалопая. Сломленный, отчаявшийся волк. От отчаяния он стреляет в Тихонова и чудом не становится убийцей. Одна из многих приметных деталей: значимой материальной ценностью, предметом интереса воров и компетентных органов остаются меха, в том числе и мужские меховые шапки, как в «Чёрной моли» Адамова. Шапка из норки, пыжика, ондатры – это престижно. Что касается покроя – пирожки, «москвички», папахи в семидесятые сходили на нет, всё заполонили ушанки при маленькой фракции меховых кепок.
Хоккей с шайбой
Братья разработали свою концепцию производственного милицейского романа: «Термин “детектив”, на наш взгляд, только мешает. Это все равно, что позвать зрителей на крокет, а показать им хоккей с шайбой. В советском детективе напряженный сюжет ни в коей мере не является самоцелью. Он — средство раскрытия человеческих характеров, возможность постановки важных проблем, инструмент познания человеческих страстей, взаимоотношений, социальных и личных проблем. К сожалению, многие не знают этого и “не ходят” на хоккей, думая, что это крокет.
Мы бы даже сказали, что нашему современному детективу более свойствен неторопливый, аналитический ход развития событий. Главное — это внимание к внутреннему миру человека. Герои советского детектива — следователь, судья, прокурор — люди труда. Их работа сложна и человечна не менее, чем, например, труд врачей. Это труд в поиске справедливости, в поиске истины, в поиске обеспечения социалистической законности. И потому он высоко гуманен».
Это написано в советское время. Иначе говоря – во времена наивысшего успеха Вайнеров. Многое в этих тирадах – дань тогдашним канонам, но просто так перечеркивать эти слова не стоит. Тогда придется перечеркнуть и добрую половину написанного братьями… А это было бы несправедливо.
Сегодня может показаться, что в вайнеровских милицейских повестях было с перехлестом ортодоксальной советской морали. Не партийной, а именно советской. С таким перехлестом, что можно поверить в искренность. По крайней мере, Аркадия Александровича.
Как человек «под погонами», он в большей степени нуждался в «чистоте веры». И сохранял ее, по крайней мере, до конца 1980-х.
Аркадий Александрович писал: «За свою жизнь я общался с тысячами преступников и с полной ответственностью заявляю: счастливых людей среди них нет». Он всю жизнь, по убеждениям, боролся с ворами – и в милицейском кителе, и в писательской куртке.
И был счастлив. И не желал становиться страдальцем, не только слыл, но и был счастлив. Жизнелюбие – это, наверное, самая сильная его черта. И литературная, и человеческая жизнь Аркадия Вайнера – это пиршество, которое тем прекрасно, что ценится на нём и самое простое угощение.
Шарапов или Жеглов?
В 1975 году вышла «Эра милосердия» – наверное, главная книга Вайнеров – о послевоенном времени, которое они помнили, о муровцах-фронтовиках, для которых вопросы чести не были пустым звуком. И книга, и телефильм «Место встречи изменить нельзя» ждал небывалый успех на долгие годы. Народ до сих пор спорит – кто же прав, Шарапов или Жеглов? Аркадий Александрович разъяснял: «Жеглов не положительный и не отрицательный. Он живой человек. И задумывался он, как живой человек, в котором и хорошего и дурного намешано. Это не плоский портрет. Нельзя его, как в картинной галерее на какую-то определенную стену повесить: вот здесь у нас, мол, плохие экспонируются, а тут хорошие».
Милосердие прочитывалось не только в названии, но и в мечтах немногих идеалистов романа. Сосед Шарапова по коммунальной квартире Михал Михалыч рассуждает: «У одного африканского племени отличная от нашей система летосчисления. По их календарю сейчас на земле — Эра Милосердия. И кто знает, может быть, именно они правы и сейчас в бедности, крови и насилии занимается у нас радостная заря великой человеческой эпохи — Эры Милосердия, в расцвете которой мы все сможем искренне ощутить себя друзьями, товарищами и братьями». Очень советские мечтания, истинно коммунальные.
Роман о послевоенном времени, о сороковых годах, о молодости Владимира Шарапова. По обыкновению, Вайнеры нафаршировали его документальными приметами эпохи – рекламой, афишами, газетными заметками того времени. Путешествие в недалёкое прошлое, которое авторы подглядели детскими глазами, оказалось увлекательным. Ручников и Фокс держатся как настоящие воры в законе. Антикварные бандиты из «Чёрной кошки» почём зря проливают кровь, а для главаря-горбуна Карпа Вайнеры не пожалели зловещих красок.
Во многом благодаря телефильму многие речения «Эры милосердия» стали крылатыми. Но это – не счастливый случай, а заслуга авторов, которые насытили роман фольклорным смаком. Всё, за что полюбили фильм, есть в книге!
И ни без Шарапова, ни без Жеглова мы существовать не можем. Такова кодовая сказка ХХ века, перешедшая и в XXI.
Чего не было, так это цинизма
Несколько лет назад телевизионщики заново экранизировали почти все книги Вайнеров. Главного героя – следователя Тихонова – остроумно сыграл Михаил Ефремов. Но сценаристы сильно переиначили классические сюжеты.
И что-то исчезло. Слишком легко проливалась кровь, слишком лихим и бесшабашным оказался Тихонов. Исчезла правда эпохи, её надежды и разочарования. Чего не было в вайнеровских книгах, так это цинизма.
Можно искать и находить (не велика заслуга!) на страницах Вайнеров заусенцы. Но главное в другом. За последние 30 лет у нас появилось десятка три писателей, а особенно писательниц, более-менее успешно работающих в детективном жанре.
Но рядом с Вайнерами нельзя поставить никого – по самостоятельности мышления, по литературному напору, по умению создавать героев на все времена.

ЛитКлуб