ПреЛЮДИи чувств

Прелюдии Чувств
8 января в 10:03

ЖЕНЩИНА НА ВРЕМЯ...
Она сидела на кассе. Именно такая, какая Леониду вполне подходила – тихая, неуверенная в себе, не особо красивая. Он совсем недавно приехал у этот городок –перевели по службе в их охранной организации. Он и не против был этого перевода. Жены у него давно не было, а жить с семьей сестры и матерью надоело.
Здесь, в этом городке, ему дали общежитие, но такое ... – в пору бульдозером сносить.
Когда-то разошелся он с женой, не нажив даже детей. И сразу тогда повесил на стену в кабинете свидетельство о разводе в деревянную самодельную рамку. Гордился. До того нажился со сварливой требовательной тещей и потакающей ей женой, что бежал из брака сломя голову.
А когда говорили мужики, что, мол, погоди, скоро и опять затянет жизнь семейная, отнекивался, проводил рукой по горлу и кричал, что больше – ни в жизнь.
А вот найти бы женщину... так, временно...
Заговорил с ней сразу, когда рассчитывался в магазине. Легко выяснил, что не замужем, что живёт с девятилетним сыном. Встретил с работы. А вскоре и переехал к ней в небольшую квартирку двухэтажного многоквартирного дома.
Жилось ему с ней хорошо, нехлопотно. Была Татьяна неспрослива, легко прощала обидные слова и грубости. Довольна была и тем, что нашла себе мужчину видного, непьющего и рукастого.
А он и правда любил вечером засесть за наладку техники в доме. А дом Татьянин буквально ждал такого вот мастера. После ужина он садился в зале на диван, включал телевизор и крутил в руках старый утюг, или собирал розетку, или разбирался в технологии изготовления и ремонта сломанного давно фена. Он весь уходил в свое дело, приводил технику в порядок, а Татьяну это успокаивало, превносило в вечера некую осмысленность и почти семейный уют.
Повезло ей с Леонидом!
Хотя разговоров о совместном будущем он не вел, о ЗАГСе не заговаривали, и, по всему, Татьяна понимала, что "муж" у неё временный. Часто говорил он о том, что могут его и дальше перевести по службе, а куда – он не ведает.
И вот только Алёшка, сын Татьяны, Леонида раздражал. Замечала Татьяна это. Как только видел Леонид её конопатого лопоухого Алешку, делал замечания:
– Опять у тебя носки с ног съехали! Как можно ходить так? Подтяни!
Или
– Смотри, наследил! Не трогай, Тань, пусть сам тряпку возьмёт, да вытрет. Чего ты за ним ходишь? Взрослый же...
И всегда у Алешки что-то было не в порядке. Или грязь на шее, или волосы растрепаны.
Татьяна всегда принимала сторону Леонида, доругивала, дошлепывала Алешку, заставляла исправить то, что заметил Леонид. А Леонид дулся потом и на Татьяну, считая, что недовоспитала она сына, не научила тому, чему должна была уж давно научить.
Татьяна чувствовала свою вину, сносила все терпеливо, соглашаясь с тем, что так оно и есть – недовоспитала.
А в душе Леонида от этого росла уверенность, что с Татьяной расстаться будет легче легкого, потому что она и сейчас понимает, что не очень-то достойна такого, как он. Да и сын у неё некудышный...
Этакое вагонное сосуществование. Никто никого не обижает, все, вроде, помогают друг другу, исправляют неудобства, но скоро остановится поезд, и расстанутся они без сожаления, распрощаются на перроне.
Алёшка с одной стороны держался с Леонидом настороженно, а с другой – его тянуло к мужчине. Ему интересно было смотреть, как тот мастерит, как ремонтирует вещи в доме. Даже как бреется или обмывается в ванной с фырканьем – тоже интересно. Практически, это был первый мужчина в его жизни.
Ни называл он его никак, ни по имени-отчеству, ни дядей. Строил неопределенные обращения: "Там дядя Гена дозвониться не может. Чего сказать ему?" или "Мамка велела ключ ей оставить, свой она мне отдала".
Вскоре Леонид даже привык к тому, что Алёшка всегда где-то рядом, всегда наблюдает. Он оборачивался, делал какое-нибудь замечание, типа – "Поди штаны смени", Алёшка безоговорочно исполнял и опять с интересом следил за мужскими его делами.
Однажды вот так следил, как перебирает Леонид рыбацкие снасти, готовится на рыбалку.
– А что, Тань, давай и мальца возьму. И удочка ему есть.
Татьяна с радостью согласилась.
А Леониду как раз на этот раз рыбалка очень понравилась. Алёшка со щенячьим визгом встречал каждого малька, вел им счёт, выпучив любопытные глазищи, слушал байки Леонида, разводил подкормку, бегал за рыбацкими снастями.
Леонид стал и потом брать его с собой.
Время шло. Так и жили. Татьяна облегчённо вздыхала, когда Леонид не придирался к Алешке, а Леонид уж и привык, придираться стал меньше.
Но только вот случилась неприятность – разболелся у Татьяна живот. Несколько дней она терпела, не хотела идти в больницу, продолжала ходить на работу, хоть ничего уж и не ела, почернела лицом.
– Иди уже в больницу, чего мучаешься, – говорил Леонид, – Мало ли ...
– А вы тут как же? А Алёшка?
– Его определяй, думай куда. Может, к Валентине.
– Остался бы ты с ним, Лень!
– Ну, уж нет. Нечего на меня чужих детей вешать!
Валентина была близкой подругой Татьяны. Она и забрала Алешку к себе, к своим таким же примерно по возрасту детям. Леонид остался один. Татьяну прооперировали – перитонит, осложненный запущенностью. Приходила в себя после операции она долго.
Леонид пришел её навестить. Стеснялся своей сентиментальности, быстро шёл по коридору, все думал, что пришел все же зря. Кто она ему – так, временная сожительница.
Она лежала, отвернув голову от него к окну.
– Ну, чего ты тут? – Леонид чувствовал, что женщины палаты его слушают, было неловко.
– Хорошо все? – голову не повернула.
– Домой-то скоро? А то там уж и холодильник пустой.
Таня приносила всегда продукты сама, из магазина, Леонид лишь давал денег.
– Лень, – она обернулась,– Уходи, пожалуйста. Собирай вещи и уходи. Хватит уж, пожили.
Он аж отпрянул от таких слов.
– Это как это – уходи?
– Так. Не надо нам с тобой жить. Все равно добра не будет. Мне с Алешкой вдвоем хорошо будет. Слышишь? Уходи.
Он не знал, что и ответить. Поэтому встал с кровати, отряхнул себе колени, как будто там мог быть мусор, сказал невпопад.
– Ну ладно, выздоравливай тут.
Уже в дверях буркнул "До свидания" всем и вышел.
Поначалу обозлился. Он с работы сорвался раньше времени, со сменщиком договорился с трудом, чтоб успеть, приехать к ней сегодня в часы посещений, а она ...
И столько сделал для них! Для нее, для Лешки, а в благодарность услышал – уходи. Но чем больше он шагал по улицам городка, тем больше остывал.
И повели его ноги не к Татьяне в дом, а к Валентине, где жил в эти дни Алеша. Он вошёл под старую арку, обходя весеннюю размытую грязь, и вдруг отчетливо услышал голос Алешки со двора. Он разговаривал с кем-то громко, ругался.
– Чего это нет? Есть у меня папка! Знаешь он какой?! Он вот такую рыбину поймал однажды, – и Леонид вспомнил свой рассказ Алешке на рыбалке, живо представил размах Алешкиных рук, – Он такой! У нас утюг вообще не работал, а он разобрал по винтикам и поменял там все из другого утюга, и утюг теперь, знаешь, лучше всех утюгов гладит. А знаешь, какую мясорубку он сделал? Ни у кого таких нет! Она так легко мясо крутит... А знаешь, какой он добрый... Он меня и не шлёпнул ни разу. Он маме цветы дарит...
Леонид застыл. Ох, выдумывает мальчишка! Насочинял!
Впрочем, ведь и правда ...утюг, да и мясорубку, и не шлёпал... да и цветы Татьяне дарил однажды – все правда.
Разные с Леонидом в жизни случались передряги, но в такую он попал впервые. Стоял за углом и думал – как быть-то теперь?
И казалось Леониду, что разговаривает он с кем-то другим, знакомым по детству, как будто – им самим, но совсем непохожим на его сегодняшнего.
Первый говорил: "Дурак ты, Леня! Беги, а то затянет опять семейное болото, повесишь себе на шею чужого ребенка." А другой, второй, как будто, спорил с этим первым: "Хватай, Леня, хватай такую бабу с ребенком готовым. Где ты еще такое счастье найдешь? Кто тебя, дурака, еще вот так полюбит?"
Этот первый был сильным и циничным, таким привычным и понятным. А второй был таким сложным – он шевелил душу, выводил её из душного мирка омраченной суетой жизни. Первый с иронией рисовал облик Татьяны – смешной и потерянной, хлопочущей в тесноте своей квартирки. А второй показывал женщину, умеющую любить, жертвовать, женщину, ждущую защиты.
Стоял Леня за углом, слушал отдаленные голоса детей и сомневался – шагнуть во двор, за сыном шагнуть или развернуться и пойти – собирать вещи, перебираться в общежитие.
Тот, второй, подтолкнул. Леонид ступил во двор:
– Алёшка, собирайся, домой пойдем.
А на следующее утро пришли они в палату вдвоем. Леонид поправлял халат на Алешке, показывал ей кастрюлю, говорил, что наварили они супу и ей принесли.
Татьяна ещё болезненно улыбалась, гладила Алешкину руку, давала наказы, просила потерпеть без нее и обещала – скоро быть дома.
Они вышли на улицу. Леонид натянул шапку на Алешку.
– Алёш, а чего, если я на матери твоей женюсь?
Алёшка быстро поднял на него светлые свои глаза, а потом пожал плечами.
– Ладно ... Я не против. А она согласится?
– Вот и не знаю. Постараться, наверное, надо мне очень. Поможешь?
Алешка кивнул.
/Наталья Павлинова/