ПреЛЮДИи чувств

Прелюдии Чувств
4 января в 15:33

Немного про женскую мстительность

Письмо первое
Милая Марьяна Петровна, будьте же здоровеньки! Вас беспокоит ваш преданный подписчик Федор Хнытиков.

Возможно, вы и не помните моего предыдущего послания. В нем я подробнейшим образом описывал свою жизненную ситуацию. А именно - гнет матушки моей, Федоры Егоровны. И вы мне выдали дельный совет: сбежать из отчего дома и возмужать. Вернее, совет вы давали совсем другому несчастному. Но я советиком воспользовался тоже. Мне-то на письмо вы не ответили вовсе. Видимо, оно не показалось вам интересным. Видимо, подумали вы: вот пишет мне какой-то Федя. И делать мне больше нечего - только на писульки его ответы корябать. Как-нибудь обойдется Федя Хнытиков.

И ушли спокойно пить чай с мармеладом.

Так вот. Уведомляю: от матушки я бежал. Буквально на морозную улицу. И вот живу теперь с одним товарищем. Арендуем мы с ним темный угол на углу улиц Лысой и Кривобоченко. Нас, признаюсь, одолели рыжие тараканы. Но в прочем все складывается довольно положительно.

А вновь писать меня заставило то, что в судьбе моей восстала вопиюще сложная ситуация. Для понимания момента, прошу внимательнейшим образом прочесть кратенькую предысторию.

Однажды давно, лет этак тридцать (или даже более) назад, обидел я одноклассницу. Нет, вы не подумайте, что сделал я это намеренно. Я был юн, я не умел смотреть наперед. И обидел я одноклассницу по имени Маня. Она, Маня, получается, воспылала ко мне чувствами романтического толка. Бывает такое у девчушек. Воспылала - и записочку составила. С сердцами и зайчиками. А я, поскольку не созрел для подобных откровений, грубовато ту Маню отшил. Можно сказать - отфутболил. Захихикал и сдал ее любовную записочку директору школы.

Маня мстительно на меня посмотрела в тот миг. А потом вдруг она исчезла. И то ли она уехала на север, то ли на юг. Но более я ее не видал.

А вот взгляд этот запомнил на всю жизнь! И кто бы подумать мог, что восьмилетние дети умеют настолько мстительно смотреть?! Она, Маня, буквально пылала жаждой мщения. Она меня своими гляделками прожгала насквозь - от вихра на макушке до дырявого гольфика на ножке.

И хоть был я мал и глуп, но взгляд определил верно. И лишил меня навсегда этот взгляд решительности, стержня и стойкости духа. Все время ожидал я удара пыльным мешком из-за угла. Либо еще какой неприятности.

Но прошли годы. Я возмужал, съехал от Федоры Егоровны. Давно брею бороду и усы. Мальчишки в трамвае зовут меня “дядька”. Места, к несчастью, пока не уступают. И сам я - за утренними процедурами гигиены - вижу в зеркале пред собой лик солидного господина. И благородная лысина есть у меня, и небольшие мешки под глазами. Мне, в конце концов, за сорок (или чуть более).

Так вот. После долгих терзаний в профессиональном плане, я обрел дело своей мечты. Можно сказать - призвание жизни. И поступил в контору, где вяжут банные веники. И если, Марьяна Петровна, вы сейчас насмешливо хохотнули, то напрасно. Контора солидная, широко известная за пределами родной страны. Белый оклад (почти) и плавающий график. Оклад, прошу заметить, достойный. Я сумею раздать многочисленные долги и немного помочь Федоре Егоровне (от которой, напомню, намедни сбежал в целях сепарации).

Весь полный надежд шел я в новое место службы. Долго не мог уснуть накануне. Ворочался, пил кипяченую воду. Конец положил товарищ - он в гневе рявкнул на меня. “Когда ты шарахаться закончишь, холера!”. Так он дословно воскликнул. И я сразу угомонился. Свернулся на топчане и тихонько захрапел.

Так вот - пришел я на новое место службы. Уселся на свое рабочее место, получил материалы на изучение - про веники, про баню. Весь углубился в предмет.

И тут, Марьяна Петровна, случилось страшное. Ко мне, скромно сидящему за столом, приблизилась некая женщина. И нависла надо мной грудью. Я ощутил аромат духов - чего-то шипрового, опасного. И вздрогнул. И поднял очки от материала. А надо мной возвышалась она. Маня. Да-да, та самая. Которой тридцать лет назад я отказал в ответном чувстве. Она смотрела на меня так, как смотрит Баба Яга на Ивашку. В тот самый момент, когда у нее в руках печная лопата. А на груди у женщины красовался бейдж: “Мария Степановна, самая главная по веникам”. Она, Маня, конечно, значительно изменилась. Заматерела, оплыла. Но взгляд - он остался прежним.

Я, признаюсь, сплоховал. Я задрожал всем своим телом. “Выгонит, - пронеслось в моей несчастной голове, - так и не простила! Прощайте, надежды! Я не отдам долгов теперь уж никогда, я банкрот, я жалкий человечишко!” .

И сейчас я вновь не нахожу покоя. Я тридцать лет (или более) просыпался в кошмаре. И вот он явился во плоти.

Полагаю, я лишусь места наверняка. Как?! Как мне выкрутиться из ситуации с достоинством? В идеале - пригревшись на данной работе. Иначе меня попрут с угла. Товарищ более не в силах снабжать меня провизией. Как сохранить мне место? Или же это совершенно невозможно?

Ответьте, Марьяна Петровна, заклинаю. Вы ведь давали клятву Фрейда или Юнга. Не останьтесь равнодушны.

Письмо второе
Как вы и посоветовали, Марьяна Петровна, я отправился на разговор к Мане. То есть, к Марии Степановне Клещ. Так ее сейчас звать. Госпожа Клещ приняла меня прохладно. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Вела себя независимо и даже немного высокомерно. Мстила, то есть, за прошлые обиды.

Я делал проникновенное лицо. Лицо грешника, который раскаялся навсегда. Я заламывал руки. Я пояснял, что был глуп. Что более всего в тот жизненный период меня волновали пугачи и киношки с Жан-Клодом Ван Даммом. Я был всего лишь глупым мальчишкой!

И ежели Мария Степановна принесла мне любовное послание сейчас - я бы не отдал его директору. Я бы пел и плясал от счастья. Я бы даже женился на Марии Степановне! И делал бы ее счастливой многая лета.

"Чаво, - прикинулась она непонимающей, - об чем вы, товарищ? Я в этом вашем городишке живу лишь с месяц. И не соображу - чаво вы вяжитесь? Коли имеете на меня виды, то я нажалуюсь своему супругу Василию. И он вам загнет все салазки. Я достаточно доходчиво изъясняюсь?".

А я выслушал всю эту тираду. И понял одно: не простила. Не простила - и не простит никогда.

И я решил пойти к ней, по месту прописки. Прописку я подглядел у кадровички в клетчатой тетради.

Я надел свою лучшую (и единственную) пиджачную пару и отправился навстречу неизвестности. Товарища я предупредил лишь об одном. Если не объявлюсь до утра, то передать Федоре Егоровне мои нехитрые вещички и поклон. Он, товарищ, отчего-то страшно обрадовался.

Письмо третье, заключительное
Все теперь очевидно! Клещ М. С. никогда не училась в моей школе. И не жила в нашем городишке. Прибыла издалека. Ее супруг доходчиво мне объяснил данный факт. Более я к Марии Степановне не приближаюсь. Хватит мне фофана под глазом и оторванного рукава пиджачной пары.

Зато я догадался! Я вскрыл правду. Ведь вы, милая Марьяна Петровна, вполне можете являться той самой Маней. Я интересовался специально. И некоторые нежные родители, действительно, зовут своих Марьян в детском возрасте “Манечками”. И тогда, видите ли, все встает на свои места. И ваши ужасные советы - всего лишь месть мне, злополучному.

Вы посоветовали мне бежать от Федоры Егоровны. Что ж - я бежал. И живу теперь с товарищем и тараканами. Ужинов горячих я не едал давно. Товарищ мой, кроме как “холерой”, меня никак не называет. Второе. По вашему совету я вышел к Клещ М. С. на откровенный разговор. В итоге - я бит ее законным супружником Василием. А пиджачная пара никуда не годится.

Вы добились своего, Маня!

Вы жестоко мне отомстили. Но прошу более не тревожить меня. Не высовываться из всемирной сети под названием Интернет. Не предлагать мне душеспасительных консультаций. Лучше просто забудьте о моем существовании. И правильно мудрость люди придумали: отвергнутая женщина хуже разъяренного слона.

Прощайте! Отныне я сам хозяин своей нелегкой судьбы.

Каналья