ПреЛЮДИи чувств

Прелюдии Чувств
8 декабря 2024

Утро. Барин и барыня только что встали. Проходя из спальни через коридор в столовую пить утренний кофе, они натолкнулись на женщину в согнутом состоянии около ведра, мывшую пол.

— Груша, это ты? — спросила барыня, но тут же спохватилась и сказала: — Ах, нет, это не Груша, это чужая женщина. Откуда ты, милая, взялась?
— Я, барыня, поденщица, — ответила, выпрямляясь около ведра, курносая, растрепанная женщина с подоткнутой юбкой у платья и с голыми ногами. — Ваша Груша меня полы мыть наняла.
— Как наняла? Зачем? С какой стати? — воскликнула барыня. — Она обязана сама мыть. Ведь у нас только один коридор и есть, который мыть надо, а остальные полы полотеры натирают.
— Я, барыня, на свой счет наняла, а не на ваш, — откликнулась из столовой горничная и показалась в коридоре с тряпкой и щеткой.
Это была опрятно и даже несколько франтовато одетая молодая женщина с завитком на лбу и лукавыми глазами.

— Но отчего же ты сама не моешь? — спросила барыня.
— Не могу-с. Голова кружится после того и такой же мигрень, как у вас.
— Вот как… — улыбнулась барыня.
— Да-с. Мне свое здоровье дороже тридцати копеек. Опять же полы мыть в сапогах нельзя, а как только я разуюсь и босиком по полу — сейчас у меня насморк и зубы…

Барыня и барин вошли в столовую и сели за кофе. Барыня была пожилая, тощая, кислая, желтая. Барин был тоже пожилой, лысый, но с добродушным, веселым лицом и, в противоположность барыне, с объемистым брюшком. Горничная обметала перышком и тряпкой пыль с мебели. Барин, пользуясь случаем, что барыня вошла в столовую первой и была к нему спиной, подходя к столу, подмигнул горничной и погрозил ей пальцем, а горничная оглянулась на барыню и, видя, что та не смотрит, показала ему язык.

— Новость для меня, что ты начинаешь из себя такую нежную разыгрывать, — сказала барыня горничной, наливая мужу кофе.
— Никакой тут нет новости, коли я такая же нервная женщина, как и вы.
— Прикуси свой язык! Как ты смеешь себя со мной сравнивать! Вот еще что выдумала! — огрызнулась на нее барыня. — Дура!
— Зачем же вы ругаетесь, барыня? Я вас не трогаю и с учтивостью…
— Еще бы ты меня трогала! Семен Алексеич, а ты слушаешь и молчишь! — обратилась барыня к барину.

Барин весь съежился и ответил:
— Да что же я могу, душечка? Я ничего не могу… Не груби, Груша! Как ты смеешь! — отнесся он к горничной.
— Чем же я грублю? Позвольте… Говорить-то все можно.
— Ну, довольно, довольно.

Пауза. Горничная продолжает стирать с мебели пыль и из-за спины барыни делает барину гримасы. Через минуту она говорит:
— И опять же без ссоры, а честь честью должна я вам, барыня, сказать, что и двери я мыть не стану. С вас я денег за мытье не спрошу, а двери будет мыть поденщица и подоконники тоже…
— Однако, ты нанималась с мытьем всего этого, — сказала барыня.
— Мало ли что нанималась! Нанималась, была здоровою, а теперь и нервы, и все этакое…
— Нервы! А в деревне-то ты с какими нервами жила? Поди, там…
— Про деревню нечего говорить. После деревни я уже отполировалась и не могу черной работой наниматься.
— Нет, нет, не желаю я этого!
— Позвольте… Да ведь вам никакого убытка не будет.

Горничная перешла с перышком и тряпкой в гостиную. Супруги остались одни.
— Какова? — обратилась барыня к барину.
Барин опять съежился.
— Конечно, оно, с одной стороны, как будто и того… — сказал он. — Но если взять с другой стороны, то ведь и из простого класса бывают больные женщины.
— Понесли чушь!

Барыня махнула рукой. Барин продолжал:
— Отчего же непременно чушь? Я сужу на основании данных… В деревне, среди простых женщин даже еще более есть нервных…
— Ври, ври! Как тебе не стыдно!
— Вовсе не вру. Все эти кликушества, так называемые порчи, разве это не нервные припадки? И наконец, если судить по человечеству…
— Стало быть, вы хотите, чтобы мы платили за нее поломойке?
— Зачем же мы, если она сама вызывается? Но говоря, положа руку на сердце и принимая во внимание ее болезнь…
— Болезнь! Ты посмотри на нее хорошенько. Мурло лопнуть хочет.
— Ох, полнота ничего не доказывает. Ты посмотри на меня… Вот я, например, полный человек, а разве я здоров?
— По пять рюмок водки за обедом пьешь и ешь за троих, так, разумеется, здоров как бык.
— Зачем же такие слова? Да наконец, и быки больные бывают.

Далее разговор продолжается в той же манере. Суть не меняется: барыня сердится, барин пытается смягчить конфликт, горничная настаивает на своих условиях.

— Так вы хотите, чтобы Аграфену от поломойства освободить?.. Прекрасно. Потакайте. Тогда она нам на шею влезет и поедет.

Вошла горничная и сказала:
— Предупреждаю вас, барыня, что я теперь, при моей болезненности, даже и маленькую стирку стирать не стану, а буду нанимать поденщицу.
— Что? Что такое? Стирку стирать не станешь? — воскликнула барыня.
— Еще бы вы в маленькую стирку начали валить салфетки и скатерти! Не могу. Как хотите, а не могу… Буду здорова — другое дело.
— Нет, уж этого я не позволю! Поденщица все белье разворует.
— Как же она разворует, если я буду смотреть? Вы с меня спрашивайте. Я буду в ответе. А за поденщицу я буду платить, а не вы…
— Нельзя этого допустить, все равно нельзя. Иначе для чего же ты-то будешь в доме? Для украшения, что ли?
— Ну, тогда мне нужно в больницу ложиться или на квартире отдохнуть. Пожалуйте расчет и паспорт.

Объявив это, горничная вышла опять в гостиную.
— Вот к чему это все и клонилось. Накопила у нас денег и хочет в углу пожить, — проговорила барыня. — Надо нанимать новую горничную.
Барин опять съежился.
— Мое дело сторона. Ты хозяйка. Но, по-моему, ее надо оставить. Болезнь… Болезнь всегда уважается. А мы из-за ее болезни не потерпим даже и никакого убытка.
— Поблажка, поблажка — вот чего я не люблю, — стала сдаваться барыня.

Горничная проносила ведро грязной воды из умывальника, направляясь в кухню.
— Так вот и потрудитесь мне дать ответ: согласны вы или не согласны, — сказала она барыне и барину.
— Хорошо, хорошо. Пусть будет по-твоему. Плати поденщице. Но чтоб это было только на время твоей болезни.
— Мерси вас.

Барыня ушла из столовой. Через минуту горничная возвращалась из кухни с пустым ведром. Барин был один. Она фамильярно тронула его рукой по плечу, улыбнулась и произнесла:
— Давайте скорее денег, чтобы поломойке отдать. За сегодняшний пол три гривенника, да за вчерашнюю маленькую стирку шесть гривен. А для ровного счета давайте уж три рубля.
— Шельма! — проговорил ей барин, подмигнул и вынул из кошелька три рубля.

Николай Лейкин «Кухарки и горничные»