ПреЛЮДИи чувств

Прелюдии Чувств
2 декабря 2024

Как фаворит Екатерины II, князь Потемкин-Таврический завел в Петербурге моду на зимние сады

Многие английские представители богемы по примеру писателей селились в садах и садовых домиках. Говорят, не бывает хорошего писателя без сада: Агата Кристи имела Гринвей, Черчилль — Чартвелл, Киплинг — Бейтман, Бернс — Эллисленд. Не уверена, что могу провести параллели с русскими писательскими усадьбами: во многих была, но оранжерей не помню. И на дачах творческой интеллигенции в углу или на подоконнике всегда было растение если не в породистой супнице, то хотя бы в консервной банке. Тяга к оранжереям обоснована: продолжения цветущей и нежной природы хотелось.

В Петербурге первый зимний сад появился в конце XVIII века. Знак дал, конечно же, франт Потемкин, и стимул был самый сердечный: светлейший устроил в Таврическом дворце прием для Екатерины II. Нужно было предусмотреть все, что она любит: несмотря на зиму, извольте обилие живых цветов — аристократично и по французской моде. Цветы живые и горшечные, кстати, никогда не выписывали для себя. Главный жест — подарок, посвящение. И впечатление. После Потемкина-Таврического все дворянство бросилось выписывать растения из Европы.
До XVIII века устроить оранжерею в России было невозможно: попросту не было стекла большого размера. Оранжереи в России всегда были баснословно дорогим удовольствием. Оконное стекло крупного размера по цене соперничало с фарфором. И когда архитекторы научились стеклить, начался бум на заморские растения. Их начал привозить еще Петр I, но в его время можно было доставить из-за границы только корни и луковицы: ели, бук, тис, самшит, тюльпаны, нарциссы, гвоздики, — но не комнатные растения — они гибли по дороге. Все изменил англичанин Уорд: в 1830 году он придумал стеклянный шкаф-коробку, прототип теплицы. Сейчас такие называют «флорариум». В наши дни существует мода на переноски для собак, а тогда мода была на небольшие ящики Уорда с диковинными растениями.
Сначала в петербургские дома пригласили лавр и мирт, потом цитрусовые — лимоны и апельсины, затем бананы, фикусы, плющи и пальмы. Пальм было абсолютное большинство — 60–80 видов, не считая множества подвидов. Они оказались очень живучими и интерьерными, в отличие от баньянов, более капризных и чувствительных к свету. Комнатным плющом у Марии Александровны в Малиновой гостиной Зимнего дворца были переплетены ширмы — он создавал живописный орнамент. У князя Владимира на Дворцовой набережной и у Кшесинской на Петроградской росли пальмы, бананы и белые лилии. Лилии выкапывали осенью и привозили из усадеб, они могли цвести в помещении до ноября. Были папоротники. У Юсуповых росли олеандры, азалии, герани, розы. Орхидеи приехали одними из последних — они не очень котировались, их считали недостаточно красивыми и излишне прихотливыми, но их очень любил, например, замечательный поэт Бальмонт.

Хотя родные растения тоже стоили немало, заморские оставались статус-символом. Апофеозом считался лимон — экзотический и очень дорогой. Привычка выращивать косточки лимона в квартирах ленинградской интеллигенции идет прямо от Романовых. Кофе, пророщенный в куст и даже в деревца появился уже на моей памяти. В некоторых залах-оранжереях было так тесно от растений, что в них была тень — это называлось «гуща». Если не было оранжереи, растения размещались по всему пространству, но не у окон. Считалось высшим шиком заказать художнику портрет хозяйки дома на фоне ее зеленых растений.

Татьяна Полякова, эксперт по этикету и протоколу, преподаватель