ПреЛЮДИи чувств

Прелюдии Чувств
11 апреля 2024

Одевала и императрицу, и советских дам… Как Надежда Ламанова стала легендой российской моды.

В те дни в Москве была паника – враг подошёл к столице очень близко, гремела канонада. Люди бежали из города разными путями, кто в чём был. Знаменитого модельера Надежду Ламанову как сотрудницу МХАТа должны были эвакуировать из города вместе с артистами и техническим составом труппы, но поначалу она отказалась. Эвакуировали мхатовцев товарным поездом без удобств, до места назначения из-за чудовищных условий доехали не все. А Надежде Петровне на тот момент было почти 80 лет – что с ней было бы в этом товарном поезде? Кроме того, в день отъезда она с сестрой была на даче в Сходне и до театра надо было ещё добраться. Когда сёстры приехали в столицу, им сообщили: будет ещё одна возможность эвакуироваться от театра - завтра-послезавтра… После этого Надежда Петровна с сестрой пошли к метро, и около амбулатории Большого театра у модельера случился удар. Спасти её врачам не удалось…

Так закончилась жизнь удивительной женщины, которая вошла в историю моды как главный модельер Российской империи. Она прошла путь от портнихи императрицы и самых ярких представительниц бомонда Серебряного века до законодательницы первой советской моды и оставила после себя богатое наследие. Она дружила с Полем Пуаре, создавала костюмы для постановок МХАТа и Дягилевских сезонов, её неповторимые модели вызывали восхищение в Париже, а Марина Цветаева рифмовала: «Та богиня — мраморная, Нарядить — от Ламановой…».

И действительно, словосочетание «платье от Ламановой» в конце XIX - начале ХХ века было синонимом изысканности и безупречного вкуса. Одеваться у Ламановой хотели все — от простых модниц до представительниц Дома Романовых, которые на протяжении многих лет были клиентками известного модельера. Стиль, роскошь, безупречный вкус и необыкновенная красота - вот что отличало платья от Ламановой. Её модели вызывали восхищение даже в Европе – и не только в великосветских салонах, но и у знаменитых кутюрье.

Пройдут годы, и Ламанова станет основательницей новой пролетарской моды: она будет создавать вещи, ориентированные на потребности молодой страны. «За свою жизнь она шила для всех – от монархов до простых работниц, и каждое её творение было настоящим произведением искусства!», - скажет о ней Эльза Триоле.

Надежда Ламанова происходила из обедневшего дворянского рода. Она родилась в 1861 году в многодетной семье в маленькой деревне под Нижним Новгородом. Окончив местную гимназию, девушка переехала в Москву и поступила на курсы кройки и шитья Ольги Суворовой.

Через два года будущая легенда российской моды устроилась на работу в популярное ателье мадам Войткевич, где одевались известные московские красавицы. В то время наряды шили по фотографиям из парижских журналов мод, и приходя в ателье, дамы просили сшить платье «как в журнале». Но Ламанова считала, что платье должно не столько отражать модные тенденции, сколько выражать личность самой владелицы, и была категорически против слепого копирования. Она долго выясняла, для чего нужен наряд, и как хочет ощущать себя в нём женщина, а потом начинались изнурительные примерки. Портниха драпировала ткань прямо на заказчице, буквально «пришивая» его к телу. Пробуя разные варианты и закалывая их десятками булавок, она добивалась нужных пропорций и идеальной посадки. Это был классический для парижской Haute Couture метод «наколки», но в России его использовала только Ламанова.

Скоро по Москве разнеслась весть о новой мастерице — она изводит своими нравоучениями, мучает многочасовыми примерками, в итоге сошьет совсем не то, что просишь, но зато ты будешь выглядеть словно знатная дама из Парижа! Сама Ламанова, кстати, не считала это комплиментом: ведь она не признавала следования парижским образцам. «Мода даёт фасон – но этот фасон подходит далеко не каждой!», - была уверена Ламанова.

Мадам Войткевич получала немало жалоб на чересчур самовольную моделистку, но ещё больше в её адрес было похвал. Неудивительно, что скоро Ламановой надоели постоянные споры с хозяйкой, и она решила начать самостоятельную работу. Ее сбережений хватило на то, чтобы в 1885 году открыть скромную мастерскую под вывеской «Н.П. Ламанова». А вскоре она выходит замуж за молодого красавца-юриста Андрея Каютова. По легенде, они познакомились в ателье Ламановой, куда Каютов сопровождал свою возлюбленную, приму Малого театра, Гликерию Федотову, но, едва взглянув на хозяйку ателье, влюбился в неё без памяти. Впрочем, с Федотовой он не только сам остался в дружеских отношениях, но и добился того, что Надежда стала для актрисы близкой подругой. Творческая театральная среда, в которую ввёл Каютов свою жену, дала Ламановой новых клиентов и во многом определила её дальнейшую жизнь. Например, среди ближайших друзей её мужа был двоюродный брат городского головы, начинающий актёр Константин Алексеев (прославившийся под творческим псевдонимом Станиславский) – с ним Ламанова будет сотрудничать много лет.

При финансовой поддержке мужа Надежда Ламанова (на вывеске из соображений престижа осталась её девичья фамилия) решила расширить своё дело. Она отправилась в Европу, где училась секретам мастерства у самых известных кутюрье того времени, а вернувшись, открыла на Тверском бульваре свой салон, который быстро стал самым известным в Москве. Здесь одевались светские дамы – Шереметевы, Гагарины, Долгорукие – знаменитые красавицы, известные актрисы, супруги московских банкиров, адвокатов и промышленников... Высочайшее качество работы, неукротимая фантазия, уникальность каждого туалета и безупречное чувство стиля делали наряды от Ламановой настоящими произведениями искусства - носить их считали за честь самые привередливые светские львицы.

«Удивительно, но Ламанова словно много лет знала каждую свою клиентку, даже пообщавшись всего десять минут… Она знала, что нужно каждой женщине: кто из них ценит сдержанную элегантность, кому нужна изысканная роскошь, а кому требуется яркость и выразительность», - так писала о ней Эльза Триоле.

Однако вопреки ожиданиям и даже требованиям клиенток, сама Надежда Петровна никогда платьев не шила: по её искреннему убеждению, архитектор, сотворивший эскиз здания, не должен лично класть кирпичи. «Я не люблю ковыряться с иглой, – заявляла она. – Моё дело – создавать образ, как я его вижу, а для шитья у меня есть помощницы».

Мягкая и дружелюбная в личном общении, в своей мастерской Надежда Петровна была настоящим тираном: она могла выгнать из мастерской любую клиентку, невзирая на деньги и титулы, если та пыталась навязать ей свое мнение или капризничала на примерке. Могла командовать, как генерал новобранцами, самыми титулованными и уважаемыми женщинами страны – но они, жалуясь дома на жестокое обращение и на усталость после многочасовых примерок, ни за что бы не променяли салон Надежды Ламановой на какой-нибудь другой. Даже работницы мастерской Ламановой, которых она держала в ежовых рукавицах, всеми силами старались сохранить своё место.

Врожденное чутье, талант и постоянное совершенствование профессиональных навыков привели к тому, что авторитет ламановской мастерской стал непререкаемым. Престиж салона был подтвержден ещё и тем, что в 1890-х годах Надежда Петровна была удостоена почетного звания «Поставщик Её Императорского Величества». Надо понимать, что звание это было скорее почётным, чем фактическим: далеко не все, кто имел на своей вывеске высочайший титул, действительно поставляли свою продукцию императорской семье. Звание (и соответствующие привилегии) давали за многолетние успехи в бизнесе в целях поощрения отечественного производства. Но Надежде Петровне действительно было чем гордиться: в её платьях ходила вся московская элита и даже многие петербургские модницы. Её платья носили фрейлины императорского двора, супруга московского генерал-губернатора, великая княгиня Елизавета Фёдоровна (сестра императрицы) и морганатическая супруга великого князя Михаила Александровича, Наталья Шереметевская-Вульферт-Брасова. Ламанова шила приданое и для юной великой княжны Марии Павловны, выходящей замуж за шведского принца.

Несколько платьев работы Ламановой сейчас хранятся в Эрмитаже в состве коллекции туалетов последних российских императриц Марии Фёдоровны и Александры Фёдоровны. Кроме того модельер принимала участие и в создании костюмов к знаменитому «русскому балу», прошедшему в Зимнем дворце в феврале 1903 года. Неудивительно, что у Надежды Петровны одевались самые известные красавицы России: Вера Холодная, Ольга Гзовская, Вера Коралли, «королева танго» Эльза Крюгер и заезжая мировая знаменитость, оперная певица Лина Кавальери - именно в платьях от Ламановой многие известные женщины изображены на портретах великих художников. «Мы ею гордились. Никто не мог сравниться с нею - даже и среди больших французских Домов моды», - писала княгиня Варвара Долгорукая, в своих воспоминаниях называя Ламанову «русским гением элегантности».

Сделав карьеру великосветской портнихи, Надежда Петровна становится ещё и театральным художником. В 1901 году её верный друг, Константин Станиславский, приглашает её создавать костюмы для спектаклей Московского Художественного театра – он хотел, чтобы публика по костюму актрисы легко могла отличить даму из высшего общества от представительницы полусвета. С тех пор и до конца своих дней Ламанова сотрудничала с МХТ, делая костюмы почти для всех спектаклей. Но вершиной её творчества были костюмы для «Анны Карениной» – несколько десятков роскошнейших туалетов… Станиславский ценил дар Ламановой очень высоко. Рассказывали, что после спектакля он нередко «вставал со своего режиссёрского места и шёл через весь зал навстречу Ламановой и целовал ей руки, благодаря за блестящее выполнение костюмов...»

В начале XX века слава Ламановой достигла Европы: в 1902 году она впервые приняла участие в парижской выставке, и сразу же все её работы скупил сам Чарльз Ворт – самое громкое имя мировой моды, одевавший все европейские королевские дворы. С тех пор она не раз демонстрировала свои туалеты за рубежом, и каждый раз - с неизменным успехом.

Когда в 1911 году знаменитый парижский кутюрье Поль Пуаре привёз в Россию свою коллекцию в ориентальном стиле, её демонстрация проходила в ателье Надежды Ламановой. Конечно, Пуаре был наслышан о ней и мечтал познакомиться - в итоге дружба двух известных модельеров продолжалась многие годы. После посещения России француз был в восторге от русских народных костюмов – сарафанов, косовороток, кокошников, шалей и платков – и привёз их в Париж неимоверное количество. Всё это вдохновило известного кутюрье на создание первой в мире коллекции платьев на русскую тему.

Клиентки Надежды Ламановой, вероятно, были бы весьма удивлены тем, какой мягкой и добросердечной может быть их «швейный тиран» вне стен своей мастерской. В её доме на Тверском бульваре часто собирались гости – Надежда Петровна была очень гостеприимной хозяйкой, хлебосольной и общительной. Она прекрасно разбиралась в искусстве и литературе, умела вести беседы и с актёрами, и с художниками, и с режиссёрами… Так, Валентин Серов, знаменитейший художник, был близким другом Ламановой много лет: к 50-летию Надежды Петровны он начал рисовать её портрет, но он так и не был закончен – вернувшись домой после последнего сеанса, Серов скончался от сердечного приступа.

Среди её подруг была и известная меценатка, княгиня Евгения Шаховская, последняя владелица знаменитой подмосковной усадьбы Глебово-Стрешнево. В знак признательности и преклонения перед талантом Надежды Петровны княгиня подарила ей часть усадьбы, имение Елизаветино – в годы Первой мировой войны Надежда Петровна организовала там на свои средства госпиталь для раненых солдат. Впрочем, такие госпитали – в меру своих сил – устраивали многие обеспеченные женщины по всей России: ни одна русская дама не желала прослыть «непатриоткой».

Когда в стране началась революция, Надежде Петровне было 55 лет. Публикации в советской прессе о том, что Ламанова с восторгом приняла революцию, конечно, мало соответствовали действительности: она потеряла всё, что имела – состояние, положение, клиентуру, дом, мастерскую… И начинать заново в таком возрасте было уже сложно.

Но Ламанова была не из тех, кто опускает руки. Она решительно отказалась эмигрировать, отвергла все предложения французских, английских и американских фирм, – не только из-за сестёр, о которых привыкла заботиться, но и потому, что вне России она не представляла своей жизни. И она не просто осталась на Родине, но продолжила свою работу, будто обретя второе дыхание…

Растеряв практически всех своих работниц, Ламанова даже в самые голодные годы не прекращала работу, создавая уникальные наряды из подручных материалов – полотенец, одеял и кусков обивки с сожжённой в холодную зиму мебели. А в 1919 году за дворянское происхождение Надежду Ламанову вообще арестовали и посадили в Бутырку. На выручку ей бросились друзья, и в первую очередь – Максим Горький, чья гражданская жена Мария Андреева в своё время была постоянной клиенткой Ламановой. Через два месяца Надежду Петровну освободили.

В 1923 году Ламанова возглавила только что созданное Ателье мод, где вместе с ней работала художница и скульптор Вера Мухина. И не смотря, на то, что в их распоряжении были лишь самые дешёвые и грубые материалы – полотно, солдатское сукно, бумазея - из них создавались удобные и практичные модели, которые получали премии на многих русских и международных выставках. Так, в 1925 году коллектив мастерской пригласили принять участие во Всемирной выставке декоративного искусства в Париже, где была жесточайшая конкуренция. Но именно коллекция Ламановой – 30 платьев, демонстрировавшихся под девизом «Только новое, простое и удобное!» завоевала Гран-при.

В советские годы Ламанова продолжала шить и на заказ: помимо знаменитых актрис – Ольги Книппер-Чеховой, Лидии Кореневой, Ангелины Степановой, Любови Орловой – среди её клиенток были и жены, и приближенные советских вождей: Полина Молотова-Жемчужная, супруга Луначарского, Александра Коллонтай, Лиля Брик… Сама Ламанова даже в преклонном возрасте оставалась образцом вкуса и элегантности: всегда в безукоризненно сшитом костюме, с маникюром, идеальной прической, благоухая французскими духами, словно бросая вызов времени и всем вокруг…

По легенде, осенью 1941 года Надежда Петровна сказала своей подруге Вере Мухиной: «Знаешь, я скоро умру. У меня осталось всего две капли французских «Коти»… В октябре она должна была эвакуироваться вместе с труппой Художественного театра, но не успела. Сердечный приступ застал её прямо на улице возле Большого театра...

Культурология