ПреЛЮДИи чувств

Прелюдии Чувств
24 февраля 2024

Гоголь – стилист, дизайнер, кулинар

Гоголя интересовала мода, и он старался от неё не отставать. Более того, не прочь был при случае и покрасоваться. По воспоминаниям одного из преподавателей, Гоголь по окончании гимназии сшил себе новый сюртук песочного цвета с модной клетчатой подбивкой и при ходьбе будто невзначай задевал полы одежды так, чтобы красная щегольская подкладка была всем видна. Одно время чёрные фраки ему надоели, и он стал искать хорошее сукно синего цвета, интересуясь у приятелей, где таковое можно купить, подбирал к нему крупные металлические пуговицы.
По воспоминаниям современников, у Гоголя был нетривиальный подход к собственному образу. В его гардеробе были такие экстравагантные вещи, как светло-жёлтые панталоны, множество жилетов самых смелых расцветок, да ещё и с цепочками и золотыми пуговками, ярко-синий бархатный камзол, белая пуховая шляпа, разноцветный шарф, тёмный гранатовый сюртук…

Видимо, необыкновенная одежда вдохновляла его. Сохранилось интересное воспоминание Сергея Аксакова, заставшего Гоголя за работой над рукописью: «Я едва не закричал от удивления. Передо мной стоял Гоголь в следующем фантастическом костюме: вместо сапог длинные шерстяные русские чулки выше колен; вместо сюртука, сверх фланелевого камзола, бархатный спензер; шея обмотана большим разноцветным шарфом, а на голове бархатный, малиновый, шитый золотом кокошник, весьма похожий на головной убор мордовок. Гоголь писал и был углублён в своё дело».

Гоголю нравились ткани с переходами цвета. По воспоминаниям сестёр, у писателя было множество жилетов, ткань которых переливалась различными оттенками и полутонами. Возможно, это свойство материи в какой-то мере отражало сложную натуру самого Гоголя. Недаром же в одном из писем матери он замечает: «Я почитаюсь загадкою для всех, никто не разгадал меня совершенно». Вот и своего загадочного героя, Павла Ивановича Чичикова, Гоголь одевает по тому же принципу, нетривиально. В первом томе «Мёртвых душ» несколько раз упоминается «фрак брусничного цвета с искрою», а во втором и того таинственней – «наваринского пламени с дымом». Чичиков, «надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель на больших медведях», производил впечатление солидного человека: прохожие на улице ему кланялись, на приёме у губернатора сильные мира сего мило улыбались и почитали за своего.

Интересно, что ультрамодный оттенок фрака из второго тома гоголевской поэмы навеян популярной тогда картиной И. Айвазовского «Наваринский бой». В ней были необыкновенно переданы сложные оттенки моря, а также пламени и смешанного с ним дыма, где сливаются и переходят друг в друга жёлтое, красное, зелёное, коричневое... Чичиков, как известно, сначала искал на ярмарке любимое сукно «брусничных цветов с искрой», затем «бутылочных» оттенков, а приобрёл нечто экстравагантное – жёлто-зелёно-коричневое, то есть того самого «наваринского дыму с пламенем».
Рукодельник Гоголь сам вязал шарфы, плёл из шерсти пояски, кроил платья для сестёр и занавески для их комнат, придумывал узоры для домашних ковров. По воспоминаниям сестры Лизы, Николай Васильевич раскрашивал стены и потолки в доме: «Наденет, бывало, белый фартук, станет на высокую скамейку и большими кистями рисует – так он нарисовал бордюры, букеты и арабески».

Повар и сладкоежка

Во время пребывания в Италии Гоголь пристрастился к местной кухне и наловчился сам готовить знаменитую пасту с сыром. В воспоминаниях Сергея Тимофеевича Аксакова есть такой интересный эпизод: «Часа за два до обеда, вдруг прибегает к нам Гоголь, вытаскивает из карманов макароны, сыр пармезан и даже сливочное масло и просит, чтоб призвали повара и растолковали ему, как сварить макароны. <…> Когда подали макароны, которые, по приказанию Гоголя, не были доварены, он сам принялся стряпать. Стоя на ногах перед миской, он засучил обшлага и с торопливостью, и в то же время с аккуратностью, положил сначала множество масла и двумя соусными ложками принялся мешать макароны, потом положил соли, потом перцу и, наконец, сыр и продолжал долго мешать. Нельзя было без смеха и удивления смотреть на Гоголя; он так от всей души занимался этим делом, как будто оно было его любимое ремесло, и я подумал, что если б судьба не сделала Гоголя великим поэтом, то он был бы непременно артистом-поваром. Как скоро оказался признак, что макароны готовы, то есть когда распустившийся сыр начал тянуться нитками, Гоголь с великою торопливостью заставил нас положить себе на тарелки макарон и кушать. Макароны точно были очень вкусны».
Николай Васильевич был лакомкой и сладкоежкой, любил варенье, пирожные, вместо полноценного обеда мог, как ребенок, наесться купленных в кондитерской маленьких пирожков. По воспоминаниям современников, Гоголь любил экспериментировать, сам готовил квас из мочёных лесных груш; из козьего молока и рома делал своеобразный напиток, «эту стряпню называл гоголь-моголем и часто, смеясь, говорил: “Гоголь любит гоголь-моголь”». М. Максимович свидетельствовал: «На станциях он покупал молоко, снимал сливки и очень искусно делал из них масло с помощью деревянной ложки. В этом занятии он находил столько же удовольствия, как и в собирании цветов», а Л. Арнольди вспоминал, как «Гоголь выдумал какое-то новое блюдо из ягод, муки, сливок и еще чего-то».

Художник и садовод
А ещё Гоголя интересовал ландшафтный дизайн. Он с воодушевлением занимался планировкой домашнего сада, расчищал аллеи, высаживал в определённом порядке деревья. В марте 1827 года он пишет из Нежина матушке письмо, в котором вспоминает, как он раньше с удовольствием работал в саду: «Весна приближается. Время самое весёлое <…>. Это напоминает мне времена детства, мою жаркую страсть к садоводству. Это-то время было обширный круг моего действия. Живо помню, как бывало с лопатою в руке, глубокомысленно раздумываю над изломанною дорожкою… Признаюсь, я бы желал когда-нибудь быть дома в это время. Я и теперь такой же, как и прежде, жаркий охотник к саду».

И о полезных свойствах полевой растительности Гоголь знал очень много. Лев Арнольди вспоминал, с каким воодушевлением писатель рассказывал ему о встречавшихся по дороге растениях, называл их по латыни и так, как именовали их крестьяне, знал свойства, качества растений и на что они употребляются. О серьёзности увлечения можно судить и по тому, что Гоголь был знаком со специальной литературой и мог дать ей оценку как практик: «Терпеть не могу эти новые ботаники, в которых темно и учёным слогом толкуют о вещах самых простых. Я всегда читаю те старинные ботаники и русские, и иностранные, которые теперь уже не в моде, а которые между тем сто раз лучше объясняют вам дело».

Блог Обо всем