ПреЛЮДИи чувств

Прелюдии Чувств
8 февраля 2023

Л. Стрельникова.
Журнал «Химия и жизнь», 2014, № 12

Цифровое слабоумие — это не шутка, а диагноз. Термин «digital dementia» пришел из Южной Кореи, раньше всех ставшей на путь оцифровывания страны. Сегодня 83,8 % жителей Южной Кореи имеют доступ в Интернет, у 73% корейцев есть смартфон (в США у 56,4 %, в России у 36,2 %). В 2007 году специалисты стали отмечать, что все больше подростков, представителей цифрового поколения, страдают потерей памяти, расстройством внимания, когнитивными нарушениями, подавленностью и депрессией, низким уровнем самоконтроля. Исследование показало, что в мозгу этих пациентов наблюдаются изменения, схожие с теми, что появляются после черепно-мозговой травмы или на ранней стадии деменции — слабоумия, которое обычно развивается в старческом возрасте.
Массовое помешательство на смартфонах и прочих цифровых гаджетах — неизбежное следствие технологической революции, охватившей все страны. Смартфоны стремительно покоряют мир, точнее сказать, практически его завоевали. По прогнозам журнала «The Wall Street Journal», в 2017 году обладателями смартфонов станут уже 84,8 % населения Южной Кореи (80% — Германии, Японии, США, 69 % — России). Вместе со смартфонами и прочими гаджетами вирус цифрового слабоумия проникает во все страны и все слои общества. Он не знает географических и социальных границ.

Герои
По запросу «digital dementia» (цифровое слабоумие) Google выдаст около 10 миллионов ссылок на английском языке (на запрос «digital dementia research» — около 5 миллионов), на «цифровое слабоумие» — чуть больше 40 тысяч ссылок на русском. Эту проблему мы пока не осознали, поскольку позже присоединились к цифровому миру. Систематических и целенаправленных исследований в этой области в России тоже почти что нет. Однако на Западе количество научных публикаций, касающихся влияния цифровых технологий на развитие мозга и здоровье нового поколения, нарастает год от года. Нейробиологи, нейрофизиологи, физиологи мозга, педиатры, психологи и психиатры рассматривают проблему с разных сторон. Так постепенно накапливаются разрозненные результаты исследований, которые должны сложиться в цельную картинку.
Этот процесс требует времени и более обширной статистики, он только начался. Тем не менее общие контуры картины уже видны благодаря усилиям известных специалистов, которые обобщают научные данные и стараются донести их понятную интерпретацию до общества. Среди них — директор психиатрического госпиталя при университете в Ульме (Германия), основатель Центра нейронаук и обучения, психиатр и нейрофизиолог Манфред Шпитцер(«Digitale Demenz: wie wir uns und unsere Kinder um den Verstand bringen», Mnchen: Droemer, 2012; перевод «Антимозг. Цифровые технологии и мозг», Москва, Издательство АСТ, 2014), известный британский нейробиолог, профессор Оксфордского университета баронесса Сьюзен Гринфилд («Mind Change. How digital technologies are leaving their marks on our brains», Random House, 2014), молодой британский биолог, доктор Арик Сигман, подготовивший в 2011 году специальный доклад для Европарламента «The Impact Of Screen Media On Children: A Eurovision for parliament». А еще — специалист в области дошкольного образования Сью Палмер («Toxic Childhood», Orion, 2007), американский педиатр Крис Роун(«Virtual Child: The terrifying truth about what technology is doing to children», Sunshine Coast Occupational Therapy Inc., 2010) и другие.
Остановить технический прогресс нельзя, разве что случится глобальный коллапс. И никто не хочет прослыть ретроградом, консерватором, несовременным человеком, противником новых технологий. Тем не менее перечисленные выше герои-просветители не только написали книги, ставшие бестселлерами, но и не жалеют времени на выступления в Бундестаге, в Палате лордов и в прочих высоких собраниях, на радио и телевидении. Зачем? Чтобы рассказать обществу о рисках, которые несут новые цифровые технологии подрастающему поколению и которые должны учитывать политики, экономисты и родители, принимающие решения. В жестких публичных дискуссиях дело порой доходит до непарламентских выражений. Во всяком случае, ярлык «мракобес» уже прилепили к Манфреду Шпитцеру, и он регулярно получает угрозы по электронной почте. К счастью, ему на это наплевать. У него шестеро детей, ради которых он все это делает. Манфред Шпитцер признается, что не хочет спустя годы услышать от своих выросших детей упрек: «Папа, ты же все это знал! Почему же молчал?»
Давайте сразу примем к сведению, что никто из перечисленных авторов не имеет ничего против новых цифровых технологий как таковых: да, они обеспечивают удобство, ускоряют и облегчают многие виды деятельности. И все перечисленные эксперты, безусловно, пользуются Интернетом, мобильными телефонами и прочими устройствами, помогающими в работе. Речь лишь о том, что у новых технологий есть оборотная сторона: они опасны для детства и отрочества, и это необходимо учитывать. Паровоз, пароход, самолет, легковой автомобиль тоже были гениальными изобретениями человечества, изменившими его среду обитания, хотя и вызывали жаркие дискуссии в свое время. Но ведь мы не сажаем за руль младенца, не даем ему в руки штурвал, а ждем, пока он вырастет и сформируется во взрослого человека. Так почему же мы, не успев оторвать малыша от груди, суем ему в руки планшет? Ставим дисплеи в детских садах и на каждой школьной парте?
Производители цифровых устройств требуют однозначных доказательств возможной опасности гаджетов и сами заказывают исследования, чтобы показать, что от смартфонов, планшетов и Интернета одна лишь польза детям. Оставим в стороне рассуждения о заказных исследованиях. Настоящие ученые всегда осторожны в своих высказываниях и оценках, это неотъемлемая часть их менталитета. Манфред Шпитцер и Сьюзен Гринфилд тоже демонстрируют в своих книгах корректность в суждениях, дискуссионность того или иного аспекта проблемы. Да, мы многое знаем о том, как развивается и работает мозг, как функционирует наш организм. Но далеко не всё, и полное знание вряд ли достижимо.
Однако, на мой взгляд, судя по прочитанным книгам и статьям, свидетельств потенциальной опасности цифровых технологий для растущего мозга более чем достаточно. Но в данном случае это даже и не важно, потому что помимо исследований есть интуиция мастерства, интуиция профессионалов, посвятивших большую часть своей жизни той или иной области науки. Накопленного знания им достаточно, чтобы предвидеть развитие событий и возможные последствия. Так почему бы не прислушаться к мнению умных и опытных людей?

Время, мозг и пластичность
Главный фактор во всей этой истории — время. Страшно представить, что семилетний ребенок в Европе провел у экранов больше года (по 24 часа в сутки), а 18-летний европеец — больше четырех лет! С этих шокирующих цифр начинается доклад Арика Сигмана Европарламенту. Сегодня западный подросток в среднем тратит на «общение» с экранами около восьми часов в сутки. Это время — украденное у жизни, поскольку оно использовано впустую. Оно не потрачено на разговоры с родителями, на чтение книг и музыку, на спорт и «казаки-разбойники» — ни на что из того, чего требует формирующийся мозг ребенка.

Вы скажете, время теперь другое, поэтому дети другие и мозги у них иные. Да, время другое, а вот мозг тот же, что и тысячу лет назад, — 100 миллиардов нейронов, каждый из которых связан с десятью тысячами себе подобных. Эти 2% нашего тела (по массе) по-прежнему потребляют более 20% энергии. И пока нам в голову вместо мозга не вставили чипы, мы носим в себе 1,3—1,4 килограмма серого и белого вещества, по форме похожего на ядро грецкого ореха. Именно этот совершенный орган, в котором хранятся память о всех событиях нашей жизни, наши умения и наш талант, и определяет суть неповторимой личности.
Нейроны общаются между собой, обмениваясь электрическими сигналами, каждый из которых длится одну тысячную секунды. «Увидеть» динамическую картину мозга в то или иное мгновение пока невозможно, поскольку современные технологии сканирования мозга дают картинки с разрешением в секунды, самые новейшие приборы — десятые доли секунды. «Поэтому сканы мозга подобны викторианским фотографиям. Они показывают статичные дома, но исключаютлюбые движущиеся объекты — людей, животных, которые двигались слишком быстро для выдержки фотоаппарата. Дома прекрасны, но они не дают исчерпывающую картину — картину в целом», — пишет Сьюзен Гринфилд. И тем не менее мы можем следить за изменениями, происходящими в мозгу со временем. Более того, сегодня появилась техника, позволяющая наблюдать активность единичного нейрона с помощью электродов, помещаемых в мозг.
Исследования дают нам понимание того, как развивается и работает наш главный орган. Этапы созревания и развития мозга оттачивались сотнями тысяч лет, эту устоявшуюся систему никто не отменял. Никакие цифровые и клеточные технологии не могут изменить срок вынашивания человеческого плода — девять месяцев в норме. Точно так же и с мозгом: он должен созреть, вырасти в четыре раза, построить нейронные связи, укрепить синапсы, обзавестись «оболочкой для проводов», чтобы сигнал в мозгу проходил быстро и без потерь. Вся эта гигантская работа происходит до двадцатилетнего возраста. Это не значит, что дальше мозг не развивается. Но после 20—25 лет он делает это медленнее, более прецизионно, достраивая деталями тот фундамент, который был заложен к 20 годам.
Одно из уникальных свойств мозга — пластичность, или способность к адаптации к той среде, в которой он находится, то есть к обучению. Впервые об этом удивительном свойстве мозга заговорил философ Александр Бэйн в 1872 году. А двадцать два года спустя великий испанский анатом Сантьяго Рамон-и-Кахаль, ставший основоположником современной нейробиологии, ввел термин «пластичность». Благодаря этому свойству мозг сам строит себя, отзываясь на сигналы из внешнего мира. Каждое событие, каждое действие человека, то есть любой его опыт, порождают в нашем главном органе процессы, которые должны запомнить этот опыт, оценить его, выдать верную с точки зрения эволюции реакцию человека. Так среда и наши действия формируют мозг.
В 2001 году британские газеты облетела история Люка Джонсона. Сразу после рождения Люка выяснилось, что его правая рука и нога не двигаются. Врачи установили, что это результат травмы левой стороны мозга во время беременности или в момент рождения. Однако буквально через несколько лет Люк смог в полной мере пользоваться правой и левой ногой, потому что их функции были восстановлены. Каким образом? В течение первых двух лет жизни с Люком делали специальные упражнения, благодаря которым мозг сам себя модернизировал — перестроил нервные пути так, чтобы сигнал шел в обход поврежденного участка мозговой ткани. Упорство родителей и пластичность мозга сделали свое дело.
Наука накопила много удивительных исследований, иллюстрирующих фантастическую пластичность мозга. В 1940-х годах физиолог Дональд Хэб (Donald Hebb) взял несколько лабораторных крыс к себе домой и выпустил «на волю». Через несколько недель крыс, побывавших на свободе, исследовали с помощью традиционных тестов — проверили умение решать задачи в лабиринте. Все они показали превосходные результаты, сильно отличающиеся в лучшую сторону от результатов их собратьев, не покидавших лабораторных боксов.
С тех пор выполнено огромное количество экспериментов. И все они доказывают, что богатая окружающая среда, приглашающая к исследованию, позволяющая открыть что-то новое, — мощнейший фактор развития мозга. Тогда, в 1964 году, и появился термин «средовое обогащение» (environmental enrichment). Богатая внешняя среда вызывает спектр изменений в мозгах животных, причем все изменения — со знаком «плюс»: увеличиваются размеры нейронов, сам мозг (вес) и его кора, у клеток появляется больше дендритных отростков, которые расширяют ее способности к взаимодействию с другими нейронами, утолщаются синапсы, укрепляются связи. Также возрастает производство новых нервных клеток, ответственных за обучение и память, в гиппокампе, зубчатой извилине и мозжечке, а количество спонтанных самоубийств нервных клеток (апоптоз) в гиппокампе крыс уменьшается на 45%! Все это более выражено у молодых животных, но и у взрослых имеет место.
Влияние окружающей среды может быть столь сильным, что дрогнут даже генетические предопределенности. В 2000 году в «Nature» была опубликована статья «Отсрочка проявления болезни Хантингтона у мышей» (Van Dellen et al., «Delaying the onset of Huntington’s in mice», 2000, 404, 721—722, doi:10.1038/35008142). Сегодня это исследование стало классическим. С помощью генной инженерии исследователи создали линию мышей, страдающих болезнью Хантингтона. У человека на ранних стадиях она проявляется в нарушении координации, беспорядочных движениях, когнитивных нарушениях, а затем приводит к распаду личности — атрофии коры головного мозга. Контрольная группа мышей, жившая в стандартных лабораторных боксах, постепенно угасала, демонстрируя от теста к тесту постоянное и быстрое ухудшение. Экспериментальную группу поместили в другие условия — большое пространство с множеством объектов для исследования (колеса, лестницы и многое другое). В такой стимулирующей среде болезнь начинала проявляться значительно позже, причем степень нарушения движений была меньше. Как видите, даже в случае генетического заболевания природа и воспитание могут успешно взаимодействовать.

Дайте мозгу пищу
Итак, накопленные результаты показывают, что животные, проводящие время в обогащенной среде, демонстрируют значительно лучшие результаты на пространственную память, показывают общее возрастание когнитивных функций и способности к обучению, решению проблемных задач и скорости обработки информации. У них понижен уровень тревожности. Более того, обогащенная внешняя среда ослабляет прошлый негативный опыт и даже в значительной степени ослабляет генетический груз. Внешняя среда оставляет важнейшие следы в наших мозгах. Подобно тому как растут мускулы во время тренировок, то же делают и нейроны, обзаводясь большим количеством отростков, а значит — более развитыми связями с другими клетками.
Если окружающая среда воздействует на структуру мозга, то может ли на нее воздействовать и активное мышление, «приключения духа»? Может! В 1995 году нейробиолог Альваро Паскуаль-Леоне (Alvaro Pascual-Leone) вместе со своей исследовательской группой выполнил один из самых впечатляющих и часто цитируемых экспериментов. Исследователи сформировали три группы из взрослых добровольцев, которые никогда не играли на пианино, и поместили их в одинаковые экспериментальные условия. Первая группа была контролем. Вторая выполняла упражнения, чтобы научиться играть на пианино одной рукой. Через пять дней ученые просканировали мозг испытуемых и обнаружили значимые изменения у членов второй группы. Однако самой примечательной была третья группа. От ее участников требовалось лишь мысленно представлять, что они играют на пианино, но это были серьезные, регулярные умственные упражнения. Изменения в их мозгу показали почти сходную картину с теми (вторая группа), кто физически тренировался игре на пианино.
Мы сами формируем свой мозг, а значит — свое будущее. Все наши действия, решение сложных задач и глубокие размышления — все оставляет следы в нашем мозгу. «Ничто не может заменить того, что дети получают от собственного, свободного и независимого мышления, когда они исследуют физический мир и сталкиваются с чем-то новым», — считает британский профессор психологии Таня Бирон.
С 1970 года радиус активности детей, или количество пространства вокруг дома, в котором дети свободно исследуют окружающий мир, сократилось на 90%. Мир сжался почти до размеров экрана планшета. Теперь дети не гоняют по улицам и дворам, не лазают по деревьям, не пускают кораблики в прудах и лужах, не прыгают по камням, не бегают под дождем, не болтают друг с другом часами, а сидят, уткнувшись в смартфон или планшет, — «гуляют», отсиживая попу. А ведь им надо тренировать и наращивать мышцы, знакомиться с рисками внешнего мира, учиться взаимодействовать со сверстниками и сопереживать им. «Удивительно, как быстро сформировался совершенно новый тип среды, где вкус, обоняние и осязание не стимулируются, где большую часть времени мы сидим у экранов, а не гуляем на свежем воздухе и не проводим время в разговорах лицом к лицу», — пишет Сьюзен Гринфилд. Есть о чем волноваться.
Чем больше внешних стимулов в детстве и отрочестве, тем активнее и быстрее формируется мозг. Вот почему так важно, чтобы ребенок физически, а не виртуально исследовал мир: копался в земле в поисках червяков, вслушивался в незнакомые звуки, ломал предметы, чтобы понять, что внутри, разбирал и безуспешно собирал устройства, играл на музыкальных инструментах, бегал и плавал наперегонки, боялся, восхищался, удивлялся, озадачивался, находил выход из положения, принимал решения… Именно это нужно растущему мозгу сегодня, как и тысячу лет назад. Ему нужна пища — опыт.
Впрочем, не только пища. Нашему мозгу нужен сон, хотя он в это время совсем не спит, а активно работает. Весь опыт, приобретенный за день, мозг должен тщательно переработать в спокойной обстановке, когда ничто не отвлекает его, поскольку человек недвижим. За это время мозг совершает важнейшие действия, которые Шпитцер описывает в терминах электронной почты. Гиппокамп опустошает свой почтовый ящик, рассортировывает письма и раскладывает по папкам в коре головного мозга, где обработка писем завершается и формируются ответы на них. Вот почему утро вечера мудренее. Д.И. Менделеев действительно мог впервые увидеть во сне Периодическую таблицу, а Кекуле — формулу бензола. Решения часто приходят во сне, потому что мозг не дремлет.
Неспособность вылезти из Интернета и соцсетей, оторваться от компьютерных игр катастрофически сокращает время сна у подростков и приводит к его серьезным нарушениям. Какое уж тут развитие мозга и обучение, если с утра болит голова, одолевает усталость, хотя день еще только начинается, и никакие школьные занятия не идут впрок.
Но как сидение в Интернете и соцсетях может изменить мозг? Во-первых, однообразное времяпрепровождение резко ограничивает количество внешних стимулов, то есть пищи для мозга. Он не получает достаточного опыта, чтобы развить важнейшие участки, ответственные за сопереживание, самоконтроль, принятие решений и пр. То, что не работает, отмирает. У человека, переставшего ходить, атрофируются мышцы ног. У человека, не тренирующего память каким бы то ни было запоминанием (а зачем? все в смартфоне и навигаторе!), неизбежно возникают проблемы с памятью. Мозг может не только развиваться, но и деградировать, его живые ткани могут атрофироваться. Пример тому — цифровое слабоумие.
Канадский нейропсихолог Брайан Колб (Bryan Kolb), один из ведущих экспертов в области развития мозга, так говорит о предмете своего исследования: «Все, что меняет ваш мозг, меняет ваше будущее и то, кем вы будете. Ваш уникальный мозг — не только продукт ваших генов. Он формируется вашим опытом и образом жизни. Любые изменения в мозгу отражаются в поведении. Справедливо и обратное: поведение может изменять мозг».

Мифы
В сентябре 2011 года уважаемая британская газета «Дейли телеграф» опубликовала открытое письмо 200 британских учителей, психиатров, нейрофизиологов. Они пытались привлечь внимание общества и людей, принимающих решения, к проблеме погружения детей и подростков в цифровой мир, которое драматически сказывается на их способности к обучению. Спросите любого учителя, и он вам скажет, что учить детей стало несоизмеримо труднее. Они плохо запоминают, не могут сконцентрировать внимание, быстро устают, стоит отвернуться — немедленно хватаются за смартфон. В такой ситуации трудно рассчитывать, что школа научит ребенка думать, потому что в его мозгу просто нет материала для думания.

Хотя многие оппоненты нашим героям будут возражать: все наоборот, дети теперь такие умные, они из Интернета нахватывают гораздо больше информации, чем мы в свое время. Только вот проку от этого ноль, поскольку информация не запоминается.
Запоминание напрямую связано с глубиной переработки информации. Манфред Шпитцер приводит показательный пример — тест на запоминание. Это несложное исследование может выполнить любой. Трем группам подростков предложили вот такой странный текст:
бросать — МОЛОТОК — светится — глаз — ЖУРЧАТЬ — бе- жать — КРОВЬ — КАМЕНЬ — думать — АВТОМОБИЛЬ — клещ — ЛЮБИТЬ — облако — ПИТЬ — видеть — книга — ОГОНЬ — КОСТЬ — кушать — ТРАВА — море — катить — железо — ДЫШАТЬ.
Участников первой группы просили указать, какие слова написаны строчными буквами, а какие — прописными. Задание участникам второй группы было посложнее: указать, что из перечисленного — существительное, а что — глагол. Самое сложное досталось участникам третьей группы: им надо было отделить одушевленное от неодушевленного. Через несколько дней всех тестируемых попросили припомнить слова из этого текста, с которыми они работали. В первой группе вспомнили 20% слов, во второй — 40%, в третьей — 70%!
Понятно, что в третьей группе основательнее всего работали с информацией, здесь приходилось больше думать, потому она и запомнилась лучше. Именно этим занимаются на уроках в школе и при выполнении домашнего задания, именно это и формирует память. Глубина же обработки информации, почерпнутой подростком, порхающим с сайта на сайт в Интернете, близка к нулю. Это скольжение по поверхности. Нынешние школьные и студенческие «рефераты» — лишнее тому подтверждение: представители поколения Copy and Paste просто копируют куски текста из Интернета, порой даже не прочитывая, и вставляют в итоговый документ. Работа сделана. В голове — пусто. «Раньше тексты читали, сейчас их бегло просматривают. Раньше в тему вникали, сейчас скользят по поверхности», — справедливо подмечает Шпитцер.
Сказать, что дети стали умнее благодаря Интернету, нельзя. Нынешние одиннадцатилетние выполняют задания на уровне восьми- или девятилетних 30 лет назад. Вот одна из причин, которую отмечают исследователи: дети, особенно мальчики, играют больше в виртуальных мирах, чем на открытом воздухе, с инструментами и вещами…
Может быть, нынешние цифровые дети стали более креативными, как принято сейчас говорить? Похоже, что и это не так. В 2010 году в Колледже Вильгельма и Марии в Виргинии (США) выполнили гигантское исследование — проанализировали результаты около 300 тысяч творческих испытаний (!), в которых участвовали американские дети в разные годы, начиная с 1970-го. Их творческие способности оценивали с помощью тестов Торренса, простых и наглядных. Ребенку предлагают нарисованную геометрическую фигуру, например овал. Он должен сделать эту фигуру частью изображения, которое придумает и нарисует сам. Другой тест — ребенку предлагают набор картинок, на которых стоят разные загогулинки, обрывки каких-то фигур. Задача ребенка — достроить эти обрывки, чтобы получить цельное изображение чего-то, любой его фантазии. И вот результат: начиная с 1990 года творческие способности американских детей пошли на убыль. Они менее способны производить уникальные и необычные идеи, у них слабее чувства юмора, хуже работают воображение и образное мышление.
Но может быть, все оправдывает многозадачность, которой так гордятся цифровые подростки? Может быть, она положительно влияет на умственную работоспособность? Современный подросток делает домашнее задание и одновременно отправляет эсэмэски, разговаривает по телефону, проверяет электронную почту и краем глаза смотрит в YouTube. Но и здесь нечем себя порадовать.
Во всяком случае, исследования в Стэнфордском университете говорят об обратном. Среди студентов младших курсов исследователи отобрали две группы: многозадачников (по их собственным оценкам) и немногозадачников. Обеим группам показывали на экране в течение 100 миллисекунд три геометрические фигуры — два прямоугольника и знак плюс — и просили запомнить. Затем, через паузу в 900 миллисекунд, показали почти то же самое изображение, в котором одна из фигур чуть изменила положение. Испытуемому надо было лишь нажать кнопку «Да», если что-то изменилось в картинке, или «Нет», если картинка та же. Это было довольно просто, но с этим заданием многозадачники справлялись чуть хуже, чем немногозадачники. Затем ситуацию усложнили — стали отвлекать внимание тестируемых, добавляя в рисунок лишние прямоугольники, но другого цвета — сначала два, потом четыре, потом шесть, но само задание оставалось тем же. И вот тут разница была заметной. Оказалось, что многозадачников сбивают с толку отвлекающие маневры, им труднее сосредоточиться на задаче, они чаще ошибаются.
«Я опасаюсь, что цифровые технологии инфантилизируют мозг, превращая его в подобие мозга маленьких детей, которых привлекают жужжащие звуки и яркий свет, которые не могут концентрировать внимание и живут настоящим моментом», — говорит Сьюзен Гринфилд.

Спасение утопающих — дело рук… родителей
Помешательство на цифровых технологиях, невозможность ни на минуту расстаться со смартфоном, планшетом или ноутбуком влекут за собой и множество других разрушительных последствий для детей и подростков. Сидение в течение восьми часов в день только за экранами неизбежно влечет за собой ожирение, эпидемию которого среди детей мы наблюдаем, проблемы с опорно-двигательным аппаратом, различные невралгические расстройства. Психиатры отмечают, что все больше детей подвержено ментальным расстройствам, тяжелым депрессиям, не говоря уже о случаях тяжелой зависимости от Интернета. Чем больше времени подростки проводят в социальных сетях, тем сильнее они чувствуют себя одинокими. Сотрудники Корнельского университета в исследованиях 2006—2008 годов показали, что приобщение детей к экранам с раннего детства служит триггером расстройств аутистического спектра. Социализация подростков, черпающих модели поведения в Интернете и соцсетях, терпит крах, способность к эмпатии стремительно снижается. Плюс немотивированная агрессия… Обо всем этом пишут и говорят наши герои, и не только они.
Производители гаджетов стараются не замечать эти исследования, и это понятно: цифровые технологии — гигантский бизнес, нацеленный на детей как на самую перспективную аудиторию. Какой родитель откажет своему любимому чаду в планшете? Это так модно, так современно, и ребенок так хочет его заполучить. Ведь ребенку надо дать все самое лучшее, он не должен быть «хуже других». Но, как отмечает Арик Сигман, дети любят конфеты, однако это не повод кормить их конфетами на завтрак, обед и ужин. Так и любовь к планшетам — не повод повсеместно внедрять их в детских садах и школах. Всему свое время. Вот и председатель совета директоров Google Эрик Шмидт выражает беспокойство: «Я до сих пор считаю, что читать книгу — это лучший способ действительно узнать что-то. И я волнуюсь, что мы теряем это».
Не стоит бояться, что ваш ребенок упустит время и не освоит вовремя все эти гаджеты. Специалисты утверждают, что никаких специальных способностей для такого освоения человеку не требуется. Как сказал С.В. Медведев, директор Института мозга человека РАН, стучать по клавишам можно научить и обезьяну. Цифровые устройства — это игрушки для взрослых, точнее, не игрушки, а инструмент, помогающий в работе. Нам, взрослым, все эти экраны не страшны. Хотя злоупотреблять ими тоже не стоит и лучше запоминать и искать дорогу без навигатора, чтобы тренировать свою память и способности к ориентированию в пространстве — отличное упражнение для мозга (см. рассказ о Нобелевской премии по физиологии или медицине, «Химия и жизнь», № 11, 2014). Лучшее, что вы можете сделать для своего ребенка, это не покупать ему планшет или смартфон, пока он не выучится как следует и не сформирует свой мозг, считает Манфред Шпитцер.
А что же гуру цифровой индустрии? Разве они не беспокоятся о своих детях? Еще как беспокоятся и потому принимают соответствующие меры. Шоком для многих стала статья в «Нью-Йорк таймс» в сентябре этого года, в которой Ник Билтон приводит фрагмент своего интервью 2010 года со Стивом Джобсом:
— Ваши дети, наверное, без ума от айпада?
— Нет, они им не пользуются. Мы ограничиваем время, которое дети тратят дома на новые технологии.
Оказывается, Стив Джобс запрещал своим троим детям- подросткам использовать гаджеты по ночам и в выходные дни. Никто из детей не мог появиться на ужине со смартфоном в руках.
Крис Андерсон, главный редактор американского журнала «Wired», один из основателей 3DRobotics, ограничивает своих пятерых детей в использовании цифровых устройств. Правило Андерсона — никаких экранов и гаджетов в спальне! «Я, как никто другой, вижу опасность в чрезмерном увлечении Интернетом. Я сам столкнулся с этой проблемой и не хочу, чтобы эти же проблемы были у моих детей».
Эван Уильямс, создатель сервисов Blogger и Twitter, разрешает двоим своим сыновьям использовать планшеты и смартфоны не дольше часа в день. А Алекс Константинопл, директор OutCast Agency, ограничивает использование планшетов и ПК в доме 30 минутами в день. Ограничение касается детей 10 и 13 лет. Младший пятилетний сын вообще не использует гаджеты.
Вот вам и ответ на вопрос «что делать?». Говорят, что сегодня в США, в семьях образованных людей, начала распространяться мода на запрет использования гаджетов детьми. Оно и правильно. Ничто не может заменить биологической коммуникации между людьми, живого общения родителей с детьми, учителей с учениками, сверстников со сверстниками. Человек — существо биологическое и социальное. И тысячу раз правы родители, которые водят своих детей в кружки, читают им книжки на ночь, вместе обсуждают прочитанное, проверяют домашние задания и заставляют переделывать, если оно сделано левой ногой, накладывают ограничения на использование гаджетов. Лучших инвестиций в будущее ребенка придумать невозможно.