Фотострана » Интересные страницы » ПреЛЮДИи чувств » Глеб Панфилов - режисер и муж Чуриковой - однажды признался: "Инна - это личность, отмеченная ...
Глеб Панфилов - режисер и муж Чуриковой - однажды признался:
"Инна - это личность, отмеченная Богом. Я бы разглядел ее в тысячной толпе, как увидел бы лицо Иннокентия Смоктуновского, Ролана Быкова, Аллы Демидовой, потому что такиетлица — это чудо природы, как возникший за поворотом пейзаж: едешь-едешь и вдруг — чудо! Так вот, как чудо природы, так покорило меня лицо и все существо Инны Чуриковой. А какие у нее удивительные глаза! И каждый раз в новой работе мне думается, что я исчерпал и понял ее до конца. Но начинается картина, и я вижу, что ничего не понял, ничего не узнал..."
А сначала девушке с неординарной внешностью не очень-то везло. В театральное училище при МХАТе ее не приняли.
"Вы знаете, кто такая Афродита?" — спросил педагог. "Нет". — "Афродита — это богиня красоты, девочка... Вы посмотрите на себя..."
После таких слов читать дальше абитуриентка не стала - не смогла сдержать набежавших слез. Но от детской мечты не отступилась. Театральное училище было-таки окончено — Щепкинское, что при Малом театре. Потом ее домом стал ТЮЗ, где режиссеры отпускали странные комплименты: "Вы удивительная, просто гениальная "свинья", "потрясающая Баба Яга"...
Но однажды за кулисы зашел человек, положил перед растрепанной артисткой пухлый сценарий под названием "В огне брода нет" и почти с угрозой произнес, что пробовать будут на главную роль. До этого Чуриковой и в кино предлагали лишь эпизодические роли — Марфутки в сказке "Морозко", Варвары в "Стряпухе", Белокурой Жози в "Неуловимых мстителях". Роль Тани Теткиной получилась, и этот совместный дебют Панфилова и Чуриковой стал началом творческого и семейного тандема известной ныне пары.
Наблюдая за Инной Чуриковой, невольно поймала себя на мысли, что, пожалуй, успех ее героинь вполне понятен и закономерен. "Вечная женственность" при цельном характере, помноженная на одаренность, — такому сочетанию можно лишь позавидовать.
Мы гуляли с Инной Михайловной по юрмальскому сосновому бору, я слушала ее тихий и мягкий, обволакивающий голос и чувствовала, что прикоснулась к чему-то очень чистому и родному.
— Вы замечаете лица людей в метро, на улице?
— Да, мне это очень интересно. Люблю смотреть на лица, наблюдать, как люди одеты, как ходят.
— А жить торопитесь?
— Нет, совершенно не тороплюсь. Не хочу. Люблю замедленные ритмы.
— Скажите, вы ярко выражаете себя в повседневной жизни? Прячете свои эмоции или позволяете им выплескиваться наружу?
— Мне кажется, что я сдержанна, а со стороны говорят — очень эмоциональна... Пожалуй, меня можно довести до определенной точки и тогда я вспыхну. Реагирую на жлобство, хамство, не могу этого переносить абсолютно. Чужим людям я прощаю многое, почти все, а у родных этого быть не должно! К сожалению, в жизни мы все дышим этим душевным невежеством.
Вот недавно, например, в театре мама с дочкой лет тринадцати после спектакля брали у актеров автографы. Спрашиваю, как зовут девочку, чтобы подписать именной автограф. Оказывается, Олечка. Нежное такое имя. Затем идем к дверям. Олечка выходит первая, за ней мама, и третья прошла я... Конечно, я и третья выйду, ничего страшного. Но отметила, как девочка воспитана. А ведь она не с улицы. И мама рядом стоит, просто счастлива за дочку...
— Считаете ли вы, что ваша мама дала вам все, что могла, или есть какие-то обиды?
— Ну что вы. На родителей нельзя обижаться. У меня с мамой иногда бывали размолвки, но я хотела только одного: чтобы она была здорова. В 90 лет она еще работала и даже давала интервью. Самое главное, что мама, слава богу, не разубеждала меня в детстве в моем желании стать актрисой. А мне так нравилось фантазировать, представлять себя в другой жизни. Я была довольно энергичной девочкой. Ходила по всем драмкружкам, а если отдыхала в пионерском лагере, то обязательно занималась самодеятельностью, выступала. А однажды моя мама, приехав навестить меня, прошла мимо и не узнала, поскольку я, войдя в роль, была в штанах, парике, с пионерским галстуком на груди — настоящий пацан. Моя душа требовала преображения, и мама меня понимала.
— Знаю, что от вашей мамы, профессора биохимии, вам передалась и любовь к земле, к природе. У вас очень легкая рука, и все, к чему вы прикасаетесь, растет буйным цветом.
— Да, пожалуй, но особенно легкая рука у моего сына.
— Кажется, он закончил МГИМО?
— Да, он юрист-международник. Я переживала, что с ним будет после окончания института, найдет ли себя. К сожалению, мы ничем не могли помочь, знакомых в этой сфере у нас нет. Я говорила ему: "Ванечка, ты выбрал эту дорогу. Сдавал экзамены. Учись, сынок, двигайся, добивайся всего сам".
— А вам бы хотелось, чтобы он пошел по творческому пути?
— Конечно. Позже Иван окончил театральную школу в Лондоне, снялся в нескольких фильмах, а потом стал продюсером и ресторатором. Он мне товарищ, мы вместе смотрим спектакли, обсуждаем их. Его замечания мне очень интересны, когда мы, скажем, с приятельницами обсуждаем постановку, чью-то работу. А вообще мой сын всегда меня учит. Ему 44, но он знает гораздо больше, чем я.
— Знакомит ли сын с друзьями?
— Да, я всех их знаю. Еще со студенчества - у них был коллективный способ приготовления шпаргалок. Один то готовит, другой это. Молодости вообще свойственно объединение, стайность. Это с возрастом хочется побыть одному, и люди разъединяются.
— А у вас есть близкая подруга, с которой можно пооткровенничать?
— Я с мужем откровенничаю. Но подруга есть — Лия Ахеджакова. Я ее бесконечно люблю. Мы давние подруги и, думаю, уж на всю мою и ее оставшуюся жизнь. Никакая ссора нас не может разлучить. А знаем друг друга еще с ТЮЗа, вместе работали, там и сроднились.
— Очень хорошо помнятся ваши первые яркие фильмы — "В огне брода нет", "Начало", "Прошу слова". И все-таки кажется, что вы редко соглашаетесь сниматься в кино.
— Да, это правда. От многих предложений я отказывалась, если они казались мне неинтересными.
— Когда-то вы сказали, что надо во что-то сильно верить, и тогда это обязательно сбудется.
— Я так думала о Жанне Д'Арк. Во всяком случае, когда я верила, что сыграю Жанну, я жила только этим. Нигде не работала, не снималась, не принимала ни одного приглашения. И многое сбылось.
— Говорят, что режисеру Марку Захарову удалось создать в театре обстановку коллективного творчества в том смысле, что все могут высказываться обо всем, что не нравится. А отказываться от ролей не приходилось? Армен Джигарханян, например, никогда не отказывался, считая, что уровень его профессионализма настолько высок, что даже самая бездарная постановка не способна умалить его работу.
— У нас в театре это не принято. Можно было убеждать Марка Анатольевича, выставляя контраргументы, но отказываться... Вот одной нашей актрисе досталась сложная острометаморфозная роль: из одной ипостаси в другую, третью, четвертую. Ей было ясно, что придется трудно, но она не отказывалась, более того — просто героически работала. В таких случаях Захаров говорил: "Вы моя единомышленница". У меня тоже, когда Бабуленька (Антонида Васильевна в спектакле "Варвар и еретик" по пьесе Достоевского "Игрок". — Прим. авт.) не получалась, был соблазн отказаться. Но не хватило духу. А сейчас думаю, что правильно сделала. Я такого еще не играла.
— Ну, а просить роль вам доводилось?
— Доводилось. В ТЮЗе просила. После этого в "Мужчине семнадцати лет" ввелась во второй состав. А у Захарова этого не было. Принималось то, что вывешивалось. У нас в этом плане было строго. Марк Анатольевич был довольно жесткий человек. В театр звал только того, кого "увидит", и работал только с теми, кто его не разочаровывал. Вот, например, в театр пришла Маша Миронова, дочь его самого близкого друга Андрея Миронова. И Марк Анатольевич был очень рад, что она оказалась талантливой актрисой. Дело тут, очевидно, в том, что у него существовал некий моральный долг перед другом. И замечательно, что Маша не дала оснований для разочарования.
( конец 1 части)
войдите, используя
или форму авторизации