ПРИКОСНОВЕНИЕ ДУШИ

Прикосновение Души
3 февраля 2024

Беда России в том, что у нас нет среднего уровня.
Чуть что — гениально, звезда!
А вот если бы существовал крепкий средний уровень, было бы легко понять, что выше этого уровня, а что ниже.
Что действительно произведение искусства, а что — просто так.

Я отлично дою коров. У нас в деревне была корова Музя, которая всегда ждала, когда я встану спину размять, чтобы задней ногой полное ведро молока выбить. Но это она не со зла — просто немного вредная была.

Меня не приняли в пионеры, потому что в тот день мы с мамой поехали в деревню на Пасху. Директриса сказала: «Если вы уедете, мы не примем Сергея в пионеры», а мама сказала: «Ну и хорошо». А вот в комсомол меня заставили поступить. Я пришел, и меня спросили, что значит быть коммунистом. Я выдал цитату из Ленина, и был принят единогласно.

Сейчас можно бить себя в грудь и говорить, что был диссидентом. Но я диссидентом не был. Я читал Ленина и хорошо знал историю КПСС.

Радоваться за другого — сложнее, чем его жалеть.

Я ПОНЯЛ, что стал взрослым человеком, только тогда, когда не стало мамы.
Когда мама впервые пришла на мой «Старинный русский водевиль», она весь спектакль проплакала. Я говорю: «Мамочка, что же вы плакали? Это же водевиль». А она говорит: «Очень смешно было, вот я и плакала».
К маме надо обращаться на «вы».

Десять лет назад, когда мама еще была жива, мы поехали вместе в нашу деревню под Киевом. Подошла к нам моя старая подружка Тамара и говорит: «Шановний Сергей Васильевич, просим не отказать нам и выступить перед жителями». Я страшно растерялся, пришел в клуб, а там — вся деревня. Я рассказывал что-то, читал, пел, и все смеялись, аплодировали. А потом они говорили моей маме: «Уважил нас Сережка. Не побрезговал».

Хотел бы я сейчас жить загородом? Я прекрасно себя чувствую в деревне. Но одно дело туризм, а другое — эмиграция.

Жизнь стала очень быстрой, и люди стали очень громко разговаривать.

Жизнь у меня такая: приехал, поменял пиджак и снова уехал. И я так к этому привык, что, когда наступает время отпуска, даже не могу сообразить, чем себя занять.

Однажды я чуть было не купил мотороллер. Но меня дружок отговорил. Говорит: «Зачем он тебе нужен?» Я говорю: «Представь себе: кругом пробки, а я спокойно еду в театр». А он говорит: «Ага, а вся Москва кричит: посмотрите — вон Маковецкий в театр поехал».

Последний раз я был в метро год назад. Я страшно торопился на спектакль, а в городе была сумасшедшая пробка. Я тогда подумал: «Хорошо было бы, если б в метро звучала легкая музыка». Просто в метро все слишком мрачно. Когда люди заходят в подземелье, у них и лица становятся подземельные.

Ненавижу опаздывать. Заставлять людей тебя ждать — это глупость и неуважение. Прежде всего к самому себе.

Не понимаю, как молодой актер может выйти на сцену с брюшком.

Когда я на сцене, я вижу всю публику. В молодости я думал, что надо пытаться пробить всех, но теперь понимаю, это ошибка. Того, кому жена сказала «пошли в театр, все уплочено», никогда не пробить.

Актёр всегда получает от спектакля больше, чем зрители.

Когда актер говорит, что устал от известности, — он врёт. Как известность может досаждать?

Мне не всё равно как я одет. Но актерам гораздо проще, чем актрисам. Если у актера есть один хороший смокинг — у него все в порядке. А у актрис все платья — одноразовые. И чем платье более запоминающееся, тем сложнее надеть его второй раз.

Была у меня любимая шапка — я её называл «амнистия», потому что она была очень похожа на арестантскую. Очень я ее любил. Она приобретала на голове те формы, которые ей хотелось. Я снялся в ней в фильме Йоса Стеллинга «Душка». А после съемок ко мне подошла помощница Стеллинга и говорит: «Простите, Сережа, но Йос спрашивает, не отдадите ли вы эту шапку в его музей?» В общем, пришлось шапку отдать.

Ручная работа не может стоить дешево.

Поменять лампочку я могу. Я знаю, что такое физический труд.

Я умею готовить вкусную шарлотку — в ней много яблок и мало теста. И курицу умею запекать: обмазываешь горчицей, кладёшь на решетку, под решетку ставишь противень с крупно нарезанной картошкой — и в духовку. Отличное блюдо, если к вам пришли гости.

У актёров не бывает пенсии. Не представляю, чтобы я сидел на берегу Адриатического моря, грел ножки и смотрел на чаек.

Недавно меня сняли для одного журнала, и, видимо, чтобы сделать комплимент, убрали в Фотошопе все морщины. Лицо получилось натянутым, глаза узкие. Когда журнал вышел, друзья боялись мне звонить. Думали, что я сошел с ума и сделал пластическую операцию.

Я не боюсь старости. Её незачем бояться. Нужно лишь понять, как её встречать.

Я всегда давал списывать.

Соседей не выбирают.

Сергей Маковецкий