ПРИКОСНОВЕНИЕ ДУШИ

Прикосновение Души
25 мая 2022

Сегодня вспомнилась баба Аня. Я не знаю ни отчества её, ни фамилии. Странно, да? Я знаю историю её жизни. Я прожила у неё два года на сессиях. Мы часами могли болтать обо всем на свете, но... так и не познакомились по всей форме.
-Бабой Аней меня зови, идем, уборную покажу.

Уборную вперед комнат показывала баба Аня, наученная горьким опытом - неблагоустроенное жилье снимать не рвутся даже студенты-заочники из деревни. Сессия, всем хочется хлебнуть не столько знаний, сколько цивилизации и свободы.
Но выбора не было. Баба Аня меня на улице подобрала.
-Жить негде? - не столько спросила, сколько утвердила она. - Бери свои баулы и за мной.

Так и оказалась я в белом домике на курьих ножках. Когда-то дом решили поднять, поддомкратили, оторвали от земли, сложили под углами стойки из кирпича, а подлить фундамент забыли. И дом так и остался стоять на красных ножках. Зимой под домом гулял ветер и вьюга, и полы были настолько холодные, что кошачья миска за ночь могла затянуться пленкой льда. Баба Аня устилала полы домоткаными дорожками, какими-то одеялами-покрывалами... И кочегарила печку по двадцать четыре часа в сутки. Точнее студентики кочегарили. У бабы Ани было два способа сдачи комнаты:
-Помогашь? Или деньгами?

Ясно, что большинство шло "за помогашь"

-А мне пенсии хватает. Мне одной тяжко... - объяснила баба Аня.

И когда её студентики кончались, она шла к корпусу универа и "высиживала" новых. "Одиночество" - слово какое-то обреченное...

Баба Аня была веселой. По субботам мы топили с ней баньку. Потом следовал ритуал "наливочка с парка". И, лихо замахнув пару стопок, она начинала выводить когда-то сильным голосом:
-"Несе Галя воду, коромысло гнется, А за ней Иванок як барвинок вьется..."
Муж у бабы Ани был украинец.

-А ты что ж думаешь, я его любила? И-и-и-и, какое там, девка. Мне ж уже двадцать четыре было. Все вокруг воюют, мужиков повыбило, бабы вокруг, ребятишки, деды, да те кто с бронью, а за ними бабы в очередь. А мне ребеночка хотелось. Ну, ты что, я ж не дура, понимала, когда война кончится, молодые нарастут. Так хоть налюбиться. Хоть ночь, да моя...

Откровенность бабы Ани сражала наповал. Обычно с возрастом собственная целомудренность становиться дороже, чем в пору горячей юности. Много ли вы знаете бабушек, что так запросто скажут "...не любила, ребеночка хотела... а так хоть налюбиться за ночь досыта, вдруг после и случая не будет..."

И баба Аня стала искать случая. Благо, работала в госпитале. Надо сказать, что в Красноярске в годы войны действовало шесть десятков госпиталей. Вот при одном из них и была баба Аня, а тогда просто девка-перестарок Нюра, и сиделкой при лежачих, и нянечкой, и прачкой.

Среди выздоравливающих она себе наметила кавалера, звали Василием. Был красивый, чубатый и разговорчивый - девичья сухота... И вроде был не против, даже как-то подарил чахлый городской одуванчик с намеком на продолжение... И вроде вот она - та самая жаркая ночь, и желанное дитя рядом совсем...
Но тут привезли паренька с сильнейшей контузией спинного мозга. Лежачий. И захолонуло Анино сердце живой и жгучей бабьей жалостью.

Я так представляю себе их встречу:
-Как тебя зовут?
-Мыкола звати.
-Коля - значит... А я - Анна.
-Ганна виходить?

- Глаза у него синющие были. Это я после разглядела, а до того-то, только подумала, как такого бугая обмывать, ведь перевернуть надо. А во мне весу - три пуда, не больше. Но куда деваться, пошла. А он меня увидел и заявил, что не подпустит к себе такую. Пришлите, старую, говорит. Наши врачи его, конечно, быстро на место поставили. И вот я его обмываю или переодеваю, а он глаза зажмурит, чтоб меня не видеть. Стыдно ему, видишь ли, что его хозяйство обмываю. Ну, я и давай его уговаривать, чтоб не стыдился. Что, вот, братец у меня такой же где-то воюет. И я старая уже, на самом деле, что он мне как брат. Давай его расспрашивать, откуда он, что, как ранило, да есть ли кто из родных. Зубы заговариваю. Нарочно еще платок подвяжу, как старуха, чтоб ему не так было неловко... И сдружились мы. Минута если есть - забегу, у нас огород был свой и коза. Я ему гостинцы, какие могла, приносила. Сладкое любил, ой, любил! Жалела я его. Врачи говорили, если до весны не встанет, то уже и не встанет. И я так боялась, что как объявят ему, что калека он, Колька на себя руки и наложит. Старалась, чуть что к нему зайти.

А дальше было то, что было... Мечтающая о страстной ночи Анна, созревшая, полная сил и желания родить и воспитать дитя... отказала красавцу Василию. Почему? А кто его знает.
Василий походил кругами, походил, да и сменил объект увлечения.

А Николай на ноги встал. Даже не к весне, пораньше. И теперь Анна тягала тяжелые тачки с мокрой одеждой на берег Енисея - полоскать. А Коля шел следом. "Сперва двадцать шагов провожал, после пятьдесят, а потом и до берега доходили. Вот такие наши первые свиданки и были. Я тачку качу, он следом телепается, или рядом идет и за меня держится. Я белье полощу, он на передок тачки присядет и ждет. А так и не было случая наедине побыть."

А к весне Коля отправился на фронт. И было у них всего-то четыре ночи, тех самых, о которых Анна мечтала. Провели они их в комнате у Анны. И чего в той любви было больше - боли или радости, надежды или страха - кто скажет? Анна обещала ждать.

-А я думала, что не вернется он ко мне. Он меня на пять лет моложе был! Куда уж мне перестарку? Может, потому я и не стеснялась, когда уж было мне скромничать-то. Сразу на двоих и постелила нам. Хоть ночь, да моя.

Но Коля вернулся. В сорок пятом, дойдя до Берлина. Вернулся с наградами. Повзрослевший и возмужавший. Вернулся еще потому, что на родной Украине в живых не осталось у него никого. Сам он освобождал свою деревню... Сам и видел пепелища да печные трубы. И колодец, который снился Николаю всю жизнь. Колодец, доверху забитый телами людей. Наклонились солдаты воды зачерпнуть, увидели спину в гимнастерке.

Счастья у Анны и Николая было всего ничего - месяц. Они даже расписаться не успели.

-Забрали Колю. Он в плену успел побывать. Да был-то всего три дня. После утек ночью и к своим же вернулся. Ему бы молчать, что был он в том плену, нет, он честно сказал. Его вроде и простили тогда, а после припомнили.
И загремел Николай, как изменник Родины, на десять лет. Баба Аня и статью называла "58, 1-б". Попал в Норильлаг. В победном 1945...

Год с лишним никаких известий Анна о Николае не получала. Обивала пороги суровых ведомств, а ей отвечали:
-Ты что, дура, следом хочешь?
-Хочу.

Через год только узнала Анна, куда сослан её Николай. Привезли ей не пойми каким чудом записку на три слова "Жив. 10 лет. Не жди. Николай". Нацарапанное химическим карандашом на обрывке плаката письмо добиралось до Анны год. Ибо написал Коля его еще на буксире, что увозил фронтовика в исправительный лагерь.

Почему так долго? Как не затерялась? Как осмелились передать? Столько вопросов, а ответов нет.
Анна послание прочла и ждать Николая не стала - она отправилась следом.

И нашла, а после четыре года жила рядом с лагерем. Чтоб хоть краем глаза увидеть и хоть кусок хлеба суметь передать. И не одна она была там такая ждущая... Матери, жены, подруги...
Вот уж точно "путь мужской слезою бабьей на века отмыт".
Устроилась Анна нянечкой в больницу. Востребованная оказалась специальность.

"Кто сколько с войны ждал, а я так семь лет" - говорила баба Аня.

Через четыре года Николая "перевели в поселенцы", дали добро на соединение с семьей.
И была у Ани долгожданная свадьба. И царский подарок - шмат сала да ведро картошки.
Даже платье было подвенечное, перешитое из двух медицинских халатов.
И еще шесть лет провели Анна и Николай в Норильске. Он строителем, она - нянечкой, а вечерами тайком еще и подрабатывала швеёй.

В 1956 году вернулись они в родной город. Вот тогда-то, в 1956 году, и решили строиться. Взяли участок, поставил Николай домик на четыре комнатки. Взялся за времянку и вдруг стремительно стал слепнуть. Месяца не прошло, как синющие глаза заволокло тьмой.
Да, если верно утверждение, что Господь не посылает больше того, что может вынести человек, то какова же мера выносливости была у этих душ?

Потому что и тут не сломались, и тут справились, и уперлись, и выжили.
Полгода Николай пролежал дома, отвернувшись к стене. А потом Анна стала потихонечку выводить в свет своего Николая.

- В воскресенье в парке оркестры у нас играли, и я давай Николая туда тянуть. Он сперва ни в какую. А я ему - что это я одна в парк пойду, как разведенка? Все с мужьями, а я одна? Нагладила костюм ему, под ручку взяла и повела.

И Николаю прогулки полюбились, часами мог музыку слушать, а как-то сказал:
- Мне б гармошку, Аня, я бы, может, как-то освоил.

Аня отправилась за гармошкой. Попросила с такими кнопками, на каких может слепой играть. И услышала от продавца, что есть такая вот азбука Брайля, специально для слепых. И он может достать и ноты, и азбуку. И не обманул - достал. Денег не взял, тогда еще умели помогать просто так.

Мне баба Аня после рисовала, уже сама полуслепая, нотный стан и буквы по Брайлю - точки, точки, точки...

- Ишь, наизусть все помню. Сколь мы с Колей-то учили. Они наощупь определяются. Эти точки. А потом Коля даже на свадьбах зарабатывал, на праздники звали играть. Ох, хорошо выводил! Сам играет, сам поет! Я-то даже ревновала его. Как на празднике, так женщины обступят и давай "Коля, ту сыграй! Да ту сыграй".
Ой, мы хорошо жили! Дружно! Вот деточек Бог не дал. Застудилась по молодости, белье-то стирая. Плохо. Тяжело сейчас одной.

Да... Хорошо жили. Наверное, и половины того, что выпало на долю этой пары достаточно для того, чтоб живописать историю страданий.
А баба Аня твердила: "Мы хорошо жили, ой, хорошо!"

Николая не стало уже в 1985... Сердце не выдержало. Гармошка его навечно встала под бархатную тряпицу. Иногда баба Аня доставала её.

-Умеешь, так сыграй! - предложила и мне, пошаркала за инструментом...
Но не умею я играть на гармони. Разве частушки... А других музыкантов в доме бабы Ани не было. Она подержала гармонь, подержала и поставила обратно:
- Хоть бы голос её услышать успеть.

Не успела.
Баба Аня умерла в 2005 году.

И я сейчас себя простить не могу, что тогда не записала точно фамилий, имен, географических названий - одним словом, всех тех подробностей, что, как точки на карте, позволяют досконально точно воссоздать картину человеческой жизни. Мне очень хотелось тогда сделать повесть о них. И казалось - еще успею. Баба Аня же такая шустрая.
А вот поди ж ты... не успела.

Приехала на сессию, а в доме уже другая хозяйка - племянница...
- Если насчет комнаты, то никак, мы участок продаем. Хороший участок, в центре города почти...

А сейчас, если бы и захотела, то не нашла бы среди выросших высоток, где он стоял - беленький домик на курьих ножках?
Но в памяти баба Аня осталась - таких трудно забыть.

Точнее, таких нельзя забывать. Иначе потеряется что-то важное, жизненно необходимое, какая-то особая камертонная нота, эталон высоты звука, жизни, поступков, совести... Сгинет, пропадет, как беленый домик под нашествием однотипных высоток.

Наталья Ковалёва