ПРИКОСНОВЕНИЕ ДУШИ

Прикосновение Души
15 марта 2022

Граненый стакан.

В будние дни я лежу в китайской сумке, с другими ненужными вещами, аккуратно завёрнутый в газету, заботливыми руками бабы Зины. В выходные я стою на блошином рынке, на развернутой клеёнке. Рядом со мной лежат, такие же, как и я, не нужные, советские вещички. Из нас всех, здесь расположившихся, у нас самой аристократичной считается водочный набор «Рыбка» - большая рыбка-мама и 6 рыбок-стопок. Такие были почти во всех советских семьях. Но даже на нашу «аристократку» мало кто обращает внимания.
А ведь жизнь моя была куда интереснее жизни даже многих людей. Стою и думаю, заслужил ли я такого конца? На меня даже не смотрят люди, а если и смотрят то с пренебрежением, мол, говорят: «Какое старьё!».
А было время, тогда еще был Советский Союз, и люди были совсем другие, чем сегодня, я работал в самом дорогом ресторане страны. Это у Вас сейчас девяносто девять разных рюмок для водки, текилы, виски, шампанского, мартини… ой, сил не хватит всё перечислить. А из меня пили всё! Начиная с компота, ну и, конечно, русскую водочку, шампанское, пиво…
Однажды я видел самого Леонида Ильича. Тогда был приём какой-то иностранной делегации, там многие говорили на чужом, не понятном мне языке.
Так вот, попался я, прям на руки самого Леонида Ильича. Меня наполнили до половины водкой, Он взял меня на руки, не совсем внятно сказал длинный тост, аж я устал висеть на руках, и громко, причмокивая, за раз осушил меня, громко поставил меня на стол и обнял этого иностранца, поцеловав его прямо в губы. Мужик целует мужика? Нет, чур-чур меня, так не бывает. А Он кричал: «Эрих, дорогой Эрих!».
Также я видел много влюблённых пар. Приходили они, садились за стол, стеснялись смотреть друг другу в глаза, он нелепо пытался рассказывать какие-то смешные истории, лишь бы рассмешить свою избранницу. А она, тихо хихикая, попивала из меня компот. Очень мило было наблюдать за такими сценками.
Или же наоборот приходили, чтобы выяснить отношения раз и навсегда, решиться развестись или сохранить семью ради ребёнка. В такие дни меня заполняли водкой. И чем больше раз меня заполняли, тем громче и оскорбительнее звучали слова в адрес друг друга, тем больше ненависти рождалось в некогда любящих друг друга людях. В такие дни немало моих коллег было разбито в дребезги, мне повезло, я оставался жить. Я стоял и тихо плакал. Нет, те оставшиеся капли, которые медленно сползали ко дну, это не остатки водки, это были мои слёзы.
А потом всё! Советский Союз «закончился». Баба Зина, посудомойщица, захватила меня с собой напоследок, и уехала в свой родной Урал. Так я и стал жить у нее.
Жизнь у нее была совершенно другой, чем в ресторане. Частенько я оставался лежать на траве, под скамейкой, не мытым, грязным. В такие дни я молился, хоть бы не дрогнула рука пьющего, и не отпустила меня, хоть бы не заехали по мне ногой. Но, видимо, я везучий, после каждой пьянки я оставался целым и невредимым.
Во дворе у бабы Зины я также повидал немало историй. Это было в девяностые, когда ни у кого не было толком работы, да и люди еще не научились жить без Советского Союза.
Почти каждый день приходили к Пашке, к сыну бабы Зины, его «дружки». Каждый вечер, по очереди опустошая меня, они устраивали дебош, пьяные драки, то, обнявшись, пели русские песни, то доказывали друг другу, у кого жена красивее…
А баба Зина только и причитала и плакала, пыталась угомонить своего Пашку, и уговаривала, и ругала, но все было тщетно.
Иногда Танька, невеста бабы Зины, тоже присоединялась к мужикам и тоже, не отставая от мужчин, прикладывала свои губы ко мне. Я невольный раб, я не мог этого запретить, но я чувствовал, что всё это не приведёт к добру. В такие вечера Пашка избивал Таньку и руками и ногами, что с утра не возможно было ее узнать. Это прекратилось в одночасье. В тот злополучный вечер я, как всегда, не стоял без дела, то и дело наполняли меня без перерыва, и по очереди осушали меня. Когда дошло до апогея, Пашка снова, громко ругаясь, замахнулся на Таньку. Танька увернулась на этот раз, чем ещё больше взбесила Пашку, и он пнул её со всего размаху. Танька отлетев на один метр, упала, и стукнулась головой об сарай. Пашка, тут же про неё забыв, наполнив меня, тут же осушил меня. Он успел меня поставить на край скамейки, как Танька со всего размаху ударила его лопатой по голове. Я помню только крики, много крови, похороны, поминки, где я также исправно нёс свою службу. А потом баба Зина выгнала Таньку, взяла меня домой, наконец-то, отмыла меня до блеска и поставила на сервант.
Я был счастлив, и думал, что, наконец-то, я заживу спокойно и буду служить для бабы Зины. Однажды утром воскресного дня баба Зина аккуратно взяла меня и стала заворачивать в газету. Я не понял, что происходит. Потом она также аккуратно положила меня в китайскую сумку и понесла меня на блошиный рынок. И тут-то я понял, что даже бабе Зине я не нужен.
Вот так каждые выходные я тихонечко стоял на разложенной клеёнке, вечером баба Зина меня снова заворачивала в газету и уносила домой до следующих выходных. Я стал никому не нужен. И даже никто не представляет, что из меня пил сам Леонид Ильич.
Постепенно я перестал сверкать, стал блёклым. Баба Зина уже и не мыла меня.
Снова воскресенье, снова баба Зина несет свою китайскую сумку на рынок. Баба Зина уже не та, она стала совсем маленькой, сгорбившейся, руки тряслись, глаза всегда были влажными. Но, не смотря на это, она шла на рынок, как на работу. Вот она разложила свою старенькую клеёнку, в первую очередь вытащила она нашу «аристократку», стала вытаскивать другую, старую посуду, и вот очередь дошла до меня. Она аккуратно развернула меня и поставила на клеёнку.
«Баба Зина! Баба Зина, не ставь меня так близко к тротуару! Переставь меня! Баба Зина, я слишком близко к ногам прохожих! Баб Зи…».
Проходящий мимо мужчина споткнувшись, случайно пнул меня ногой. И вот мой последний полёт! И последнее приземление… и много маленьких осколков меня… Моя жизнь была богатой, многогранной, даже намного интересней, чем у многих людей. Но, была…

Замира Калмакова