Всё будет хорошо!

Всё Будет Хорошо!
18 апреля в 12:58

:) Праздник Пасхи.
Из жизни деревни.

Как его праздновали в моём далёком детстве лет так.... назад, в маленькой деревне, я сейчас расскажу...

В нашей деревне к Пасхе готовились задолго.

С началом поста мать прекращала выдачу яиц семейству, громко заявляя:

- Ну, всё! К Пасхе будем собирать.

С этого дня яйца складывали в вёдра и хранили в холодке, в сарае, предусмотрительно прикрыв вёдра крышками.

Как хотелось съесть хоть одно яйцо и нарушить запрет! Собирая яйца в курятнике, мы иногда хитрили, тюкая одно яйцо об другое, надеясь, что мать разрешит нам съесть сырым или пожарит. Фигушки. Нельзя - значит нельзя.

Самое заполошное время выдавалось в страстную неделю. Прабабушка называла её - СтрашнАя неделя.
Всю неделю мы скоблили, мыли, вычищали и разгребали.

Обязательно белили дом изнутри и снаружи извёсткой, добавляя в неё синьку. Потом мать разводила угольную пыль и подчёркивала стены дома понизу, для пущей торжественности.

Стирали, гладили, развешивали занавески. Из шифоньера мать доставала самые кружевные вязаные и вышитые салфетки, льняные скатерти. Непременно всем нам, трём дочерям, шились новые платья. А то как же, известная портниха в деревне, а свои девки без обнов?

Тесто ставили в пятницу на ночь. Чтобы выстоялось, чтобы никто дверями не бухал, не топотал по полу - тесто любит тишину.

Утром готовили начинку. Запаривали кипятком мак в большой миске, долго растирали его с сахаром в ступке, мм-м-м, вкуснотища.

Кололи грецкие орехи для рулетов, доставали яблочный джем, распаривали изюм.

Сначала мать закладывала в формы куличи, убирала их для расстойки.

Потом раскатывала тесто для рулетов. Пирожки с рисом и яичком, маковые, ореховые, плетёнки с джемом - пекли много. Ещё бы, завтра вся деревня будет христосоваться, вдруг кому выпечки на раздачу не хватит - опозоримся!

- Наташка, иди крашенками займись. Я тут уже сама справлюсь, - командовала мать.

- И я! И я! - кричали малолетние сёстры и бежали за мной вприпрыжку.

- Мам, сколько яиц закладывать? - уточняла я.

- Так, - прикидывала в уме мать. - В прошлый раз 60 штук красили, не хватило самим, чужие потом крашенки ели, как вспомню, оторопь берёт. Добавь ещё штук двадцать.

- Мам, а можно мы те 20 сами покрасим, - пищали сёстры-погодки.

- Можно, - великодушно разрешала мать, и сёстры подтаскивали к столу восковые мелки, краски.

Обычно мы красили яйца в отваре луковой шелухи. Иногда привязывали к скорлупе листья петрушки, одуванчиков, яблоневые листья или цветы.

Золотые листья на тёмно-шоколадной скорлупе всегда смотрелись очень богато.

- Наташка, бери ведро, дуй к бабушке, холодец разбирать, - снова командовала мать, когда я заканчивала красить яйца.

Бабушка варила знатный холодец. Традиционно на Пасху.

Так как все боялись, что еды может не хватить, бабушка варила двухведёрную кастрюлю холодца. Господи, какой это был холодец!

В огромную кастрюлю бабушка закладывала целого кролика, две бройлерных курицы с собственного подворья, добрый кусок свинины, говяжью вырезку. Это не считая свиных ножек, ушек, хвостиков для того, чтобы холодец застыл.
Разбор мяса от костей бабушка доверяла только мне, как самой глазастой и самой старшей внучке.

Потом бабушка мелко рубила мясо, смешивала с процеженным бульоном и толчёным чесночком, разливала в три ведра: нам, себе с дедом поменьше и семье папиного брата.

Привязывала крышку к ведру и строго наставляла:

- Ты только не беги! Разольёшь - без холодца останетесь.

Ага, посмотрела бы я на того, кто в десятилетнем возрасте бегал с огромным эмалированным ведром в руках.

Я шла по улице и вдыхала умопомрачающий аромат ванили и сдобы - вся деревня пекла куличи.

Выпекать мать заканчивала далеко за полночь. Я, как старшая, была на подхвате, и мы вместе застилали стол скатертью, укладывали крашенки в вазы, кутали выпечку, дабы к завтрему не заветрела.

В предвкушении праздника сердце ёкало. Набегавшись за день, я засыпала, обхватывая колени руками. Иначе они ещё полночи дёргались, как у лягушки, продолжая свой бег.

***

Пока мы занимались своими делами, батя по-своему готовился к празднику. Перво-наперво надо было выгнать самогон, не покупать же выпивку. Тем более, что бражка уже подоспела.
Да и у кого брать? Майориха разбавляет, мужики жаловались, не первак у неё, горит плохо, проверяли на днях. Кондратьиха, будь она неладна, недоливает меру, совсем от жадности стыд потеряла.

Лучше самому выгнать. Тут уж хошь – 70 градусов отдельно отлей, хошь - до «сороковника» догони: хозяин-барин.

А ещё в обязанности отца входило рыбы к столу добыть.

Деревня наша была рыбацкой. На столе к празднику непременно красовались запеченные карпы, котлеты из змей-башки ( подозреваю, что так в деревне называли рыбу из семейства угря), копчёный сом, жерех, судак в соусе… Всего не перечислить. Скажу просто – было вкусно.

И вот утро. Нас поднимали в несусветную рань.

- Девки, проспите все на свете, - будил в шесть утра отец. – Кто рано встаёт…

- Тому бог подаёт, - нестройными голосами отзывались мы и шли умываться на улицу.

Батя растил нас в спартанских условиях - «чай, не кисейные барышни!» Умывались мы в любое время года строго на улице.

Потом мать плела нам косы. Заплетала она так крепко, что глаза плавно перетекали в уши (может, хотела придать нашим глазам некую миндалевидность, не знаю. А может, плела так крепко, чтобы в понедельник утром не заплетать. Всё равно не до того будет).

В такие минуты мы с сёстрами сами себе обещали, что своих детей заплетать не будем. Можно сказать, что это обещание мы выполнили: у каждой из нас по два сына.

И вот, нарядные, с огромными бантами, с шитыми сумочками для яиц и выпечки, мы выходили из дома.

Я действительно искренне радовалась: вот он, праздник. Он наступил.

Свой поход мы начинали с бабы Насти, материной тётки, которая жила в соседнем доме.

-Баба Настя, баба Настя, - кричали мы, вбегая во двор. - Христос Воскресе!

- Воистину Воскресе, цыплятки мои, - радовалась баба Настя, перекрещивала нас и целовала в макушки. – Ой, да какие же вы нарядные! Ай да, мать ваша, рукодельница!

Мы кружились перед бабой Настей, демонстрируя ей красоту наших нарядов. А она, всплескивая руками, выносила нам крашенки и свои знаменитые маковые бублики. Такие бублики не мог повторить никто, да и рецептом баба Настя с деревенскими хозяйками не делилась.
А баба Настя доставала тем временем кошелёк, вынимала деньги.

- Держи, Наталка, как самая старшая, - и она протягивала мне три рубля, а сёстрам по рублику. – Бегите, мои цыплятки, торопитесь. Славьте Христа.

И «цыплятки» торопились – поспешали.

К бабушке, к семье отцова брата – это в первую очередь. По своим, как батя напутствовал.

А уж потом заходили во все дворы. В это утро в каждом доме двери настежь. Злобные сторожевые псы заперты в сараях, иди – не бойся!

И вдруг, пробегая мимо дома Кондратьихи, мы услышали отборную брань. Оказалось, что жадную бабу, которая накануне заявила, что не собирается кормить всяких попрошаек, а поедет в город, в гости к дочери, мужики решили проучить. И ранним утром подпёрли её ворота огромным бревном. Сначала баба сулила все кары небесные тем, кто это сделал. Потом билась в ворота. Но ближе к вечеру ослабла и изредка от досады выла.

А деревня тем временем превращалась в большой муравейник.

Ближе к 12 утра дети, уже убегавшись по деревне вдоль и поперёк, возвращались домой.

И тут начинали свой ход взрослые.

- Христос Воскрес! – кричал с порога дядька Шурей, троекратно целуя мою мать.

- Воистину воскрес! – отвечала маменька, поглядывая на хмурящегося отца.

- Воскрес, воскрес, - отзывался батя. – Твоя-то где?

- Любка? Да следом бежит, - говорил дядька Шурик и потирал руки. – Ну что, разговеться пора! Долго в пороге держать будешь?

Небольшое отступление про Шурика с Любой.

Дядька Шурик мелкий, лысый и юркий, как сперматозоид, был женат на Любане. Люба была намного выше мужа и мощнее по всем позициям.

Когда у них родился первый ребёнок, Шурик радовался:

- Всё, как у людей! Сначала нянька, потом лялька. А няньку Светланкой назовём.

Лялька себя не заставила долго ждать, и точно на следующий год у Кротовых появился Ванька. Потом Зинка. Потом Мишка. Потом Алёнка.

- Девочка, мальчик, девочка, мальчик, девочка! - привычно пересчитал своих отпрысков Шурик, когда семейство вошло в наш двор вместе со своей мамкой… Положил руку жене на плечо и произнёс:

- Ещё одного мальчика для ровного счёта и всё!

Люба спокойно скинула руку мужа, строго посмотрела в глаза и коротко рявкнула: - Яйца оторву.

Не знаю, выполнила она свою угрозу или супругам удалось мирно договориться, но появление новых детей у Кротовых с того памятного момента остановилось.

И вот взрослые начинали разговляться. При этом они, почти не отличались от детей! Спорили, кричали до хрипоты, выясняя чьё яйцо (пардон) крепче:

- Вовка, сукин сын! Ты чего боком бьёшь?

- А ты не юли! Зажал всей лапой яйцо, хрен пробьешь!

Поясню по ходу… Каждый приходящий приносил с собой крашенку. И взрослые начинали биться. Нужно было стукнуть крашенку соседа и, если удавалась нанести урон, пробить скорлупу, битое яйцо доставалось выигравшему. Иногда, если повезёт, можно было придти в гости с одним яйцом, а уйти, прихватив с собой больше десятка битых.

Пока взрослые развлекались, главное для меня – вовремя смыться. Мы, конечно, удирали с сёстрами на улицу и вволю носились по деревне с другими детьми. Но бывали моменты, когда нужно было забежать домой, ну очень нужно, учитывая количество сожранных яиц и выпитого лимонада.

Я старалась не попасться на глаза матери. Иначе меня ждало:

a)«Наташка, помой посуду». Или:

b)«Наташка, насыпь курам и дай воды свиньям». Или ( самое печальное):

c)«Наташка, неси баян».

Батя умел петь только одну песню – «Сулико». А может я, прикидываясь идиоткой, говорила, что умею играть только эту песню, не помню.

Я растягивала меха и по двору неслось:

- Я могилу милой искал…

Спев песню про могилу раз десять, батя успокаивался. И, пока гости чокались, я тикала на улицу.

Там было самое интересное. Мы катали яйца по траве, выясняя в честном споре, чьё дальше укатится.

Бились крашенками, менялись, скупали в местном магазинчике лимонад на деньги, которые получили от взрослых.

Да мало ли чем могла развлечься детвора в наше время. Ещё и за мелкими сёстрами-братьями успевали приглядывать.

Солнце закатывалось вдоль улицы. Темнело.

Кротова Светка, пересчитав вверенный ей выводок братьев и сестёр, и собрав их в кучу, отправилась домой.

Маленькая Верочка, притомившись, дремала на лавочке у дома Ольги Романовны. Танюшка канючила и просилась домой.

А мы играли в «вышибалы». Из моей команды не выбитой осталась я одна. Команда противника, заколебавшись метать мяч в одинокую цель, применила непозволительную хитрость.

- Смотри, Верка домой пошла, - крикнул кто-то, я обернулась, и мяч прилетел мне в глаз.

Всё, теперь точно пора домой.

На крыльце дома сидел совершенно «упразднованный» батя. Он жал на кнопки баяна, пытаясь извлечь звуки.

- О, Наталка, давай «Сулико», на посошок!

Я вздохнула – спорить бесполезно. Села рядом, осторожно развернула баян.

- Я могилу милой копал,
Но её копать нелегко.
Долго я метался и страдал,
Но зато зарыл глубоко! -
пел на свой лад почти шёпотом батя.

- Наташка, ты мне друг или нет? Скажи, куда эта кобра чемергес спрятала?

- Пап, утром выдаст, похмелишься. Иди спать, - отвечала я.

Батя согласно кивал головой, прикладывал палец к губам, мол, не выдавай, и отправлялся спать.

Какой сегодня был длинный день! Сколько всего интересного увидела, услышала! А то что фингал под глазом – ерунда. Я ж успела за него три поставить. Завтра в школе увидим, чей глаз краше.

Я засыпала и мне чудилось, как лаю собак вторит, подвывая, Кондратьиха.

Утром мужики пойдут на работу, освободят. В эту пасху ни одна Кондратьиха не пострадала.

Потом неделю деревня будет доедать то, что было приготовлено к празднику и долго лечить чешущихся детей от диатеза.

Будет месяц переваривать праздничные события, вспоминая, как закрыли Кондратьиху...

Да много чего случалось за один такой длинный день.

В светлое Христово воскресение...

*Автор :Наталья Каблукова