Всё будет хорошо!

Всё Будет Хорошо!
15 апреля в 19:12

Ревнивый дед
Давным-давно, в дальнем селе, почти на окраине стояла саманная хата. Небольшая, всего-то две комнаты и кухонка с русской печкой. Хата был старенькая, но ещё довольно крепкая, видно было, что хозяин в ней жил рукастый, не ленивый. Да и хозяйка в доме была умелая, вон двор как цветами пестрел, словно ковёр заморский.
Дед Гриша, тот самый хозяин дома, был худощавым крепеньким ещё мужичком семидесяти пяти лет от роду. Годов ему было немало, но на вечный покой он пока не собирался, всем говорил, что до ста лет по этой земле топать будет и Томочку свою от себя не отпустит.
Баба Тома была посправнее и даже немного повыше своего мужа и, хоть, младше его всего на три годочка, а выглядела моложе лет на десять, такая уж у неё порода была, в её бабушку Агату.
Дед Гриша гордился, конечно, моложавой женой, но и ревновал её ко всем мужчинам их села, даже к племяннику соседки Ермолаевны, который был младше их лет на тридцать. Баба Тома смолоду из-за ревности этой с ним воевала, а под старость плюнула и просто перестала обращать внимание.
И вот однажды ранним летним утречком, на рассвете, проснулся дед Гриша, потянулся сладко на новой двуспальной кровати, что им дети с внуками на золотую свадьбу в прошлом году подарили, и вдруг увидел, что супруги рядом не наблюдается и её платья тоже.
Нахмурился дед, соображая, куда ж это она в такую рань ушла? Корову они уж лет двадцать, как не держат, и нужды ей вставать спозаранку никакой нет. Обычно он раньше её просыпается, встанет тихонько, полюбуется, как жена улыбается во сне и уйдёт во двор, чтоб не мешать ей сны досматривать. А тут непорядок.
Дед Гриша задумался и тут его, как холодной водой окатило: вчера вечером к ним кум заходил, Митрич, хвастался, что у него в палисаднике цветок расцвёл какой-то редкий, предлагал Томочке посмотреть. А она так загорелась, ответила ему, что непременно глянет. Вот, ведь, баба, поманили её, а она и побежала!
И кум-то, тот ещё друг! Свою жену всего пару лет, как схоронил, а туда же, на чужих зариться начал, да и ещё и на кого - на святое покусился, на Томочку!
Дед Гриша только хотел вскочить, да к куму бежать, как услышал шорох на кухне. Ага! Воротилась уже! Быстро они, голубки управились, - подумал хозяин, тихонько встал с кровати и, как спал, в трусах вышел на кухню. Баба Тома возилась у печи и появление на пороге кипевшего от гнева мужа не заметила.
- Уже успела к полюбовничку сбегать? прищурившись с ехидной усмешкой спросил дед, - Я так и знал, что ты к Митричу неровно дышишь! Он только кликнул, ты и побежала!
Баба Тома вздрогнула от неожиданности, повернулась к мужу и спокойно повертела пальцем у виска:
- Ты чего, старый, с дубу рухнул? Или петух наш тебя вчерась не туда клюнул?
Дед Гриша совсем рассердился:
- Говори, где была, распутница! С Митричем любовалась?
- Дурень ты стоеросовый, - рассердилась уже баба Тома, - И за что ж мне это наказанье? Всю жизнь от твоей ревности промучилась, так ты и на старости покоя не даёшь! Вот уйду от тебя к куму, он мужик спокойный, солидный!
- Ах, уйдешь? Не пущу! вскипел дед и топнул ногой, да не рассчитал и зацепил ведро с водой, только принесённой бабой Томой из колодца, стоявшее у печи. Ведро опрокинулось, и вода хлынула по всей кухне.
Дед Гриша, мигом вспомнив всех нечистых, подпрыгнул на месте от ледяной воды, обдавшей его босые ноги, поскользнулся на мокрых половицах, не удержавшись, покатился и с разгону врезался головой в стену печи. Стукнувшись с гулким звуком, хозяин охнул и схватился за мгновенно выросшую шишку на лбу. От искр, брызнувших из его глаз, даже слёзы выступили.
Баба Тома хотела его пожалеть, но не удержалась и звонко рассмеялась, а дед Гриша обиженно запыхтел, губы поджал, стал кухню оглядывать в поисках возможности отмщения и вдруг зловеще усмехнулся, остановившись взглядом на стоявшей на подоконнике цветущей герани, которую его супруга так холила да лелеяла.
Баба Тома проследила за взглядом мужа и ахнула, раскусив его коварный план. Тоже быстро оглянувшись в надежде найти средство остановить деда, она увидела на столе яйцо. Сырое оно было или варёное, она не помнила, но благодаря её неожиданной меткости, тут же выяснилось, что всё же сырое.
Через секунду дед Гриша уже хватал ртом воздух в комплекте с медленно стекающим по его носу яичным желтком и так сопел, что казалось, вот-вот вспыхнет и яйцо зажарится прямо на нём.
Дед Гриша набычился, подтянул семейники чуть не до подбородка и упёрши руки в тощие бока с грозным выражением лица пошёл на непокорную изменщицу. Бабе Томе ничего более не оставалось, как использовать запрещённый приём: она схватила со стола большую любимую кружку мужа, которую ему подарил старший сын Василий, и высоко её подняла:
- Разобью! грозно нахмурив брови пригрозила она и супруг тут же обмяк:
- Томочка, только не кружка, поставь на стол, Вася тебя не простит, - умоляюще попросил дед Гриша, смахивая с лица яичные остатки, а баба Тома укоризненно покачала головой:
- Вот, ведь, дурак старый, с чего ты взял, что я куда-то ушла? Я вчерась с Лидой договорилась, чтоб она молочка на рассвете занесла, хотела тебе блинов на завтрак испечь, порадовать.
Аль забыл, какой день сегодня? Ты ж меня в этот день сватать приходил. Я, вот, помню, а ты своей ревностью весь сюрприз испортил. Поделом тебе по лбу досталось!
Дед Гриша чуть не заплакал от такого позора:
- Томочка, я ж это любя, как подумал, что ты с кем-то другим, так и в голове помутилось. Вчера Митрич про свои цветы нам все уши прожужжал, вот и решил я, что ты к нему побежала. Я же без тебя и дня не проживу, соловушка ты моя. Прости, а?
- Да уж ладно, ты меня тоже за дурака прости, я ж тебя тоже люблю, знаю, что никого лучше тебя на свете нет, - баба Тома подошла к мужу и хотела обнять его, как тот опять нахмурился:
- Знаешь, говоришь? А откуда? Сравнивала?
Баба Тома чуть не поперхнулась:
- Вот уж дубина стоеросова, зачем мне сравнивать? Не нужен мне никто! она отвернулась от мужа и вдруг всхлипнула.
- Томочка, я что подумал-то, - воскликнул дед, нежно прикасаясь к сморщенной руке жены, - Мы-то с тобой только в ЗАГСе расписались, а венчаться не венчались! Может, это, сходим? Считай, что я сегодня, в день нашего сватовства, заново твоей руки прошу, теперь уж перед Богом, согласна? Или к куму уйдёшь с его цветком невиданным?
Баба Тома даже замерла от неожиданности, она медленно повернулась к мужу и, с горящими от радости глазами закивала головой:
- Гришенька, я же всю жизнь об этом мечтала, только знала, что ты противник такого, вот и не говорила тебе. Конечно, я согласна! И никто мне, кроме тебя, любимого, не нужен, ты у меня самый-самый на всём белом свете! тут она погрозила ему пальцем: - И не спрашивай, откуда я знаю, просто знаю! и она, наконец-то, обняла мужа, который за всю их долгую жизнь, хоть и ревновал жену без меры, но ни разу и пальцем её не тронул.
Через две недели, в воскресенье, нарядные Григорий Лукич и Тамара Ивановна стояли в сельской церкви под венцами с серьёзными, но очень счастливыми глазами.
На них смотрели три их сына с жёнами и детьми и поражались, как влюблённо смотрели их родители друг на дружку, какими молодыми они сейчас были!
Словно не было этих пятидесяти лет и одного года, что прожили они вместе, пусть не всегда ладно, зато в любви. Той самой, что с каждым годом только крепчает.
Дед Гриша и баба Тома прожили ещё почти двадцать лет.
Можно написать, что они умерли в один день, но лучше представим, что они до сих пор живы, сидят рядышком на своей скамейке во дворе, держатся за руки и улыбаются беззубыми улыбками, глядя на своих правнуков.
Мария Скиба (Рудых)