Всё будет хорошо!

Всё Будет Хорошо!
31 марта в 12:59

"Как-то мы с мамой шли по Васильевскому острову, мне было лет 9. В киоске продавали фотографии разных артистов. Тогда была такая мода - покупать фото артистов, а еще - меняться ими. Я этой страсти никогда в жизни подвержена не была, а тут вдруг ткнула пальцем и попросила: "Мама, купи". И ладно бы я выбрала артиста потрясающей красоты - Тихонова, Стриженова, Ларионова, Самойлова... Но я почему-то захотела купить Василия Меркурьева. Когда мама отворачивалась, я на него смотрела, прижимала к сердцу. До сих пор эта фотография у меня.
Пролетели годы. Я собралась поступать в театральный институт. Причем была в себе совершенно уверена, у меня был большой репертуар. Когда мама приводила меня на работу, оставляла там с кем-то, то, возвращаясь, она всегда заставала одну и ту же картину. Вокруг - небольшая толпа, а я читаю стихи. Мама с ужасом спрашивала: "И давно она так?" - "Да часа полтора уже", - отвечали ей. Ну действительно - репертуар был большим. И потом, я так любила театр, что совершенно искренне полагала - а кто, если не я?
И вдруг в институте я обнаружила, что вокруг ходят красивые девочки. Высокие, стройные - с фигурами, глазами, волосами. А я рядом - такого общипанного, задрипанного вида. Я была худа, как штатив у микрофона. И никаких выдающихся мест у меня практически не было. Мне всегда говорили: "Ну хватит стоять на руках, встань на ноги". Ноги - как руки. Я заходила в лифт, но он этого не чувствовал и никуда не ехал. Приходилось подпрыгивать - лифт догадывался: "О, кто-то вошел" - и начинал двигаться.
Позже, когда познакомилась с Константином Райкиным, мы друг другу часто плакались в жилетку. Он показывал мне письма от "добрых" зрителей, они писали: "Вам не только на сцене - на улице показываться не стоит". Костя смотрел на меня и утешал: "Эти ноги, они у тебя так извиваются-извиваются... Не знаю, мне нравится". Я тоже говорила ему, что он прекрасен.
Но во время поступления такого товарища у меня не было. Совершенно неожиданно для себя я узнала, что на очередной тур надо прийти в купальном костюме. Пришла, ноги буквально заплела, чтобы они сошлись хотя бы. Вызывают по 10 человек. Мы стоим, а эти иезуиты внимательнейшим образом на нас смотрят: кто-то очки снимает, кто-то надевает. Рядом со мной - фигуристая красавица с глазами и ресницами. Как какое-то пособие: какими артисты быть должны, а какими не должны.
Я стою - униженная и оскорбленная, даже не как лошадь, как ослик Пржевальского. И понимаю - комиссию надо брать чем-то невероятным, несусветным. Нам дают задание - изобразить, будто мы моем окна. Все моют маленькие окна - практически форточки. А у меня было та-акое окно - этой сцены не хватит, видимо, какая-то американская витрина. И я бегала из конца в конец и вытирала ее всем телом.
Поскольку я перед комиссией все время мельтешила, они смотрели только на меня, туда-сюда головами крутили. Короче, этот тур я проскочила. И к какому педагогу, вы думаете, я поступила? К Василию Васильевичу Меркурьеву! Для меня он всегда оставался самым красивым человеком и самым блистательным актером".
*
Марина Неёлова
"Театральные люди"