Всё будет хорошо!

Всё Будет Хорошо!
25 января 2024

Афанасий Фет и Мария Лазич: история трагичной любви

… Мы ехали по дороге из Орла. Проселочная дорога поднималась, опускалась и весело струилась как теплая речка под солнцем, огибая зеленые холмы, разгоняя воробьев. Весна торжествовала.

Еще не подъехали к селу Клейменово, как показалась церковь. Старенькая, под амбарным замком – Церковь Покрова.

Мы вошли в заброшенный сад, в двух шагах ступени между распахнутыми железными створками, круто уходящие вниз, под воду, будто в склеп. Стоит вода с растаявших снегов, вровень с землей. Застоявшаяся, застывшая и хранящая в себе груды увядших листьев с деревьев, от нее так трудно оторвать глаза, но взгляд поднимается выше - доходит до белокаменной таблички «Здесь похоронен русский поэт А.А.Фет(Шеншин)» и цифры, обозначающие годы жизни. Это и есть подземный склеп, в нем покоится прах Афанасия Фета, над ним шумит волной весенняя вода и плавают осенние листья, и все напоминает его стиль и тайну его поэзии, тайну, навсегда укрытую на окраине села Клейменово.

...В Херсонском захолустье знойное лето 1848 года. Жарко. Хотя поздний вечер. Офицеры кирасирского полка танцуют на балу.

Бал, так бал, но появляется Она. Высокая, стройная, и очень чувствительная к взглядам, брошенным на нее. Она будто из другой реальности. Дочь обедневшего помещика-вдовца с сербскими корнями зовут Мария Лазич.

А дальше…

Он встретит взгляд ее бездонных черных глаз.

А дальше…

Он узнает, что бесприданнице 24 года.

А дальше…

Он во что бы то ни стало должен быть ей представлен.

Дальше от волнения захватывает дыхание...

Она необычайно талантлива – ее игру на фортепиано оценил Ференц Лист. Есть запись в альбоме, созданная в 1847 году рукой композитора. Знали бы они, что Ференц Лист увезет из России сильные чувства в душе, они будут направлены к одной замужней женщине, поклоннице его таланта. И ждет его впереди трагичная любовь и написание ноктюрна «Грезы любви». В тот гастрольный тур по России композитор встретит свою будущую возлюбленную Каролину Витгенштейн. Ноктюрн окажется для него пророческим - грезы останутся грезами.

А дальше…

Мария Лазич станет единственной музой Фета, как Беатриче для Данте, как Лаура для Петрарки. Он будет любить ее и винить себя… Он посвятит ей сотни стихов. Благодаря ей появится тончайшая по интонации фетовская любовная лирика. Но она не услышит эти стихи – они будут создаваться в течение сорока лет после ее смерти.

А дальше…

Будет декабрьский вечер у камина. Где она спросит его: зачем он столько лет служил? И он поведает историю своего незаконного происхождения - он, выпускник философского факультета Московского университета ушел на службу за Дворянский титул.

Шумела полночная вьюга
В лесной и глухой стороне.
Мы сели с ней друг подле друга,
Валежник свистал на огне.
И наших двух теней громады
Лежали на красном полу,
А в сердце ни искры отрады,
И нечем прогнать эту мглу!
Березы скрипят за стеною,
Сук ели трещит смоляной…
О друг мой, скажи, что с тобою?
Я знаю давно, что со мной!

… Фет поделится сомнениями с другом: «Я не женюсь на Лазич, и она это знает, а между тем умоляет не прерывать наших отношений, она передо мной — чище снега. Прервать — неделикатно и не прервать — неделикатно… ».

А в сердце его все будут их встречи.

“…И лобзания, и слёзы,

И заря, заря!”

Все изменит для них весна 1850 года…, чем-то похожая для него на весну 1843 года. Тогда он еще не встретил Марию, теперь он ее потеряет.

…Допоздна, в своей спальне она смотрит и смотрит на огонек лампы, не отрываясь ни на миг. Трепетные мотыльки слетаются на пламя и, те, что влюбляются в пламя – подлетают близко и, замирая, падают вниз, опалив хрупкие крылья… Вот вы какие предвестники смерти.

Еще один жест и огонь охватывает ее белое кисейное платье, языки пламени ринулись вверх — к ее божественным волосам. Охваченная пламенем, она выбегает из комнаты в ночной сад и мгновенно превращается в горящий живой факел. Говорили, она успела выкрикнуть: «Au nom du ciel sauvez les lettres!» («Во имя неба спасите письма!»).

Четверо суток - в жизни они пролетают мгновенно, а тогда это была четверка суток состоящих из нечеловеческих страданий – как бесконечно долго они проходили.

«Можно ли на кресте страдать более, чем я?» — единственное, что она спросит у Бога и тогда Он даст ей спокойно умереть. Мария только прошепчет слова в оправдание Фета «Он не виноват, — а я…», и в словах они, Мария и Афанасий, опять вдвоем.

И он ответит ей (неизвестно услышит ли она): «Та трава, что вдали на могиле твоей, здесь на сердце, чем старе оно, тем свежей».

Что значит его жизнь без Марии Лазич – знал только он. Мистическая связь между ними продолжалась – и они не могли отпустить друг друга, соединяя две субстанции, живую и мертвую, воедино. Только он знал, одев маску хозяйственного помещика, что его жизнь другое. Его одинокая жизнь, несмотря на брак - это его творчество , а творчество - это монологи, посвященные Марии - страстные, рыдающие, полные раскаяния.

“Не жизни жаль

с томительным дыханьем -

Что жизнь и смерть!

А жаль того огня,

Что просиял над целым

мирозданьем,

И в даль идёт, и плачет, уходя”.