Всё будет хорошо!

Всё Будет Хорошо!
28 февраля 2023

Аристократка

Григорий Иванович шумно вздохнул, вытер подбородок рукавом и начал рассказывать: 
– Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место. 
А в своё время я, конечно, увлекался одной аристократкой. Гулял с ней и в театр водил. 
В театре-то всё и вышло. В театре она и развернула свою идеологию во всём объёме. 
А встретился я с ней во дворе дома. На собрании. Гляжу, стоит этакая фря. Чулочки на ней, зуб золочёный. 
– Откуда,– говорю,– ты, гражданка? Из какого номера? 
– Я,– говорит,– из седьмого. 
– Пожалуйста,– говорю,– живите. 
И сразу как-то она мне ужасно понравилась. Зачастил я к ней. В седьмой номер. Бывало, приду, как лицо официальное. Дескать, как у вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной? Действует? 
– Да,– отвечает,– действует. 
И сама кутается в байковый платок, и ни мур-мур больше. Только глазами стрижёт. И зуб во рте блестит. Походил я к ней месяц – привыкла. Стала подробней отвечать. Дескать, действует водопровод, спасибо вам, Григорий Иванович. 
Дальше – больше, стали мы с ней по улицам гулять. Выйдем на улицу, а она велит себя под руку принять. Приму её под руку и волочусь, что щука. И чего сказать – не знаю, и перед народом совестно. 
Ну, а раз она мне и говорит: 
– Что вы,– говорит,– меня всё по улицам водите? Аж голова закрутилась. Вы бы,– говорит,– как кавалер и у власти, сводили бы меня, например, в театр. 
– Можно,– говорю. 
И как раз на другой день прислала комячейка билеты в оперу. Один билет я получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал. 
На билеты я не посмотрел, а они разные. Который мой – внизу сидеть, а который Васькин – аж на самой галерке. 
Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я – на Васькин. Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то её вижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошёл. Гляжу – антракт. А она в антракте ходит. 
– Здравствуйте,– говорю. 
– Здравствуйте. 
– Интересно,– говорю,– действует ли тут водопровод? 
– Не знаю,– говорит. 
И сама в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные. 
А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг её и предлагаю: 
– Ежели,– говорю,– вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу. 
– Мерси,– говорит. 
И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом, и жрёт. 
А денег у меня – кот наплакал. Самое большое, что на три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег – с гулькин нос. 
Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах. 
Я хожу вокруг неё, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается. 
Я говорю: 
– Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть. 
А она говорит: 
– Нет. 
И берёт третье. 
Я говорю: 
– Натощак – не много ли? Может вытошнить. 
А она: 
– Нет,– говорит,– мы привыкшие. 
И берёт четвёртое. 
Тут ударила мне кровь в голову. 
– Ложи,– говорю,– взад! 
А она испужалась. Открыла рот, а во рте зуб блестит. 
А мне будто попала вожжа под хвост. Всё равно, думаю, теперь с ней не гулять. 
– Ложи,– говорю,– к чёртовой матери! 
Положила она назад. А я говорю хозяину: 
– Сколько с нас за скушанные три пирожные? 
А хозяин держится индифферентно – ваньку валяет. 
– С вас,– говорит,– за скушанные четыре штуки столько-то. 
– Как,– говорю,– за четыре?! Когда четвёртое в блюде находится. 
– Нету,– отвечает,– хотя оно и в блюде находится, но надкус на ём сделан и пальцем смято. 
– Как,– говорю,– надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии. 
А хозяин держится индифферентно – перед рожей руками крутит. 
Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты. 
Одни говорят – надкус сделан, другие – нету. 
А я вывернул карманы – всякое, конечно, барахло на пол вывалилось,– народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю. 
Сосчитал деньги – в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил. 
Заплатил. Обращаюсь к даме: 
– Докушайте,– говорю,– гражданка. Заплачено. 
А дама не двигается. И конфузится докушивать. 
А тут какой-то дядя ввязался. 
– Давай,– говорит,– я докушаю. 
И докушал, сволочь. За мои-то деньги. 
Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой. 
А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном: 
– Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег – не ездют с дамами. 
А я говорю: 
– Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение. 
Так мы с ней и разошлись. 
Не нравятся мне аристократки. 

Михаил Зощенко