Всё будет хорошо!

Всё Будет Хорошо!
22 февраля 2023

ЛЮБОВЬ НА ЛАДОШКЕ
Пятеро ртов завороженно наблюдали за мамой, которая большим рогатиком тащила пузатый, грязнощекий чугунок из печи. Приподняла крышку, и клубы пахучего пара, словно выпущенные из заточения на волю, разлетелись по всей горнице.
Учуяв запах каши, пальцы рук голодных детей стали шибче перебирать ложку, были слышны удары ног о перекладину стола, все с нетерпением ждали большую чашку с рассыпухой. Детишки были понимающие, покорные, тихие и ласковые.
Они жили под гнетом военного, голодного, холодного времени и не в силах были от него освободиться. Они были пленниками и ждали освобождения без слез и жалоб. Мама поставила чашку, повернулась к образам, перекрестилась и за ней следом все детки повторили тоже самое. А потом наперегонки молниеносно, словно не жевали, начали быстро глотать кашу.
Нюра сидела и смотрела на голодных детей, а в уме уже прокручивала, чем же кормить в обед, что подавать на ужин? Но Бог помогал, и всегда Нюра находила выход из положения, то что-то продаст, то что-то из своих запасов отнимет, то отработает, то заработает, всегда кусок хлеба вкладывала каждому в руки, отрезала ломтики хлеба каждому разные, в соответствии с возрастом.
С каждым днём кашу варила пожиже, и незаметно подкрался тот день, когда в чугун пришлось сыпануть всего лишь горсточку крупы, отчего вышла не каша, а жиденький кулешик, но и этому детки были несказанно рады. Если раньше Нюра себе соскребала со стенок чугуна остатки густой каши и приглушала урчащий голод, то сегодня вылив кулеш детям, увидела, что стенки чугуна сверкали чистотой, и Нюра осталась голодной. Но не это её пугало, а то, что крупа заканчивалась, соли осталось совсем мало. И что же дальше делать? Чем кормить пять ртов она не знала.
Старшему Фёдору шёл двенадцатый год, Дусе десятый, а остальные были погодки, младшей было пять лет. Получив распоряжение из райкома, в котором говорилось, что женщины обязаны трудодни отработать на лесоповале, Нюра посмотрев на детей, загорюнилась. Каждый из детей старался её обнять, каждый успокаивал и подбадривал.
Но как же их оставить одних на столько времени. Ведь старшему всего лишь одиннадцать лет. Все детки заверяли Нюру в её благополучном возвращении и в том, что они справятся и без нее, истопят печь, сварят себе картошку и похлёбку.
Особенно убедительно просил маму не волноваться самый старший Фёдор: ,,Мамочка, мы с Дусей посчитали картошку, нам надолго хватит, каждому в день по две картошины, не объедаться же нам, а к трем горсткам муки мы не забудем сыпануть мякины и потереть три картошины, замесим тесто, поставим в печь, когда всё угольки погаснут и потом плотно закроем заслонку. И постирать мы можем, Дуся-то большая, не успеем мы оглянуться, как ты вернёшься".
Нюра обнимала детей и сердце заныло, застонало. Нежность, любовь, жалость не могли бороться с приказом идти на лесоповал и, понимая, что плач вызовет слзы у детей, Нюра выдавила улыбку и сказала: ,,Да! Вы большие! Смотрите получше за порядком в доме. Я спокойно ухожу, попрошу дядю Егора за вами приглядывать, а то может быть не стану его беспокоить".
Егор вернулся с войны без руки, до ухода на фронт был столяром, делал двери, рамы, наличники, его золотые руки были нарасхват, а когда комиссовали после госпиталя, то говорил, что одной рукой даже петлю на шею не затянешь, не за чем жить довеском.
Председатель колхоза его срамил за слабость, ругал, уговаривал не скулить, а помогать людям, ну хотя чем-нибудь заняться, но бесполезно было, видимо смирение к Егору придёт позже, когда здравый смысл ударит по мозгам.
Нюра вспомнила, как Егор из чурки мог вырезать любую фигуру. Бывало придёт в гости к друзьям у кого дети есть, то куклу или пистолет, или трактор выстругает. Дети так и бегали за ним в надежде получить красивую безделушку.
"Егор, здравствуй. Я к тебе за помощью. Траллевать лес меня посылают, говорят ненадолго, но душа болит за детей. Может посмотришь за ними ? Тебя старшие хорошо помнят, боязно мне без присмотра их оставлять". Егор смотрел на Нюру понимающим взглядом: "Мужик твой давно весточку присылал? Война-то заканчивается, может и патрон для него у фашиста закончится, и он живой придёт. Нюра, у тебя же своих детей трое, а двое откуда? Где ты их подобрала?"
"У меня теперь пятеро, все они родные, все мои любимые. Двоих у Поли забрала, у неё со двора корову уводили, а она в отличии от меня, не смолчала, а набросилась на Афоню косоротого, он её вилами запорол и оставил на снегу во дворе валяться.
Детки двое суток голодные были, соседка заподозрила неладное, потому как, из трубы второй день дым не шёл, прибежала ко мне, вместе мы Полину и нашли. Я детей к себе забрала. Одной было два, другому три, вот они третий год со мной и живут, Нюра заплакала, перед глазами встали детки, обнимающие друг друга, голодные, холодные.
Ни на шаг не отходили они от Нюры, всё норовили ухватиться за подол, а уж если перепадало счастье залезть на руки, то они готовы были втиснуться во внутрь, как будто хотели спрятаться от горя. Первое время всё глазами искали маму, на каждый шорох бежали к двери, в окно смотрели с утра до вечера.
Сколько я проголосила, сколько молитв почитала, спала с ними, бывало свои ревновали, рёв поднимут, как увидят, что с Катей и Петром спать ложусь, один заплачет, второй подтянет, третий завоет, четвёртый закричит, пятый за компанию заорт, еле успокаивала.
Тогда решила на полу стелить, вот так посередине хаты и ложились спать. Не могла я их отдать, они ко мне быстро привыкли, по пятам за мной ходили, мамой стали звать. Как их отдать, как их предать? Не фашистская у меня душа, а материнская. Ну, что присмотришь?"
Егору стало так стыдно, перед ним стояла Нюра, маленькая, худенькая, казалось бы слабая, но такая сильная, такая честная, добрая, бесстрашная и он, хлюпик, решил спрятаться от себя, от людей. "Конечно присмотрю и помогу, и подскажу. Будь спокойна".
Провожали мамку без слез, так как Нюра нашла в себе силы смеяться, всё нахваливала и подбадривала детей. Егор приходил каждый день, он поражался старшим, насколько они были ответственными , серьёзными и трудолюбивыми. Около печки всегда лежали заранее приготовленные дрова, каждый день топили печь, варили картошку и жиденький кулеш, хлеба старший давал по кусочку, а в обед ставил самовар и заваривал душистую траву: медовицу и мяту.
Егор жил один и сам больше нуждался в общении, в поддержке, чем дети. Смех детей, их беготня, игры возвращали его в прошлую, счастливую жизнь. Он сам присоединялся к ним и превращался в ребёнка. Дети недоедали, похудели, но при этом находили силы, чтобы отказываться от харчей Егора, под предлогом, что не хотят так, как только что попили чай. А какой чай?
Просто пили заваренный кипяток вприкуску с маленьким сухариком! Тогда Егор со смехом, обнимал по очереди одной рукой детей и подталкивал к столу. Обычно это был хлеб без мякины, крынка молока, а иногда яйца. Кто его угощал, дети не спрашивали, они по-честному всё это делили и дрожащими руками быстро несли в рот.
Косоротый полицай свёл с их двора всю скотину, даже несчастного последнего петуха забрал. Хорошо, что Нюра на чердак успела спрятать муку, сало, масло и соль, но эти запасы давно закончились. Однажды Егора не было больше пяти дней. Фёдор заволновался и побежал его проведать Порог дома был заметен снегом и не было ни единого следа. На шестые сутки холодный, голодный, но счастливый Егор ввалился в дом с мешком за плечами.
Под недоумевающими взглядами ребятишек на стол выложил настоящий хлеб, масло, сало и большущие куски сахара. Увидев такие гостинцы, все замерли, наступила гробовая тишина, потом все содрогнулись от плача Дуси: "А наша мамка, наверное, голодная!" Егор пошёл на все хитрости, и соврал, сказал, что ей тоже передал.Сколько же было счастья в глазах детей, смеялись сквозь слезы, обнимали Егора, целовали.
Муж Нюры был очень строгим. Что у него творилось на душе никто не знал, на слова был скуп, а на поступки? А какие были поступки? Подарки никогда не дарил, ухаживать никогда не ухаживал, посмотрел, оценил, взвесил все за и против, засватал.
Вот и все объяснения в любви. Трудились вместе и наравне, за исключением строительства нового дома. Тогда, конечно, Якову досавалось больше всех. От брёвен и топора кожа сходила с плеч и с ладоней. Некогда было жену беречь и жалеть, сам еле мог сапоги снять, придя в полночь домой. Нюра родила троих деток друг за другом, думала: "Рожать-то рожаю, а справлюсь ли?
Ведь жизнь нескладная, тяжёлая, безрадостная. Муж молчалив, скуп на ласки, порой днями молчит, о чм он думает, кто знает? А ведь детям ласка нужна, внимание". А когда забрала чужих детей к себе, думала по-другому: "Ласки и внимания для всех хватит, доброе слово не трудно выронить, где трое, там и пятеро недалеко. Мужа уговорю, лишь бы только живым вернулся".
Похудевшая,уставшая, но счастливая Нюра открыла дверь в свой дом в полдень. Всё пятеро сидели за столом обедали, Егор сидел вместе с ними. Увидев маму, все подскочили, закричали от радости. Дуся как всегда заплакала от счастья.
Быстро маму усадили за стол, но вот незадача, варили картошку по счету, посмотрев в пустой чугунок, все, как будто от стыда наклонили головы. Нюра сказала, что бы она хотела , так это с мороза попить душистого мятного чая. Быстро поставили самовар, и когда он вскипел, то дети все разбежались кто куда. Через миг всё вернулись и каждый на ладони протягивал маме, припрятанный кусочек сахара, который Егор отщипал от больших кусков.
Всё как один держали дорогой гостинец, пусть кусочки были маленькими по размеру, но любовь к маме была безграничная, необъятная, такая же сладкая, как тот сахарок. Нюра смотрела на протянутые ладошки и заплакала. Егор смахнул слезу, подумал: "Какое счастье получить от детей любовь на ладошке. Вот и стоит жить ради таких детей, которых лишили детства, сытого стола, многих крова!"
Надо работать, подавать пример, помогать им преодолевать последствия войны. И, глядя на Нюру, которая работала на лесоповале в нечеловеческих условиях, но благодаря бесконечному терпению, трудолюбию, мужеству сохранила достоинство, совесть, доброе сердце, а главное любовь к детям, к жизни, Егор подумал: "Паршивый фашист, с кем же ты вздумал тягаться?!"
Автор
Наталья Артамонова