Всё будет хорошо!

Всё Будет Хорошо!
26 апреля 2022

СПЯЩИЙ КРАСАВЕЦ
Про дедушку Ленина я знал всё.
И как он баловался с детишками кипяточком. И как тягал бревно на субботнике, а Надежду Константиновну - в Разливе.
И про письмо молоком, и про всякое Шушенское. Всё знал.
И моя октябрятская звёздочка не тускнела.
Я нарочно слюнил её каждое утро, чтобы Екатерина Семеновна не называла меня засранцем.
- Врёшь, засранец! - любила повторять она. - Вон и звёздочка у тебя потускнела.
А у меня - не тускнела.
Когда папа сказал, что мы едем в Москву, я обрадовался.
- К дедушке Ленину! - запрыгал козликом.
- К дяде Срулю, - ответит папа.
Сруль меня сразил.
- Но я хочу к Ленину! - заупрямился я.
- Сперва к дяде, потом к дедушке, - успокоила мама.
- Пусть к дяде, только не к Срулю! - захныкал я, и мама потянула папу за локоть.
- При ребёнке зови его Израилем! - и тут же мне: - Поедем к Израилю, да?
Свет в моих очах померк.
Я завопил и, вцепившись руками в звёздочку, бросился наутёк, но материнские руки нежно ухватили меня за шиворот.
- Не поеду в Израиль! - бился я в истерике.
- Тихо-тихо! - затравленно озиралась мама. - Не в Израиль, а к дяде Срулю, в Москву.
- Хоть к Срулю, хоть куда, только не в Израиль!
Папа ушёл на кухню, откупорил бутылку, и мама на него не злилась.
Москва оказалась большой.
Дядя маленьким. Я стеснялся его имени и называл "дядя Дядя".
Вообще-то он был добрым. Угощал конфетами. Но я не брал. От мысли, что они побывали у Срули, меня подташнивало.
Однако разговаривать с ним, отвернувшись к стенке, я любил.
- Дядя Дядя, а где дедушка Ленин?.. А почему не в Смольном?! А Екатерина Семеновна говорила, что у него есть близнец - Партия... Дядя, а Партия девочка? А как же она близнец, у неё что, тоже борода?
Дядя, как и дедушка Ленин, знал несколько языков.
Когда я что-то рассказывал, он всегда посмеивался и называл Екатерину Семёновну "дрекенкопф", что по-древнегречески означало "классная руководительница".
- Давай уже отведём его в мавзолей! - вздыхала мама. - Ребёнок же просит!
- Зачем в мавзолей? Давай уж сразу в морг! - отвечал папа.
- А Екатерина Семеновна говорила, что Ленин живее всех живых! - встревал я в спор старших.
- Твоя Екатерина Семеновна, - цедил отец, - такая бл-большевичка со стажем. Она тебе расскажет, эта передовица!
- Да, - шмыгал я носом, - она на доске почёта.
- Во-во... И на доске, и под забором.
Тут мама, потянув папу за локоть, зашипела, и он сказал:
- Да идите вы... в мавзолей!
И мы вошли в метро.
На Красной Площади продавали мороженое - шоколадное эскимо.
"Мороженое и Ленин, - подумал я, - что ещё надо?".
Детское счастье незатейливо.
Папа встал за потной тёткой и сказал, поправляя на мне панамку:
- Хотел в мавзолей, вот и стой!
Мороженое капнуло мне на сандалик.
- Это за чулками? - всхлипнул я.
Мама говорила, что без чулок из Москвы не уедет.
- За Лениным, - сокрушённо вздохнул отец.
- А что, его можно купить?!
- Нет, только покататься.
Людская цепочка петляла, изгибалась, то сжимаясь пружиной, то вытягиваясь тонкой лентой. Конца ей не было. Мы топтались. Солнце палило.
- Есть у революции начало, нет у революции конца... - то и дело бормотал папа непонятное.
Периодически меня отводили в тень, поили и поливали из фляги.
- Может у Ленина обед? - предположил я.
- Сейчас проверим, - сказал папа. И, оставив маму, мы двинулись вдоль живого ручейка к мраморному кубическому домику.
- Пиво... - отирая лоб платочком, всё повторял отец. - Не одной бочки пива. А ещё Кремль называется!
От скуки я едва не проковырял в носу дырку. Секундная стрелка двигалась, минутная ползла, часовая прилипла. Два раза я терял сознание, три - ел мороженое, четыре - ходил в туалет, раз семь хныкал.
А потом со мной приключилась истерика.
- Пусть меня простит дедушка Ленин! - вопил я. - Пусть Екатерина Семеновна простит, но я хочу к дяде Срулю, в Израиль!
Люди стали оборачиваться.
Тётка, со словами:
- Я тут стояла! - ледоколом двинула вперёд, обставив нас на добрый десяток.
Мама, сделав отсутствующее лицо, тихо проговорила:
- Чей это ребёнок? Кто потерял ребёнка?!
А папа ощутимо врезал мне под попу.
"Ленин, так Ленин" - решил я, растёр кулаком сопли и затих.
Последние полчаса я проклевал носом, сидя у папы на "копках-баранках".
У мавзолея нас встретили мужчины в одинаковых серых костюмах. Они держали пальцы на губах и очень забавно шикали. Перед входом папа поставил меня на брусчатку и взял за руку.
- Кто эти дяди? - послюнив звёздочку, спросил я.
- Ленинцы.
- Верные?
- Вернее не бывает.
Пройдя тёмным коридором, мы скользнули за тяжёлую, душную гардину. Потянуло холодом. Ленинцы были повсюду. Тусклая подсветка, льющаяся откуда-то снизу, едва освещала щиколотки. Я то и дело спотыкался и, тычась лицом в чьи-то зады, наступал на ноги.
- Где же Ленин? - ежесекундно озирался я. - Где же...
И тут папа направил мою голову.
- Вот, - сказала он, - любуйся!
Больше я ничего не спрашивал.
- Он спит, да? - вжимаясь спиной в ствол акации, шмыгал я носом. Ответ меня страшил.
Папа кашлянул и строго посмотрел на маму.
- Говорил тебе, надо было сразу в морг!
- Да, он спит! - с вызовом проговорила мама.
- В хрустальном гробу? Он что: съел отравленное яблоко?
- Угу.
- А кто ему дал, ведьма?
- Фани Каплан.
- Фани?!!
На душе стало совсем гадко. Так звали мою бабушку.
- Так, может, его поцеловать? - спросил я с надеждой.
- Прекрасная идея! - ответила мама. - Видишь, какой ты хороший мальчик.
- Тогда я попрошу Екатерину Семеновну.
- Во-во, - скривился отец, - её разве что Ленин ещё... не целовал. Передовицу!
Эдуард Резник.
Из сборника рассказов "Из точки в точку"