Всё будет хорошо!

Всё Будет Хорошо!
1 декабря 2021

Он говорит со мной нежно

Я молча убирала посуду со стола. Складывала грязные тарелки в раковину осторожно, стараясь не шуметь. Константин, не глядя в мою сторону, продолжал пить чай, громко отхлебывая и причмокивая, всем своим видом демонстрируя о т в р а щ е н и е. И вдруг вилка выскользнула из моих рук и со звоном упала на пол.

— Курица б е з м о з г л а я, корова неуклюжая! — тут же взвился муж, будто только и ждал моей оплошности и теперь дал себе волю. — У других жены как жены, а у этой руки непонятно откуда растут.

Я инстинктивно сжалась. Костя вскочил, пнул ногой табуретку, которая с грохотом опрокинулась, стукнул кулаком по столу и вышел, хлопнув дверью.

К горлу подступила тошнота, под ложечкой засосало, затем появилась та же боль — она нарастала, медленно расползаясь по всему телу. Каждый раз после с к а н д а л а с мужем меня мучили невыносимые рези в желудке. В последнее время приступы участились.

Давно пора было сходить к врачу. Но Константин считал, что я просто притворяюсь, хочу его разжалобить, и не обращал внимания. А сама я, как только отпускало, забывала о боли, с головой погружаясь в повседневные хлопоты...

Мы прожили в браке больше тридцати лет, вырастили двух сыновей-близнецов. Мальчики уже женились и жили отдельно, а мы продолжали мучиться — и не вместе, и не порознь.

Константин считал себя главным в семье и был уверен, что всегда прав. Лучшее место положено ему, мужчине! Самый вкусный кусок — тоже... Когда родились Тиша и Гриша, муж воспринял это как посягательство на собственную свободу.

Не общался с ними и даже, казалось, не замечал. Лишь когда малыши плакали или шумели, играя, требовал, чтобы я «угомонила щенят». Было очень обидно, но я терпела. Зачем? И сама не знаю. Так уж повелось: он — главный, а я — никто.

Первые годы после свадьбы провели в доме Костиной матери, женщины деспотичной, но души не чаявшей в сыне. Меня она возненавидела с первой минуты и считала виновницей семейных неурядиц.

Чтобы лишний раз не ругаться, я старалась молчать, супруга жалела — ведь непросто ему между двух огней! Но потом, когда мы переехали в собственную квартиру (Косте на заводе выделили) и я стала вроде бы полноправной хозяйкой, он продолжал т е р р о р и з и р о в а т ь меня не меньше своей мамаши, по-прежнему не давал рта раскрыть.

Однако я и тут не жаловалась — смирилась. Душа как-то скукожилась, ссохлась, окаменела. Всегда считала: важно, что у детей есть отец, у меня — муж, а остальное уж как-нибудь.

Когда мальчикам исполнилось по шесть лет, Константин впервые взял их с собой на рыбалку — в мужскую полупьяную компанию. Я пыталась сопротивляться, но он грубо оттолкнул меня.

— Надо, чтобы мужиками росли, — заявил он тоном, не терпящим возражений. — Все, женщина, теперь твое место у кастрюль — я сам займусь воспитанием детей.

И занялся: в школе они со всеми дрались, пререкались с учителями. Став постарше, начали к у р и т ь и сквернословить. Урезонить Тишу и Гришу я не могла — как и их отец, меня мальчики ни в грош не ставили. Школу окончили с трудом. Правда, после армии немного остепенились, пошли работать и, слава богу, оба женились на хороших девушках.

Боль не утихала. Согнувшись, я выползла из кухни и с трудом добралась до дивана.

— Врача бы мне, — простонала я обессиленно.

— Ничего, не сдохнешь, — пробурчал супруг не отрываясь от экрана телевизора.

— А вдруг сдохну, — разозлилась я. — Что Тише и Грише скажешь?

Муж с минуту изучающе смотрел на меня, потом нехотя потянулся за телефоном и набрал номер. Скорая приехала на удивление быстро.

— Собирайтесь, — констатировал врач после пятиминутного осмотра. — Нужна операция.

Так я попала в больницу. Пребывание там показалось мне санаторием. Лежи себе, отдыхай, никто тебя не ругает, не издевается, врачи здоровьем интересуются, медсестры ухаживают...

И все бы хорошо, да только за две недели сыновья ко мне лишь раз наведались, а Константин и вовсе не появился. Зато в больнице я нашла себе друга — пациента из терапии, что этажом ниже.

Через три дня после операции уже подниматься начала — сначала по коридору топала, а затем и в больничный сад выходить стала. Там мы с ним и познакомились.

Василий оказался в д о в ц о м. Старше меня лет на десять, но выглядел хорошо. Очень симпатичный, и глаза за стеклами очков такие добрые! С ним было интересно: отставной полковник, многое в жизни повидал. Рассказывал мне о далеких городах, об интересных людях... Я слушала его, то смеясь, то удивляясь.

— Хорошо мне с вами, Валентина, светлая вы душа, — сказал как-то раз Василий.

— Это я с вами такая. Потому что вы такой... — смутилась я.

— Какой? — спросил он.

— А вот такой — особенный!

Через день к Василию приходила дочка – с множеством баночек, какими-то кулечками и обязательно с аккуратным букетиком цветов. Так вот этот букетик новый знакомый всегда дарил мне.

Когда первый раз протянул его со словами: «Это для вас, Валя», — я чуть в обморок не упала от волнения. Мне ведь цветов никто никогда не преподносил, ну разве только в далекой молодости.

И оттаяла душа моя рядом с этим человеком, тепла захотела, ласки. Привязалась я к Васе всем сердцем. Вскоре его выписали. Он с букетиком зашел в мою палату попрощаться.

— Спасибо вам огромное за слова добрые, за заботу. Мне вас будет очень не хватать, — я со слезами на глазах протянула мужчине руку.

Он уверенно пожал ее и, задержав в своей ладони и тихо произнес:

— Валентина, если вам понадобится помощь или просто захочется с кем-то поговорить, знайте — у вас есть друг. Я вот тут записал свой телефон и адрес, — и протянул сложенный пополам блокнотный листок.

Молоденькая медсестра, случайно подслушавшая наш разговор, хихикнула и прошептала:

— Ой, ну надо же! Им о душе думать пора, а они все о любви...

А чуть позже и я вернулась домой — одна, так за мной никто и не приехал.

Не успела порог переступить, как Константин брезгливо уставился на меня.

— Ну что, жива, курица? Подлатали? — вместо приветствия поинтересовался он. — Как раз вовремя: тебя тут работа ждет...

Я огляделась: всюду немытая посуда, пыль толстым слоем, в углу — пустые банки из-под пива, ванна завалена грязным бельем...

— Ну, шевелись, чего застыла? — грубо подтолкнул меня муж. — И пожрать приготовь! Я из-за тебя теперь одними пельменями питаюсь!

Прислонилась я к стене, прикрыла глаза и подумала: «Так больше продолжаться не может!» Снова к горлу подступала тошнота, под ложечкой засосало, тянущая боль медленно распускала свои щупальца... Ни слова не говоря, я вышла из квартиры, тихо прикрыв дверь...

***

Мы с Васенькой вместе.

Мне дали развод.

Константин ругался, угрожал, не хотел отпускать.

Тиша и Гриша недоумевали:

— Мать, что за блажь?

Вы ведь столько лет вместе?

Чем он лучше отца?

— Вася — особенный, — объясняла я сыновьям.

— Он говорит со мной нежно...