ОБО ВСЕМ

Обо Всем
25 ноября 2023

РИТМИЧЕСКАЯ ГИМНАСТИКА
или эротика 80-хххххх ))

Когда тебе пятнадцать, твои мысли не чисты и часты.
Какая учёба? Какие планы на будущее?..
Размножение — вот твоя единственная цель. Размножение без размножения!
А теперь представьте всё это в отсутствие интернета. То бишь - без вдохновения.
В восьмидесятых годах население уже плохо вдохновлялось лозунгами.
«Слава КПСС!» и «Решения съезда – в жизнь!» - к размножению, увы, не подталкивали.
Мужчины жаждали других кумиров – цветных и глянцевых.
А по рукам по-прежнему ходили всё те же - чёрно-белые, тысячу раз переснятые труженицы широкого тыла, чьи причёски во всех местах имели одинаковый объём и пышность.
Так что мне и моим сверстникам приходилось перебиваться: когда балетом, когда народными плясками, а когда и просто уроками физкультуры.
И вот, в восемьдесят четвёртом - случилось невообразимое. Коварный заокеанский враг, подкараулив трудовой народ, вонзил-таки в его натруженную спину отравленный кинжал империалистической заразы.
Да-да, никакая не перестройка и не Горбачёв, а Джейн Фонда со своей новомодной аэробикой развалила Советский Союз, ввергнув некогда великую державу в спортивно-музыкальную агонию.
Заморской чумой заразились все!
Крестьянки и работницы, перестав строчить, доить и намолачивать, принялись наперегонки впихивать себя в гетры и купальники. А крестьяне и рабочие, побросав станки с комбайнами, расселись перед телевизорами, в которых наряду с внеочередными пленумами ЦК стали транслировать «Ритмическую гимнастику».
Боже, сколько вдохновения она подарила нашему туго подрастающему поколению, сколько породила в нас нечистых помыслов.
Все эти нагибы, прогибы и прочие «гибы», отдавались в наших головах одним пульсирующим желанием: «вот бы... мне бы... где бы... ебы».
Первая часть гимнастики неизменно была - разминочной, вторая – интенсивной, и долгожданная третья – половой. То есть – переходящей к упражнениям в положении сидя и лёжа.
До четвёртой - расслабляющей доживали единицы. Большинство курило в форточку уже после третьей.
И вот, в такую сложную, энергически насыщенную, пульсирующую пору, ко мне обратилась моя взволнованная мама.
- Какой ты бледный и осунувшийся! – простонала она, с ужасом вглядываясь в моё измождённое лицо. – Эта гребля тебя доконает!..
Да-да, я занимался греблей. Но в тот момент, вместо «гребли», мне послышалось совсем другое слово.
- Какая ещё е-е... - забормотал я. - Ты о чём?!
- Я - о твоих нагрузках. Ну сколько можно? Брось ты это дело. Достаточно. Потренировался и хватит. Нельзя над собой столько измываться. В тебе, вон, уже кровинки не осталось.
И я покраснел так, что кровинка едва не хлынула из всех моих пор.
- Вместо этих своих тренировок занялся бы лучше ритмической гимнастикой, - продолжила мама.
И мне снова показалось, что я ослышался.
- Чем? – переспросил я.
- Ну, ЛФКа – это, как ритмическая гимнастика. У нас при поликлинике по вечерам проходят занятия.
- Ритмическая гимнастика?! – ахнул я. – С вот этими всеми нагибами и прогибами?
- Ну да, и не только...
- Да, конечно же, давай! – почти вскричал я. - Когда идти? Сейчас?!..
- Я же сказала тебе - вечером.
И я еле дотерпел.
За часы нервозного ожидания я перемерил весь шкаф, пересмотрелся во все зеркала, и замучил маму вопросами.
«А что там?.. А кто там?.. А как там?..» – сыпалось из меня, как из-под крупа гарцующей лошади.
Мама, демонстрируя недюжинное терпение, отвечала, что там прекрасные женщины, что они меня хорошо примут, что она уже обо всём договорилась, что мне наверняка там понравится и что я надоел ей хуже горькой редьки.
А ровно в девятнадцать тридцать я вошёл в пустой кабинет ЛФКа.
Занятие начиналось в восемь, и я решил немного размяться. Поприседал у шведской стенки, раз тридцать отжался, минут десять поиграл перед зеркалом бицепсами, трицепсами, лицом и бровями. И, наконец, скрестив руки на груди, застыл в ожидании, так мощно раздув грудную клетку, что едва не грохнулся в обморок от недостатка кислорода.
А когда в комнату, одна за другой, стали заходить: гетеры, нимфы, музы и наяды, я начал потихоньку сдуваться.
Они входили, а воздух из меня выходил.
Правда, бесшумно, однако я буквально на глазах превращался из мачо в «смарчо».
А входящие, подмигивая мне, восклицали:
"О, внучек!.. А ты что тут делаешь? Тоже больной?.. Ну становись, бедняга. Делай с нами, делай, как мы, делай лучше нас!».
И я оказался сзади, а гетеры с наядами спереди.
И они, соответственно, были обращены ко мне задами, а я к ним – полностью втянувшимся внутрь передом.
И когда Леонтьев запел: «А все бегут, бегут, бегут, бегут, а он горит!» - наяды тряхнули стариной, сединой и телесами, а я воспылал.
Уши мои горели, лицо пылало, я сгорал от стыда, кипел от гнева, плавился от отчаяния, и в голове моей волчком крутился надоедливый Леонтьевский вопрос: «Но почему, почему, почему?..».
Когда же начались нагибы и прогибы, и меня оглушил сухой, остеопорозный треск артритных суставов, я внезапно вспомнил своё сельское детство: бескрайние поля картофеля, непролазную грязь, лопаты, тяпки, платки, беззубые рты... И мне захотелось с матом лечь на маты, что я и проделал, перейдя к упражнениям в положение сидя и лёжа.
А потом мы все дружно начали выполнять «кошечку», под крики инструкторши: «Прогибайтесь сильнее!.. Почувствуйте, как расходятся кости таза», и у меня всё тут же разошлось и разбежалось.
И «кости», и глаза – в разные стороны.
И по мере раздвигания тазов, корыт и лоханей, полушария моего мозга тоже, видимо, на какой-то миг раздвинулись, зафиксировав на сетчатке ту жуткую картинку.
И сколько я потом её от себя не гнал – и ритмической гимнастикой, и глянцем, и даже настоящей греблей, она преследовала меня ещё долгие, долгие годы.
Да и сейчас, если хорошенько зажмуриться, нимфы те непременно всплывут и уволокут меня на своё илистое дно.

Эдуард Резник