ОБО ВСЕМ

Обо Всем
17 августа 2023

— Смотри, Лизаветочка, это жук! Какой отличный жук, прямо огромный такой! — научный журналист Ася Казанцева объясняет дочери мир, а нам всем, что ребенку необходима вербальная стимуляция для правильного формирования языковых паттернов.

— А это коровка. Коровка дает молоко и делает му-му.
— А тут у нас арбузик. Арбузик сладкий и прекрасно размазывается по лицу.
— А вон там собачка!

Я вспоминаю те времена, когда жила в Петербурге и гоняла в Финляндию обкатывать визы. Как-то раз я попала в автобус с женщиной, которая комментировала каждое происходящее событие и все детали окружающего мира. Женщина не замолкала все 6 часов, подробно объясняя собеседнице, что «ой, какие кресла удобные, водитель с усами, мимо машина смотри какая проехала».

Чтобы не сойти с ума, я решила про себя, что женщина рядом со мной немножко демиург, поэтому если она перестанет называть предметы, то они просто исчезнут. Они держатся в этой Вселенной только будучи названными, и так как мы, дураки такие, сидим в своих телефонах, то несчастной тетке приходится отрабатывать за всех нас.

«Вот к границе подъезжаем, там три грузовика, один зеленый, остальные белые…»

— Скорее всего у женщины дома маленький ребенок, вот и все. Я тоже иногда забываюсь и без Лизы начинаю вслух всё на свете комментировать.

Я вот считаю, что Ася всё на свете комментировать начала задолго до Лизы. У нее работа такая. По моему глубокому убеждению весь научпоп он именно про это — проговаривание известных человечеству (но не отдельным человекам) фактов с целью прибивания их к ткани реальности.

— Смотри, это нервная система, а вот тут гипоталамус, смешной какой. Это вот постганглионарный аксон, он выделяет вазоактивный интестинальный пептид, это коровка, она делает му-му…

Я, когда крыша особенно активно протекала, круглые сутки смотрела то Асю, то Тимонову, то Сапольски. КПТ-шники рекомендуют, когда накрывает паничкой, глубоко дышать и перечислять предметы. Когда паника растягивается на месяцы и годы, лучше, чтобы этим занимался кто-то еще, а то пальчик устает тыкать.

«Это самец шимпанзе, он помахивает веточкой, чтобы привлечь самку, но при этом смотрит в другую сторону, чтобы его не засек высокоранговый кто, потому что девочка явно не его уровня»

«Это кортизол, он вырабатывается у млекопитающих в ответ на стрессовую реакцию»

«Это огромная страна, каждый житель которой вырабатывает огромное количество кортизола в ответ на то, что эта страна творит»

«Это сотни тысяч людей, забивших на любые попытки построить хоть какой-то образ будущего, потому что у них его отобрали и растоптали с десяток раз, а с таким количеством кортизола думать млекопитающим вообще не свойственно»

«А это образ будущего уверенно ползет по полу, наплевав на то, что там кто думает, потому что образу будущего показали огромного и прямо-таки отличного жука…»

Чем больше называешь предметы, тем дальше уходишь от зацикленности на себе, своих эмоциях и болях. Камера отъезжает от кричащего в небо человека и показывает мост, на котором стоит человек, реку, через которую мост перекинут, город, через который течет река… И пусть человеку и кажется, что все кончено и небо упало на землю, но чем дальше мы от человека и его крика, тем явственнее мы видим, что мост никуда не рухнул и река течет все туда же, куда текла.

И дело не в том, что крика не существует или человек не важен. Важен и существует. Но так же важен и столько же существует, сколько и всё остальное.

Боль и ужас всегда пытаются заполнить все доступное пространство, скрыть от взора все остальные предметы, заставить их перестать существовать. Нет никакого города, нет реки, да и моста тоже нет. Есть только крик, всепобеждающая боль. Как на картине Мунка, только без цвета и оттенков.

Этой болью захлебываешься, в ужасе тонешь, как в ледяной воде.

А потом появляется демиург в виде располневшей женщины за пятьдесят, которая плюхается рядом с тобой в кресло и кропотливо пришивает реальность обратно к ткани бытия: «вот машина проехала, красная. Вот ребенок играет с мячом. Вот мужик с усами…»

Вот август, за ним будет сентябрь. Вот яблоки, они растут на яблоне. Вот дети, они вырастут и будут делать такие же молодые глупости, что и мы когда-то. Вот родители, они неизбежно умрут. Вот ореховое дерево, по нему бегают белки. Вот ты, раньше срока поседевший. Ты тоже умрешь, но еще не скоро. Вот смерть, она всех делает равными. Вот жизнь, и каждый ее проживает по-разному.

Глубокий вдох. Длинный выдох.
И любая паника отступает.