ОБО ВСЕМ

Обо Всем
9 октября 2022

Дельфин, который любил меня: финансируемый НАСА проект, который пошёл не по плану

В 1960–х годах Маргарет Ловатт участвовала в проекте по общению с дельфинами, финансируемом НАСА. Вскоре она жила с "Питером" 24 часа в сутки в переоборудованном доме. Кристофер Райли рассказывает об эксперименте, который трагически провалился.

Как и большинство детей, Маргарет Хоу Ловатт выросла наВ 1960–х годах Маргарет Ловатт участвовала в проекте по общению с дельфинами, финансируемом НАСА. Вскоре она жила с "Питером" 24 часа в сутки в переоборудованном доме. Кристофер Райли рассказывает об эксперименте, который трагически провалился.

Как и большинство детей, Маргарет Хоу Ловатт выросла на историях о говорящих животных. "Была одна книга, которую мне подарила мама, под названием "Мисс Келли", — вспоминает она с блеском в глазах. "Это была история о кошке, которая могла говорить и понимать людей, и меня просто поразило, что, возможно, такая возможность существует".

В отличие от большинства детей, Ловатт не оставила эти сказки о говорящих животных позади, когда выросла. В возрасте 20 лет, живя на карибском острове Сент–Томас, они приобрели для неё новое значение. На Рождество 1963 года её шурин упомянул о секретной лаборатории в восточной части острова, где работали с дельфинами. Она решила посетить лабораторию в начале следующего года. "Мне было любопытно", — вспоминает Ловатт. "Я поехала туда, спустилась по грязному холму, а внизу был утёс с большим белым зданием".

Ловатт встретил высокий мужчина со взъерошенными волосами, в расстёгнутой рубашке с сигаретой. Его звали Грегори Бейтсон, великий интеллектуал XX века и директор лаборатории. "Зачем вы сюда приехали?" — спросил он Ловатт.

"Ну, я слышала, что у вас есть дельфины, — ответила она, — и я решила прийти и посмотреть, не могу ли я чем–нибудь помочь..." Не привыкший к визитам без предупреждения и впечатлённый её смелостью, Бейтсон пригласил её познакомиться с животными и попросил понаблюдать за ними некоторое время и записать то, что она увидит. Несмотря на отсутствие научной подготовки, Ловатт оказалась интуитивным наблюдателем за поведением животных, и Бейтсон сказал ей, что она может приходить, когда захочет.

"Там было три дельфина", — вспоминает Ловатт. "Питер, Памела и Сисси. Сисси была самой большой. Напористая, громкая, она как бы управляла шоу. Памела была очень пугливой и боязливой. А Питер был молодым парнем. Он был совершеннолетним в половом плане и немного непослушным".

Верхние этажи лаборатории нависали над морским бассейном, в котором содержались животные. Он очищался приливом через отверстия в каждом конце. Лаборатория была разработана для сближения людей и дельфинов и была детищем американского нейробиолога, доктора Джона Лилли. Здесь Лилли надеялся общаться с этими существами, развивая их способность издавать человекоподобные звуки через дыхательные отверстия.

Лилли заинтересовался общением с китообразными после того, как в 1949 году столкнулся лицом к лицу с выбросившимся на берег китом–лоцманом на побережье недалеко от своего дома в Массачусетсе. Молодой медик не мог поверить в размер мозга животного и начал представлять, насколько разумным должно было быть это существо, объясняет Грэм Бернетт, профессор истории науки в Принстоне и автор книги "Звучание кита". "Вы говорите о том времени в науке, когда все думали о корреляции между размером мозга и тем, что мозг может делать. И в этот период исследователи думали так: "Вау... большой мозг... круто!""

В последующие годы Джон Лилли и его первая жена Мэри при любой возможности брали в аренду парусники и совершали круизы по Карибскому бассейну в поисках других крупных морских млекопитающих для наблюдения. Именно во время такой поездки в конце 1950–х годов Лилли наткнулись на Морские Студии в Майами — первое место, где в неволе содержали бутылконосого дельфина.

До этого времени рыбаки на восточном побережье Америки, которые напрямую конкурировали с дельфинами за рыбу, считали этих животных паразитами. "В большинстве мореходных городов США их называли "селёдочными свиньями", — говорит Бернетт. Но здесь, в аквариумах Морских Студий, дельфины демонстрировали свой игривый характер, а их способность быстро обучаться трюкам не позволяла испытывать к ним неприязнь".

Здесь Лилли впервые получил возможность изучать мозг живых дельфинов, картируя кору их головного мозга с помощью тонких зондов, которые он изначально разработал для работы над мозгом макак–резусов. Дельфинов невозможно усыпить, так как они перестают дышать под наркозом, поэтому работа по картированию мозга была непростой как для животных, так и для учёных, и исследования не всегда заканчивались удачно для морских млекопитающих. Но однажды, в 1957 году, исследования пошли по другому пути, который навсегда изменил их с Мэри жизнь.

В возрасте 97 лет, Мэри все ещё хорошо помнит тот день. Я вошла в операционную и услышала, как Джон говорит, а дельфин повторяет: "Ух... ух... ух", как Джон, а потом Элис, его ассистентка, отвечает ему высоким тоном, а дельфин подражает её голосу. Я спустилась туда, где они работали, и рассказала им, что происходит, они были очень удивлены".

Возможно, рассуждал Джон, такое поведение свидетельствует о стремлении дельфинов общаться с окружающими их людьми. Если это так, то перед нами открывались новые захватывающие возможности для межвидового общения. В 1961 году Лилли опубликовал свою теорию в книге под названием "Человек и дельфин". Идея говорящих дельфинов, желающих что–то рассказать нам, захватила воображение публики, и книга стала бестселлером.

Книга "Человек и дельфин" экстраполировала первоначальные наблюдения Мэри Лилли за дельфинами, подражающими человеческим голосам, на обучение их английскому языку и, в конечном итоге, на создание кафедры китообразных в Организации Объединённых Наций, где все морские млекопитающие могли бы принимать участие в мировых делах, расширяя наши взгляды на все — от науки до истории, экономики и текущих событий.

Теория Лилли имела особое значение для другой группы учёных — астрономов. "Я прочитал его книгу и был очень впечатлён", — говорит Фрэнк Дрейк, который только завершил первый эксперимент по обнаружению сигналов внеземных цивилизаций с помощью радиотелескопа в Грин–Бэнк в Западной Вирджинии. "Это была очень захватывающая книга, потому что в ней были новые идеи о существах, таких же разумных и сложных, как мы, но живущих в совершенно иной среде". Он сразу же увидел параллели с работой Лилли, "потому что мы [оба] хотели понять как можно больше о проблемах общения с другими разумными видами". Этот интерес помог Лилли получить финансовую поддержку от НАСА и других правительственных агентств, и в 1963 году Лилли открыл свою новую лабораторию на Карибах с целью наладить более тесные отношения между человеком и дельфином.

Через несколько месяцев после этого, в начале 1964 года, приехала Ловатт. Благодаря своей природной эмпатии она быстро нашла общий язык с тремя животными и, стремясь воплотить в жизнь идею Джона Лилли о создании моста межвидового общения, с головой окунулась в его работу, проводя как можно больше времени с дельфинами и выполняя программу ежедневных занятий, чтобы побудить их издавать звуки, похожие на человеческие. Пока директор лаборатории Грегори Бейтсон сосредоточился на общении между животными, Ловатт осталась одна, чтобы осуществить мечту Лилли — научить дельфинов говорить по–английски. Но даже в таком ультрасовременном учреждении, как Дом дельфинов, барьеры оставались. "Каждый вечер мы все садились в свои машины, опускали дверь гаража и уезжали", — вспоминает Ловатт. "И я думала: ну вот, этот большой мозг всю ночь плавает вокруг. Меня поразило, что все продолжали уезжать, и я подумала, что это неправильно".

Ловатт рассудила, что если бы она могла жить с дельфином круглосуточно, воспитывая в нём интерес к изданию звуков, похожих на человеческие, как мать учит ребёнка говорить, они бы добились большего успеха. "Возможно, это было потому, что я жила так близко к лаборатории. Все казалось таким простым. Зачем мешать воде?" — говорит она. "Поэтому я сказала Джону Лилли: Я хочу все заштукатурить и наполнить это место водой. Я хочу здесь жить".

Радикальность идеи Ловатт понравилась Лилли, и он пошёл на это. Она начала полностью гидроизолировать верхние этажи лаборатории, так что она могла фактически затопить внутренние помещения и открытый балкон водой на пару футов. Это позволило бы дельфину комфортно жить в здании вместе с ней в течение трёх месяцев.

Для своего эксперимента Ловатт выбрала молодого самца дельфина по имени Питер. "Я решила работать с Питером, потому что он не проходил ранее звукового обучения, а двое других проходили", — объясняет она. Ловатт пыталась жить с ним в изоляции шесть дней в неделю, спать на импровизированной кровати на платформе лифта в центре комнаты и заниматься бумажной работой на столе, подвешенном к потолку и висящем над водой. На седьмой день Питер возвращался в морской бассейн внизу, чтобы провести время с двумя самками дельфинов в лаборатории — Памелой и Сисси.

К лету 1965 года домашний дельфинарий Ловатт был готов к использованию. Лежа в постели в окружении воды в ту первую ночь и слушая журчание насосов, она вспоминает, что задавалась вопросом, что она делает. "Люди ужинали или что–то ещё, а я здесь. Лунный свет отражается в воде, этот плавник и этот яркий глаз смотрят на тебя, и я подумала: "Вау, почему я здесь?" Но потом вернувшись к этому, мне никогда не приходило в голову не делать всего этого. Все, что я там делала, это пыталась выяснить, что делает Питер и что мы можем сделать вместе. В этом был весь смысл, и никто дугой этого не делал".

Аудиозаписи прогресса Ловатт, тщательно заархивированные на четвертьдюймовых кассетах того времени, передают энергию, которую Ловатт привнесла в эксперимент: она упорно документировала прогресс Питера своими ежедневными уроками и неоднократно поощряла его приветствовать её фразой "Привет, Маргарет". ""М" было очень трудным", — вспоминает она. "Моё имя. Здравствуй, Маргарет. Я работала над звуком "М", и в конце концов он перевернулся, чтобы пропустить его через воду. Он так усердно работал над этим "М".

Однако для Ловатт часто самыми продуктивными были не формальные уроки речи. Именно совместное времяпрепровождение больше всего учило её тому, что заставляло Питера работать. "Когда нам нечего было делать, мы делали больше всего", — размышляет она. "Он очень, очень интересовался моей анатомией. Если я сидела здесь, а мои ноги были в воде, он подходил и долго смотрел на заднюю часть моего колена. Он хотел знать, как эта штука работает, и я была так очарована этим".

Карл Саган, один из молодых астрономов в Грин–Бэнк, нанёс визит, чтобы доложить Фрэнку Дрейку о ходе работы. "Мы решили, что важно, чтобы дельфины научили нас "дельфиньему языку", если таковой существует", — вспоминает Дрейк. "Например, мы предложили двум дельфинам в каждом аквариуме не видеть друг друга — и научить одного дельфина процедуре получения пищи — а затем посмотреть, сможет ли он рассказать другому дельфину, как сделать то же самое в своём аквариуме. Это был действительно главный эксперимент, который нужно было провести, но Лилли, похоже, так и не смог этого сделать".

Вместо этого он посоветовал Ловатт продолжить обучение Питера английскому языку. Но что–то мешало занятиям. "У дельфинов бывают сексуальные желания", — говорит ветеринар Энди Уильямсон, который следил за здоровьем животных в Доме дельфинов. "Я уверен, что у Питера было много мыслей на этот счёт".

"Питеру нравилось быть со мной", — объясняет Ловатт. "Он тёрся о моё колено, или о мою ногу, или о мою руку. И сначала я спускала его вниз к девочкам", — говорит она. Но транспортировка Питера вниз оказалась настолько мешающей занятиям, что, столкнувшись с его частыми возбуждениями, Ловатт показалось, что проще самой снимать его позывы вручную.

"Я разрешила это", — говорит она. "Мне не было неприятно, пока это не было грубо. Это просто становилось частью происходящего, как зуд — просто избавиться от него, почесать и двигаться дальше". Так всё и происходило. Это не было приватным. Люди могли наблюдать за этим".

Для Ловатт это была совершенная вещь, которая всегда выполнялась с большим уважением. "Питер был рядом, и он знал, что я рядом", — продолжает она. "С моей стороны это не было сексуально. Возможно, чувственно. Мне показалось, что это сделало нашу связь более тесной. Не из–за сексуальной активности, а из–за отсутствия необходимости постоянно разрываться. И это действительно всё, что было. Я была там, чтобы узнать Питера. Это была часть Питера".

Какими бы невинными они ни были, сексуальные контакты Ловатт с Питером в конечном итоге затмили весь эксперимент, когда в конце 1970–х годов в журнале Хастлер появилась статья о них. "Я никогда даже не слышала о Хастлер", — говорит Ловатт. "Думаю, в то время на острове было два магазина журналов. И я пошла в один из них, посмотрела и нашла эту историю с моим именем и Питером, а также рисунок".

Ловатт скупила все экземпляры, которые смогла найти, но история оказалась на свободе и продолжает циркулировать в сети по сей день. "Это немного неудобно", — признает она. "Самый худший эксперимент в мире, я где–то читала — это я и Питер. Это прекрасно, я не возражаю. Но это не было ни целью, ни результатом. Так что я просто не обращаю на это внимания".

Что–то ещё начало прерывать исследование. Лилли занимался исследованиями изменяющих сознание свойств наркотика ЛСД с начала 1960–х годов. Жена Ивана Торса, продюсера фильма о дельфине Флиппере, впервые познакомила его с этим наркотиком на вечеринке в Голливуде. "Джон и Иван Торс были очень хорошими друзьями", — говорит Рик О'Барри из Проекта Дельфин (организация, цель которой — остановить убийство и эксплуатацию дельфинов во всем мире) и друг Лилли в то время. "Иван финансировал некоторые работы на острове Сент–Томас. Я видел, как Джон прошёл путь от учёного в белом халате до настоящего хиппи", — вспоминает он.

Для актёра Джеффа Бриджеса, которого познакомил с Лилли его отец Ллойд, самоэксперименты Лилли с ЛСД были просто частью его сущности. "Джон Лилли был прежде всего исследователем мозга и разума, а также всех тех наркотиков, которые расширяют наше сознание", — размышляет Бриджес. "Не так уж много людей с его опытом и научным образованием занимались подобной работой".

В 1960–х годах американское правительство выдало лицензию на исследование ЛСД небольшому числу нейробиологов, таких как Джон Лилли, убедив их в том, что наркотик обладает лечебными свойствами, которые можно использовать для лечения пациентов с психическими расстройствами. В рамках этих исследований препарат иногда вводили животным, и Лилли использовал его на своих дельфинах с 1964 года, интересуясь, как он на них повлияет.

К досаде Лилли, ничего не произошло. Несмотря на различные попытки заставить дельфинов реагировать на наркотик, он не оказывал на них никакого эффекта, вспоминает Ловатт. "Разные виды животных по–разному реагируют на различные фармацевтические препараты", — объясняет ветеринар Энди Уильямсон. Транквилизатор, предназначенный для лошадей, может вызвать у собаки состояние возбуждения". Игра с фармацевтикой — дело, мягко говоря, непростое".

Инъекции ЛСД дельфинам не понравились Ловатт, и она настояла на том, чтобы препарат не давали Питеру, на что Лилли согласился. Но это была его лаборатория, и это были его животные, вспоминает она. И как молодая женщина в возрасте 20 лет она чувствовала себя бессильной помешать ему дать ЛСД двум другим дельфинам.

Пока Лилли продолжал экспериментировать с наркотиком, Ловатт упорно продолжала уроки вокализации Питера и неуклонно сближалась с ним. "Эти отношения, связанные с необходимостью быть вместе, превратились в то, что мне действительно стало нравиться быть вместе, и я хотела быть вместе, и скучала по нему, когда его не было рядом", — размышляет она. "У меня была очень близкие отношения с дельфином — я даже не могу сказать "дельфин" — с Питером".

К осени 1966 года интерес Лилли к эксперименту с говорящим дельфином угас. "В этом не было столько пыла, который был у ЛСД в то время", — вспоминает Ловатт об отношении Лилли к её успехам с Питером. "И в конце концов пыл победил".

Бесцеремонное отношение Лилли к благополучию дельфинов в конечном итоге стало его гибелью, оттолкнув от него директора лаборатории Грегори Бейтсона и в конечном итоге приведя к сокращению финансирования. Как раз в тот момент, когда заканчивался шестимесячный эксперимент Ловатта и Питера, было объявлено, что лаборатория будет закрыта.

Без финансирования судьба дельфинов оказалась под вопросом. "Я не могла оставить Питера у себя", — с тоской говорит Ловатт. "Если бы он был кошкой или собакой, тогда возможно. Но не дельфином". Новая работа Ловатта вскоре превратилась в вывод лаборатории из эксплуатации, и она подготовилась к отправке дельфинов в другую лабораторию Лилли, расположенную в заброшенном здании банка в Майами. Это было далеко от относительной свободы и комфортной обстановки в Доме дельфинов.

В лаборатории в Майами, содержась в неволе в небольших аквариумах с малым количеством солнечного света или вообще без него, Питер быстро хворал, и через несколько недель Ловатт получила новости.

"Мне позвонил Джон Лилли", — вспоминает она. "Джон сам позвонил мне, чтобы сообщить об этом. Он сказал, что Питер покончил жизнь самоубийством".

Рик О'Барри подтверждает использование этого слова. "Дельфины не дышат автоматически, как мы", — объясняет он. "Каждый вдох — это сознательное усилие. Если жизнь становится слишком невыносимой, дельфины просто делают вдох и опускаются на дно. Они не делают следующего выдоха". Энди Уильямсон считает, что причиной смерти Питера стало разбитое сердце, вызванное разлукой с Ловатт, которую он не понимал. "Маргарет могла рационально объяснить это, но когда она ушла, смог ли Питер? Вот любовь всей его жизни ушла".

"Я не была ужасно несчастна из–за этого", — объясняет Ловатт, спустя 50 лет. "Я была больше недовольна тем, что он находился в тех условиях [в лаборатории Майами], чем тем, что его вообще не было. Никто не собирался беспокоить Питера, ему не было больно, он не стал несчастным, его просто не было. И это было нормально. Странно, но так оно и было".

В последующие десятилетия Джон Лилли продолжал изучать общение между дельфинами и людьми, исследуя другие способы коммуникации с ними — некоторые из них были причудливо мистическими, используя телепатию, а некоторые — более научными, используя музыкальные тона. Никто больше никогда не пытался научить дельфинов говорить по–английски.

Вместо этого исследования сместились в сторону лучшего понимания собственных языков других видов. В институте SETI (Search for Extraterrestrial Intelligence), основанном Фрэнком Дрейком для продолжения его работы по изучению жизни за пределами Земли, коллега Дрейка Лоранс Дойл попытался количественно оценить сложность языка животных здесь, на нашей родной планете.

"До сих пор существует предубеждение, что человеческий язык по качеству намного превосходит языки других видов", — говорит Дойл. "Но, изучая сложность связи сигналов дельфинов друг с другом, мы обнаружили, что они определённо обладают очень высоким коммуникативным интеллектом. Я думаю, что главным открытием Лилли было то, насколько умны дельфины на самом деле".

Маргарет Хоу Ловатт осталась на острове, выйдя замуж за фотографа, который запечатлел эксперимент. Вместе они вернулись в Дом дельфинов, со временем превратив его в семейный дом, где они воспитали трёх дочерей. "Это было хорошее место", — вспоминает она. "В этом здании все время царило хорошее настроение".

За прошедшие годы дом пришел в запустение, но амбициозность того, что там происходило, всё ещё помнят. "На протяжении многих лет я получала письма от людей, которые сами работают с дельфинами", — вспоминает она. "Они часто пишут такие вещи, как: "Когда мне было семь лет, я прочитала о том, как вы живёте с дельфином, и это стало для меня началом всего"".

Питер — это их "мисс Келли", объясняет она, вспоминая свою собственную детскую книгу о говорящих животных. "Мисс Келли вдохновила меня. И в свою очередь идея моей жизни с дельфином вдохновила других. Это весело. Мне это нравится".

Кристофер Райли. Продюсер и режиссёр фильма "Девушка, которая разговаривала с дельфинами".