ОБО ВСЕМ

Обо Всем
5 декабря 2017

Человеческие особи делятся на женские и мужские. Кажется, всё понятно. Вот женщины, а вот мужчины. Но не всё так просто, как кажется. Женщины подразделяются на женщин и на… очень женщин. Не согласны?

Почему же тогда одним из нас очень важно быть уверенными в своей красоте и неотразимости. Причём, в любой ситуации: будь то выход «в свет» или на работу, вынос мусора или рядовой поход в магазин. А другим уютно в их тихом мирке в удобной неброской одежде, с «конским» хвостиком сереньких волос, с сумками, не знающими, что такое косметичка, с полочками в ванной, никогда не видевшими тюбиков с кремами всяких фасонов и форм. Их не волнуют разговоры о «правильной пище». Правильная пища для них «вкусная и сытная», а без мяса с картошкой и еда не еда…

Волей судьбы я оказалась в областной больнице. Несчастная и измученная направлялась на медсестринский пост, узнать в какой палате мне предстоит провести несколько мучительных дней. Возле одной из палат стояла худенькая невысокая женщина в ярком красивом халате, её светлые крашеные волосы, уложенные в аккуратную высокую причёску и лицо с ярким макияжем, невольно привлекли моё внимание. Она смотрелась как какое-то инородное тело на фоне невзрачных больничных стен и бледных пациентов, устало бредущих по коридору.

Проходя мимо женщины, я подумала: «Ждёт кого-то, что ли? Намарафетилась, как...»

Узнав у медсестры номер палаты, отправилась искать место проживания. Меня ожидала палата, возле которой видела яркую женщину. Сейчас её не было на посту.

Войдя в палату, я сразу увидела её. Она сидела на кровати, а вокруг сгрудились женщины, о чём-то беседуя с ней. Поздоровавшись, я принялась обживаться на кровати, ставшей моей личной «комнатой» на несколько больничных дней.

Странно, в обычной жизни для комфорта нам требуется множество различных вещей и личное пространство, но попадая в больницу, довольствуемся кроватью и тумбочкой и, как ни странно, быстро обживаемся…

Занятая мыслями о своём недуге, жалея себя, я с неприязнью поглядывала в сторону размалёванной дамы, удивляясь её желанию привлекать к себе внимание в этой обители страданий.

Минут через десять дверь палаты открылась, вошла медсестра, держа в руках больничную рубашку яркого зеленого цвета.
- Пора! – подойдя к яркой блондинке, произнесла она, отдавая ей рубашку.
Блондинка, охнув, прижала руки к накрашенному рту.
- Держись, Леночка! Всё будет хорошо! – принялись напутствовать её соседки по палате.
Лена быстро сбросила с себя халат, набросила зелёную рубашку. Две медсестры вкатили в палату каталку, уложили на нее женщину и, легко маневрируя громоздкой техникой, удалились.

Забыв о своих переживаниях, я с волнением смотрела на закрывшуюся дверь.
- Увезли Леночку, - прошептала женщина, лежащая на соседней кровати.
- А что с ней? - шёпотом спросила я.
- Почку удалять повезли.

Мои глаза, несколько дней прищуренные от постоянной почечной колики, распахнулись.
- Почку?
- Да, - вздохнув, утвердительно ответила женщина, - собирала яблоки, захотела достать те, что высоко на дереве, забралась на него, не удержалась, свалилась на землю, ударилась очень. Несколько дней в своём городе в больнице лежала, два дня назад привезли сюда, совсем плохая была. Врачи сказали, что почку не удастся спасти, надо удалять. Боится очень, думает, что умрёт. Вчера плакала весь день. Потом вышла из палаты. Думали всё: куда пошла? Оказывается, к врачу ходила, уговорила, чтобы разрешил накрашенной в операционной появиться. Разрешил вот. Хотя запрещено ведь. Это её немного успокоило. Понимаете, боится, что умрёт, но еще больше боится, что некрасивая будет лежать, когда с ней прощаться будут. Утром, как проснулась, принялась марафет наводить: причесалась, накрасилась. Мы её, как могли, поддерживали.

- Ну и ну! - только и смогла ответить я, невольно устыдившись своего горя, и удивляясь силе этой хрупкой женщины.

Прошло томительных два часа. Наконец дверь палаты раскрылась и каталку, с лежащей на ней Леной, подкатили к её кровати. Быстро и умело переложив женщину на кровать, медсестры удалились, предварительно предупредив всех, чтобы воды прооперированной не давали, а только губы смачивали.

Минут двадцать Лена лежала тихо, даже безмятежно. Она была похожа на королеву. Копна светлых крашеных волос, собранных в высокую прическу, густые накрашенные черные ресницы, легкий румянец, яркие губы сотворили чудо. Он не была похожа на человека, только что потерявшего почку. Казалось, спит женщина, вернувшаяся с банкета.

Неожиданно мне в голову пришла мысль: «А ведь если бы с ней случилось непоправимое, она действительно выглядела бы красавицей в тот ужасный час». А потом посетила меня вторая мысль: «Смогла бы я думать о красоте в подобной ситуации?» Зная себя, думаю, что нет. Хотя всегда привожу себя в порядок, если приходится выйти во двор вынести мусор.

Придя в себя, радуясь подаренной возможности жить, Лена несколько дней тешила нас рассказами о своей нелегкой, даже тяжелой женской доле. Рассказы Лены, повествующие о грустных, невесёлых событиях её бытия, были пронизаны тонким юмором и самоиронией, заставляли нас громко смеяться, забыв о горестях и печалях.

Прошло несколько лет с тех пор. Я не помню лиц соседок по палате. Помню только Лену.